Марианна и неизвестный из Тосканы - Бенцони Жюльетта - Страница 48

• Предыдущая
• 48/78
• Следующая

— Все-таки поезжайте! Он по-прежнему любит вас!

— Может быть, но я не хочу сейчас пытаться получить доказательство этой любви. Я слишком боюсь… сделать еще одну ошибку. Нет, Аркадиус, пусть он проводит свой медовый месяц… пусть путешествует по провинциям Севера. После его возвращения, может быть… Поглядим, как пойдут дела, и… окажем доверие Никола Малеруссу. Его ненависть слишком велика, чтобы не быть действенной. Вы правы, говоря, что перед подобной Немезидой лорд Кранмер в постоянной опасности.

Марианна со вздохом встала, рассеянно оттолкнула ногой осколки севрского кофейника и направилась к зеркалу.

Лицо ее было бледно, щеки ввалились, но взгляд вновь обрел уверенность. Борьба возобновлялась, и она принимала ее. Пусть будет так, как решит судьба!

Когда она пошла к выходу, Жоливаль спросил почти боязливо:

— Вы действительно ничего не хотите предпринять? Решили ждать?

—  — У меня нет выбора. Вы же сами говорили, что эти тайные переговоры Фуше должны принести большую пользу Франции. Ради этого стоит рискнуть человеческими жизнями… даже моей.

— Я знаю вас, Марианна. Это ничем не проявится: ваш лоб останется гладким, лицо — безмятежным и чистым… но в глубине души вы будете тысячи раз умирать от страха.

На пороге она обернулась и послала ему бледную улыбку.

— Вполне возможно, друг мой. Но это уже стало привычкой… вот и все. Просто привычкой.

Время, казалось, остановилось для Марианны, замкнувшейся в своем доме, как из предосторожности, так и из-за полного отсутствия желания выходить; дни следовали один за другим, совершенно одинаковые, ничто не нарушало их приводящую в отчаяние монотонность. Единственное отличие заключалось в том, что сегодняшний день был еще длиннее вчерашнего, а завтрашний обещал стать еще хуже предыдущего. Как безжалостные капли воды, сомнения подтачивали Марианну, мало-помалу сменяя ее выжидание тревогой.

Уехавший больше двух недель назад Гракх еще не возвратился, и это становилось необъяснимым. Если он скакал галопом день и ночь, как обещал, он мог добраться до Нанта очень скоро… максимум за три дня. Вручить письмо консулу Соединенных Штатов не требовало много времени, так что за неделю он должен был вполне обернуться. Почему же тогда такое опоздание? Что случилось? Все эти дни Марианна проводила в маленьком салоне второго этажа с окнами, выходившими на передний двор и Лилльскую улицу, что позволяло слышать доносившийся с нее шум. Стук копыт заставлял биться ее сердце, принося разочарование при удалении. Еще хуже было, когда он прерывался и раздавался чуть дребезжащий звук входного колокольчика. Тогда Марианна бросалась к окну, но почти сразу же возвращалась со слезами на глазах, убедившись, что это снова был не Гракх.

Постепенно ночи стали подлинным кошмаром. Марианна спала самую малость, да и то плохо. Добровольное заточение, отсутствие физических упражнений, ее новое состояние и беспокойство прогоняли сон. Она использовала бесконечные часы бессонницы, строя всевозможные, одно другого фантастичнее, предположения относительно Гракха. Самым ужасным, заставлявшим ее содрогаться и обливаться холодным потом в горячей постели, было то, что бедный мальчик стал жертвой нападения. Несмотря на строгость императорской полиции, дороги были наводнены разбойниками. Одинокий всадник мог стать легкой добычей, и было столько глухих зарослей, где брошенное тело оставалось бы незамеченным долгие недели. Марианна не находила себе места при мысли, что если с ее верным кучером что-нибудь произойдет, никто не сообщит ей об этом. Может быть, она напрасно ждет возвращения преданного друга и ответа, который уже никогда не придет.

Единственный проблеск в этом мраке: Наполеон прислал ей из Компьена записку, вид которой заставил ее кровь бежать быстрее, но содержание, увы, разочаровало:

«Милая моя Марианна. Несколько слов на ходу, чтобы ты убедилась в том, что я всегда думаю о тебе.

Хорошо следи за так дорогим мне здоровьем и за голосом, который после возвращения из путешествия облегчит груз государственных дел, обременяющих твоего Н…».

Груз государственных дел? Париж пуст и спокоен, весь двор перебрался в Компьен, но «милая Марианна» знала от постоянно рыскавшего повсюду Аркадиуса, что придворные увеселения и медовый месяц занимали императора бесконечно больше государственных дел, которых он, похоже, наоборот, упорно избегал в это время. Только балы, охота, прогулки, спектакли и всевозможные другие развлечения, и, исключая представительство в Императорском совете и аудиенцию Мюрату по поводу итальянских дел, император ничем серьезным не занимался… Конечно, с его стороны было любезностью написать ей, но — вещь совершенно немыслимая несколько недель назад — Марианна небрежно бросила записку на столик, затем вздохнула и, не глядя на нее больше, вернулась к своим заботам.

Ее желание увидеть Гракха и узнать, может ли она надеяться на приезд Язона, было так велико, что даже приглушило ужасный страх, вызванный сообщением о бегстве лорда Кранмера. Она не вздрагивала больше при каждом необычном шуме, раздававшемся ночью, она не пугалась больше, когда из окна замечала на улице напоминавшую англичанина фигуру. Ведь существовал Блэк Фиш, к которому она питала полное доверие, и еще она знала, что прибытие Язона будет лучшим лекарством против страха. Если он согласится взять ее навсегда, под его покровительством угроза десятка Кранмеров не вызовет у нее больше страха.

Язон — сильный, отважный мужчина того типа, рядом с которым женщина чувствует себя спокойно… Необходимо, чтобы он приехал, абсолютно необходимо… Но, Бог мой, как томительно тянется время!..

Была, однако, кроме верного Жоливаля, еще одна душа, которую Марианна с радостью увидела бы:

Фортюнэ Гамелен. Хотя вызванная Франсисом паника немного улеглась, молодая женщина еще долго размышляла об этом необычайном побеге. Правда, она не знала подробностей, но было совершенно ясно, что без участия министра полиции он не мог произойти. В то же время она не могла допустить, чтобы министр Наполеона опустился до такого: глумиться над самоотверженностью своих собственных агентов, освободить опасного преступника, смертельного врага его родины. И Фортюнэ, которая так много знала, Фортюнэ, без сомнения, ввиду своей преданности Наполеону входившая в число агентов Фуше, Фортюнэ, возможно, смогла бы приоткрыть завесу над этой тайной. Но Фортюнэ, охваченная вновь вспыхнувшей любовью к красавцу Фурнье-Сарловезу, исчезла, как и напророчил ее черный мажордом Жонас.

«Ну вот, — меланхолично подумала Марианна, — обе женщины, к которым я питаю подлинное доверие, единственные, кого я по-настоящему люблю, унесены непреодолимым ветром любви. Одна я мучаюсь с напрасной любовью, которая сейчас интересует, пожалуй, только меня».

Однажды Наполеон, со смехом цитируя Овидия, сказал ей, что любовь — нечто вроде военной службы. Для Марианны же это было еще хуже: нечто вроде пострижения в монахини с такими спутниками, как одиночество и воспоминания, только усугублявшими тягостное ощущение обмана.

Но вот утром, которое, судя по календарю, было понедельником 19 апреля, во время первого завтрака Фортюнэ без предупреждения появилась у своей подруги. Небрежно одетая, кое — как причесанная, что для нее было признаком большого волнения, она рассеянно поцеловала Марианну, заверила ее, что у нее «ослепительный вид», что было по меньшей мере преувеличением, и рухнула в кресло, приказав Жерому принести побольше кофе, горячего и сладкого.

— Ты бы лучше выпила шоколаду, — заметила Марианна, встревоженная при мысли, какое действие может оказать большое количество кофе на того, кто и так достаточно взвинчен. — Кофе сильно возбуждает, ты же знаешь?

— А я хочу быть возбужденной, ожесточенной, вне себя!

Я хочу, чтобы во мне продолжал кипеть гнев, — вскричала креолка в драматическом порыве, — надо, чтобы я долго вспоминала вероломство мужчин. Хорошо запомни это, несчастная! Верить тому, что нашептывает мужчина, все равно что верить капризному ветерку. Лучший из них — гнусное чудовище, а мы — его несчастные жертвы.

• Предыдущая
• 48/78
• Следующая