Холодное, холодное сердце - Эллиот Джеймс - Страница 10
- Предыдущая
- 10/69
- Следующая
— Ну и что?
— С отменой летнего времени часы были переведены на один час, я не переставила компьютерный таймер, но держала это в уме.
— Ты могла переставить его и забыть.
— Могла. Но я уверена, что не забыла. Тот, кто просматривал мои компьютерные файлы, закончив свою работу, поставил правильное время и не обратил перед этим внимания на разницу в один час.
— Указаны ли были в досье твои источники информации?
— Нет. Они записаны моим личным кодом в записной книжке, которую я все время ношу с собой.
— Остались ли какие-нибудь следы взлома?
— Нет. Работал профессионал. Никаких следов на двери или замках. Ничто не тронуто.
— И кто это был, по-твоему?
— Похоже на почерк ФБР. Они были не слишком довольны тем, что я узнала о сколке краски. Может, они хотели выяснить, что еще я знаю и кто поставляет мне информацию.
— Не знаю, — сказал Дэвидсон. — Недавно ФБР крепко досталось в прессе. Не могу себе представить, чтобы они обыскивали твой дом без ордера на обыск, а у них нет никаких оснований получить его. Я склонен полагать, что ты сама перевела время, но забыла об этом.
— Но это еще не все. Я не хочу, чтобы ты думал, будто у меня мания преследования, но уверена, что сегодня утром, когда я ехала на работу, за мной был хвост.
Дэвидсон скептически вздернул бровь.
— Не смотри на меня так. Ты забываешь, что я бывший полицейский, — сказала Хаузер. — Отъезжая от своего дома, я заметила темно-голубой седан «меркьюри» с двумя пассажирами. Они держались позади, через три-четыре машины от меня. Я несколько раз перестроилась, прибавила газу, затем поехала медленнее. Они следовали за мной. И отстали лишь за несколько кварталов от работы. Конечно, это могло быть простое совпадение. Может, ФБР или криминальная секретная служба расследуют какое-нибудь дело. Но по долгому опыту я знаю, что, приписывая подобные случаи простому совпадению, обычно ошибаешься.
— Если это повторится, запиши номер.
— Ах, шеф, а я об этом и не подумала. — Хаузер улыбнулась, подмигнула и вышла с прощальным жестом.
Дэвидсон наблюдал, как она вернулась к своему столу, схватила наплечную сумку и направилась к лифту. Она поступила к нему на работу два года назад, приехав из Нью-Йорка. Ее анкетные данные не слишком впечатляли: два года в Нью-Йоркском университете, какие-то журналистские курсы; в тридцать один год она не имела никакого практического опыта и была чуть-чуть старовата, чтобы начинать заново. Но интуиция подсказала ему дать ей возможность испытать свои силы. И интуиция не подвела.
У нее был прирожденный дар репортера, она каким-то нюхом чуяла, где искать интересный материал. Умела верно истолковывать то, что видела, и использовать любую зацепку. Она любила работу, никогда не выходила за пределы разумного и писала гораздо лучше, чем большинство ее коллег. К тому же она привлекала внимание мужчин, потому что была очень недурна собой: фигура модельерши, рекламирующей купальные костюмы, и лицо под стать фигуре.
На первый год он назначил ее судебным репортером и только потом узнал то, чего она не указала в своих анкетных данных. Она служила десять лет в нью-йоркской полиции. Спросив, почему она умолчала об этом, он услышал: «Но ведь то было когда-то, а теперь другое». В то время ему позарез был нужен репортер, который вел бы отдел уголовной хроники. Она отказалась от этой должности, считая ее понижением. Он объяснил, что в ее случае это совсем не понижение. Она нехотя согласилась.
Через несколько месяцев, во время застольной беседы со старым другом, заместителем начальника вашингтонской полиции, Дэвидсон узнал подробности о ее службе в полиции. Когда Хаузер начала вести отдел уголовной хроники, местные полицейские, удивленные тем, как много она знает об их работе, проверили ее.
В двадцать один год Хаузер закончила полицейскую академию и немедленно вызвалась работать тайным агентом по борьбе с наркотиками. Работа эта, очень рискованная, открывала прямой путь к должности детектива. Через восемнадцать месяцев, получив две благодарности по приказу и боевой крест за участие в перестрелке, Хаузер была награждена вожделенным золотым значком детектива и назначена в отдел по расследованию убийств, в семнадцатый полицейский участок Манхэттена.
Через восемь лет, придя на помощь своему напарнику, она получила пулевое ранение, удостоилась Почетной медали, высшей награды в полиции, и заслужила уважение своих нью-йоркских коллег. Три месяца спустя она вышла в отставку, но когда Дэвидсон попробовал заговорить с ней на эту тему, категорически отказалась объяснить причину.
Местные полицейские, услышав о том, как она проявила себя в Нью-Йорке, исполнились к ней доверия и считали своей. Она никогда никого не подводила, никогда не выдавала источников полученной информации, но была способна сыграть злую шутку с теми, кто ей лгал или пытался использовать ее в своих интересах.
Ее сообщение о том, что в университетском кампусе обнаружен труп, опубликованное этим утром на первой полосе, было подкреплено фактами, которые не смогла привести ни одна другая газета. Дэвидсон предоставлял ей свободу действий; игра стоила свеч, потому что Хаузер давала ему первоклассные материалы. Он задумался над ее словами о том, что кто-то тайно проник в ее квартиру и преследовал ее этим утром. Он знал, что Хаузер не склонна к преувеличениям и никогда не дает чрезмерной воли воображению. Но решил, что не стоит об этом беспокоиться. Если кто-нибудь из его репортеров и умеет выкручиваться из самых трудных ситуаций, то это прежде всего Джули Хаузер.
В 16.15 на дороге «Ай-66» только-только начинался час пик. Выехав на Южную трассу 29, Хаузер прикинула, что ей остается девяносто минут езды до Шарлоттсвиля. Она напевала, отбивая такт пальцами по рулю под песню «Томми Джеймс-н-зе-Шонделлс». Взглянув в зеркало заднего обозрения, она включила третью передачу и перестроилась влево, чтобы обогнать грузовик.
Через четыре машины от нее ехал все тот же темно-голубой седан, который она заметила еще утром. Она не стала менять ряд, а внимательно присмотрелась к седану, в котором по-прежнему сидели двое. Переднего номера у него не было. Прежде чем она вернулась в свой ряд, седан выдвинулся на левую полосу. Или у них нет никакого опыта в слежке, или же... Нет, нет. Не может быть, чтобы они были так некомпетентны. Они хотят показать ей, что они ее преследуют. Их цель — испугать ее.
Хаузер улыбнулась самой себе, затем протянула руку к приемнику и включила на полную громкость «Радио Голден Олдис».
— Вы хотите поиграть со мной в кошки-мышки, ребята? Ну что ж, давайте поиграем.
Ее «порш 911-эс Тарга» выпуска 1967 года выглядел обманчиво. Ярко-красный цвет давно вылинял, винил на откидывающейся части крыши имел такой вид, будто его объели пираньи. Все хромированные поверхности и детали были покрыты ржавчиной. Казалось, давно уже пора было отогнать машину на свалку. Но десять месяцев назад, купив «порш» почти задаром, она выложила четыре тысячи долларов на восстановление двигателя, и еще три — на замену тормозов, трансмиссии и коробки передач. Мощный шестицилиндровый спортивный автомобиль, последний из «поршей», снабженный тремя двухкамерными карбюраторами, имел такой же превосходный ход, как и в тот день, когда выехал из ворот завода в Штутгарте.
Хаузер вновь перешла на третью передачу, выжала до упора педаль акселератора и легко достигла скорости ста миль в час. Оглянувшись, она увидела, что темно-голубой седан только еще обходит грузовик. Сбавив скорость до семидесяти миль, журналистка съехала по развязке на двухрядную дорогу, идущую на юг. Прошла три крутых виража и была уже на длинном прямом участке шоссе, когда заметила вдалеке темно-голубой седан.
Через пять минут она свернула на узкую, извилистую дорогу, затем на другую, и седан остался где-то далеко позади. Тогда она сбавила скорость до разрешенной и приглушила приемник. Затем вытащила из сумки мини-диктофон и записала дату, время и обстоятельства этого преследования.
- Предыдущая
- 10/69
- Следующая
