Душа Востока - Хорев Валерий Николаевич - Страница 2

Есть свои дела у больших людей и свои дела – у малых. Если каждому придется самолично изготавливать для своих нужд то, что делают сто ремесленников, в Поднебесной начнется неразбериха.

Одни напрягают ум, другие напрягают мышцы. Те, что напрягают ум, управляют людьми, а те, что напрягают мышцы, людьми управляются. Управляемые кормят других, а управляющие – от других кормятся. Таков всеобщий закон.

Человечность – это мирная обитель человека, а долг – его истинный путь. Как жаль, когда эта мирная обитель пустует и в ней не живут, когда истинный путь заброшен и по нему не идут!

Путь истины рядом, а ищут его далеко. Служение просто, а ищут его в сложном. Пусть каждый любит своих близких и чтит старших – и в Поднебесной настанет мир.

Тот, кто делает стрелы, далеко не столь человечен, как тот, что делает латы. Первый боится лишь одного – что его стрелы не поранят человека. Второй же боится – как бы человека не поранили!

Корзинка риса, миска похлебки: получишь – будешь жить, не получишь – умрешь. Но предложи их с грубым окриком – не возьмет даже бродяга, а предложи, пнув ногой – откажется и нищий.

Когда в государстве нет верных слуг, стоящих на страже закона, а за пределами его – враждебных держав и внешних напастей, такое государство обычно гибнет. Из этого мы познаем, что жизнь – от забот и страданий, а смерть – от довольства и радостей.

Об основоположнике даосизма Лао-цзы сохранилось мало достоверных сведений. Он жил в VI в. до н. э., многократно менял имя и долгие годы провел отшельником в диких горах.

Есть сведения, что его советов искал сам Конфуций, будучи восхищен глубиной ума мудреца. Принято считать, что, устав от долгих лет самосовершенствования, Лао-цзы собрался покинуть Китай и навсегдаудалиться «на Запад», т. е. в Индию, в Тибет или в Персию. На одной из дорожных застав смотритель упросил старца дать ему наставления, и тот на скорую руку составил то, что сегодня известно всему миру как «Даодэцзин» («Книга Пути и Благодати») - трактат о великом, безграничном, непознаваемом Дао.

Дао, которое может быть выражено словами, не есть истинное дао. Имя, которое может быть названо, не есть истинное имя. Безымянное есть начало неба и земли, обладающее именем мать всех вещей.

Когда люди узнают, что красивое является красивым, появляется и безобразное. Когда все узнают, что добро является добром, возникает и зло.

Бытие и небытие порождают друг друга, трудное и легкое создают друг друга, длинное и короткое вымеряют друг друга, высокое и низкое друг к другу склоняются, звуки, сливаясь, приходят в гармонию, предыдущее и последующее следуют друг за другом.

Мудрый человек предпочитает недеяние и осуществляет учение безмолвно. Тогда все вещи приходят в движение, и они не останавливают своего движения. Он создает и не обладает тем, что создано, делает – и не пользуется тем, что сделано.

Если не чтить мудрецов, в народе не будет ссор. Если не ценить дорогих предметов – не будет воров. Если не видеть желаемого предмета, то не будут волноваться сердца народа. Поэтому мудрый правитель делает сердца пустыми, а желудки полными. Он ослабляет их волю и укрепляет их кости, постоянно стремится к тому, чтобы у народа не было знаний и страстей, а имеющие знания не смели бы действовать.

Кто свободен от страстей, видит его [дао] чудесную тайну, а кто имеет страсти, видит его только в конечной форме.

Добродетель является учителем недобрых, а недобрые его опорой. Если недобрые не ценят своего учителя, а добродетель не любит свою опору, то они хотя считают себя разумными, на деле погружены в слепоту.

Дао пусто, но, действуя, кажется неисчерпаемым. Оно кажется праотцом всех вещей. Если притупить его проницательность, освободить его от хаотичности, умерить его блеск, уподобить его пылинке, то оно будет казаться ясно существующим. Я не знаю, чье оно порождение. Оно предшествует предку явлений.

Пустота дао бессмертна, я называю ее глубочайшим началом. Вход в глубочайшее начало зову корнем неба и земли. Оно бесконечно, как Существование, и действует без усилия.

Небо и земля не обладают гуманностью, – они относятся ко всем существам, как к траве и животным. Мудрый человек не обладает гуманностью и не нарушает естественную жизнь народа.

Пространство между небом и землей подобно кузнечному меху и флейте: то и другое изнутри пусто и прямо. Чем в нем сильнее движение, тем больше результат.

Тридцать спиц соединяются в одной ступице, а употребление колеса зависит от пустоты между ними. Из глины делают сосуды, а употребление сосудов зависит от пустоты в них. Пробивают двери и окна, чтобы сделать дом, а пользование домом зависит от пустоты в нем. Вот что значит полезность бытия и пригодность небытия.

Небо и земля долговечны потому, что они существуют не для себя. Вот почему они могут быть долговечными. Поэтому мудрый человек ставит себя позади других, благодаря чему он оказывается впереди людей. Он пренебрегает своей жизнью, и тем самым его жизнь сохраняется. Это происходит от того, что мудрец пренебрегает личными интересами, и тем самым его личные интересы осуществляются.

Если сделать дух мягким, человек станет подобен новорожденному. Если его созерцание становится чистым, то не будет заблуждений. Управление страной осуществляются без умствования.

Жизнь должна следовать законам земли; сердце должно следовать законам внутренних побуждений; благотворительность должна соответствовать гуманности; слово должно соответствовать истине; управление [страной] должно соответствовать спокойствию; дело должно соответствовать возможностям; действие должно соответствовать времени.

Для сохранения спокойствия души человек должен соблюдать единство. Тогда в нем не будут пробуждаться желания.

Высшая добродетель подобна воде. Вода приносит пользу всем существам и не борется. Она находится там, где люди не желали ли бы быть. Поэтому она похожа на дао.

Смотрю на него и не вижу, поэтому называю его невидимым. Слушаю его и не слышу, поэтому называю его неслышимым. Пытаюсь схватить его и не достигаю, поэтому называю его мельчайшим. Эти три качества Дао необъяснимы. Поэтому они сливаются воедино. Его верх не освещен, его низ не затемнен. Оно бесконечно и не может быть названо. Оно снова возвращается к небытию. И вот называю его формой без форм, образом без существа. Поэтому называют его неясным и туманным. Встречаюсь с ним и не вижу лица его, следую за ним и не вижу спины его.