Техника и вооружение 2013 08 - Коллектив авторов - Страница 11

Первый аспект носит, казалось бы, технический характер, а на поверку оказывается ни много ни мало общественно-политическим. В ТТТ для нового орудия указывался клиновый затвор (благо заряд в металлической гильзе допускал его использование), а М-30 получила «старомодный» поршневой. А.Б. Широкорад кратко упоминает, что никто из заводов не захотел связываться с выпуском клинового полуавтоматического затвора. Более точно, не было желания у руководства и сотрудников КБ этих заводов. А причиной тому стал тот факт, что имелись проблемы с работой полуавтоматики клинового затвора у ряда 76-мм пушек с большим углом возвышения, в частности — у полууниверсальной Ф-22 и прототипов будущей горной пушки обр. 1938 г. Опыта в изготовлении этих механизмов для более крупнокалиберных систем было еще меньше. Любой завод мог столкнуться с их ненадежной работой, причем не только у опытных образцов, где это хоть как-то можно было объяснить, но и у серийных орудий. Кроме того, валовое производство, как правило, отличается большим процентом брака, чем опытное, где трудятся самые высококвалифицированные рабочие и инженеры. Отказы уже поставленных в войска систем были чреваты весьма нехорошими последствиями (в духе того времени) с обвинениями в саботаже и вредительстве.

В 1937–1938 гг. по всем конструкторским коллективам прокатилась волна репрессий, и поломки опытных образцов вооружения не проходили бесследно. Достаточно вспомнить, как в ноябре 1936 г. был арестован и осужден на 5 лет лишения свободы начальник опытного КБ Мотовилихинского завода Б.А. Бергер, аналогичная участь постигла ведущего конструктора 152-мм гаубицы-пушки МЛ-15 А.А. Плоскирева. После такого понятно стремление разработчиков использовать уже проверенный и отлаженный в производстве поршневой затвор, чтобы избежать возможных обвинений во вредительстве в случае возникновения проблем с его конструкцией клинового типа.

У первых опытных образцов М-30 и поршневой затвор работал не лучшим образом из-за неправильно сделанных гильз с диаметром, большим диаметра каморы. Но после подачи кондиционных гильз ситуация нормализовалась. Максимальная скорострельность же с ним была вполне удовлетворительной — 5–6 выстр./мин. Это не так уж плохо по сравнению с аналогичной характеристикой легкой немецкой 105-мм гаубицы le.FH.18 с горизонтальным клиновым затвором-6-8 выстр./мин. А во многих случаях такой темп огня и вовсе не рекомендуется, поскольку он приводит к быстрому износу ствола и падению точности стрельбы.

Вторым важным обстоятельством является собственно выбор М-30 из трех представленных АУ 122-мм опытных гаубиц — разработки Уральского машиностроительного завода («Уралмаш», г. Свердловск, ныне УЗТМ), завода № 172 им. В.М. Молотова («Мотовилиха», г. Пермь) и завода № 92 (г. Горький, ныне «Нижегородский машиностроительный завод»). И если система У-2 разработки «Уралмаша» объективно уступала по своим баллистическим характеристикам М-30, то вопрос о том, почему последней отдали предпочтение перед горьковской гаубицей Ф-25 конструкции Василия Гавриловича Грабина, является открытым. А.Б. Широкорад в своем труде о жизни В.Г. Грабина выдвигает в связи с этим следующие тезисы:

— системы Ф-25 и М-30 обладали равной баллистикой, исходя из одинаковых длин стволов и объемов зарядных камор; первая имела большие углы горизонтальной и вертикальной наводки;

— Ф-25 демонстрировала однозначно лучшую мобильность в свете меньшей массы, что в известной степени было достигнуто использованием модифицированного лафета от 76-мм пушки Ф-22 и ствольной группы с дульным тормозом;

— на том же лафете проектировалась 95-мм пушка Ф-28, дуплекс из нее и Ф-25 мог стать лучшим в своем классе;

— увлечение В.Г. Грабиным разработкой 107-мм артиллерийских систем остановило доводку Ф-25 и Ф-28, а руководство настояло на запуске в валовое производство на заводе № 92, где он работал, именно М-30, посему потребовалось еще и отвлечение сил на доводку и организацию выпуска последней.

122-мм гаубица М-30.