Выбери любимый жанр

Побег куманики - Элтанг Лена - Страница 17


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

17

Сидел бы спокойно в своем депозитории, так нет же — побежал докладывать, а в результате получил монашескую жизнь на тоскливом острове, лет за семьдесят до основания университета, где он мог бы преподавать для развлечения и глазеть на хорошеньких прислужниц.

Инициатива вообще никогда не поощрялась — в особенности в академических кругах — тебе это должно быть известно. Впрочем, у вас, просвещенных дамочек, вероятно, другая жизнь и в ней другие законы.

Прием, оказанный Иоанну на Мальте, явно не соответствовал его ожиданиям:

…И, несомненно, враги мои позаботились о том, чтобы не нашел я должного уважения в обители благочестивых бенедиктинцев.

Долгое время братья относились ко мне с недоверием и всячески избегали моего общества. Объяснить это можно единственно только клеветническими наветами, достигшими острова раньше меня.

Однако же мало-помалу, наблюдая мое искреннее рвение в молитвах, братья прониклись ко мне любовью и доверили мне занятие ответственное и почетное — присмотр за немалым хозяйством монастыря, чему я был рад несказанно, поскольку и не надеялся уже на справедливое к себе отношение.

Итак, кто-то довольно могущественный назначает Иоанна хранителем этих вещей. Иоанн скрепя сердце повинуется, принимает монашество и, находясь уже на смертном одре, пишет письмо своему преемнику, не иначе как члену того же самого таинственного братства. Передает дела, так сказать.

О каких предметах идет речь, черт побери? Который день ломаю голову. Куда девалась моя хваленая интуиция?

Однако я тебя утомил и намерен откланяться.

Электронная переписка наводит на меня тоску. Но какой смысл писать бумажное письмо, если ты не успеешь его получить.

В твоей записке говорится, что обратный рейс через неделю, я тебя встречу в Гатвике, разумеется. Осторожнее там с оливковыми Педро и смуглыми Хуанами, о них идет плохая слава.

ОФ

МОРАС

декабрь, 15, вечер

он был прав — я оказался в пачвилле в четыре часа, сиеста закончилась, и на главной улице все вздрогнуло и задвигалось, как в сказке про спящую красавицу: повара, воины, придворные и всякий сброд

здесь у всех домов есть имена, три подряд, до земли увешанные цветущей травой: мария, маргарет, питер, два одинаково розовых с резными балкончиками — джим и джулия, а один, желтого кирпича, просто — майами

поймал себя на том, что ищу табличку лукас

по дороге я видел ленивую собаку на пороге ювелирной лавочки, у нее было бельмо на глазу, я и не знал, что с собаками это случается

в ла террассе — это не ресторан, оказывается, а большущая гостиница с кафе — есть терраса на самом деле, голубоватый мрамор с прожилками, заставленная плетеными белыми стульями

у одного стула сиденье было прожжено сигаретой, осталось красивое черное пятно на белой соломе, на столе стояли пластиковые фиалки в пластиковой вазочке, меня передернуло

когда видишь такие цветы, то предчувствуешь чье-то несчастье

по мраморному полу тянулась рыжая муравьиная ниточка, муравьи таскали по своей пустыне тяжелые сосновые иглы

мрачная девчонка принесла мне кофе, из-под ажурной майки у нее виднелись несвежие бретельки, на груди, как табличка у местного дома, болталась картонка с именем — сабина

если бы я не был такой дурак, то сразу ушел бы

квартал пачвилль подавал мне ясные знаки: полуслепая собака, фиолетовый анилин, сабина с волосами подмышечного цвета, но я был дурак, дурак, дурак

позови лукаса, сказал я подавальщице, быстро допив кофе и стараясь не дрожать голосом, скажи — его друг приехал

она как будто застыла с моей чашкой в руках — кого? здесь такого нет, ее наждачный английский терзал мои уши, видоннахэвсамэгай

я встал, бросил монеты на стол и пошел в рецепцию, что с ней разговаривать, у нас в больнице была одна с таким же лицом, она с юных лет считала себя королевой викторией

сабина побежала было за мной, причитая, мои деньги ей не понравились, я забыл их поменять на лиры, но ее остановил менеджер в униформе, точь-в-точь такой, как была у меня на принцессе

наши в городе, подумал я и толкнул тяжелую стеклянную дверь

без даты

не знаю, как тут об этом писать

никакого лукаса нет

и не было никакого лукаса

когда я пришел в рецепцию, парень с растаманской косицей, сидевший с журналом за зеркальной стойкой, молча сунул мне анкету — заполнять

мне нужен лукас, сказал я, двигая анкету обратно по холодному стеклу, он здесь работает

тут он поднял на меня глаза и усмехнулся

от этого я сразу ощутил, как отражаюсь сразу в шести зеркальных колоннах, и спине стало холодно

тебе туда! он махнул рукой на дверь для стаффа

там, в комнате, увешанной глянцевыми плакатами, сидели две толстые мальтийки — одна в блеклых кудряшках, уткнувшаяся в компьютерный экран, другая с голубыми волосами и в майке с надписью мне не 30, мне 29.99, обе уставились на меня с недоумением

это к лукасу! послышался голос администратора с косицей, принимайте любовничка

и тут они засмеялись

они смеялись часа два, не меньше, а может быть, и три

а с плаката на стене улыбался огромный лукас в золотистой рубашке, расстегнутой на груди

это был он! я просто не сразу узнал его

глаза цвета перестоявшего меда, проволочная латунная челка, плоские скулы с рыжеватым румянцем, как у младенцев на рождественских открытках, чуть длинноватые пальцы с распухшими суставами, я просто не сразу узнал

в руках у лукаса был микрофон, на груди висела красная сияющая гитара на кожаном сыромятном ремне

эту фотографию он мне присылал! только без гитары

да ты садись, сказала девица, похожая на стареющую мальвину, поговорим

я сел, но говорить пока не мог

вторая девица налила мне чего-то холодного из глиняного чайника с черным иероглифом на боку, иероглиф был похож на восьмерку, кажется, это означает долголетие

в комнате стало душно и звонко, будто влетела стая невидимых пчел, много, много ленивых невидимых пчел

по крайней мере, я слышал густое жужжание, все в комнате наполнилось этим жужжанием, в голове у меня тоже что-то жужжало и плавилось

они прилетели на мед! догадался я, на медовые глаза лукаса! надо его скорее предупредить! он ведь не может пошевелиться, пришпиленный к глянцевой бумаге, как еще живая стрекоза с золотистым мягким брюшком

мы пошутили, сказала огромная пчела, ты чего? ты у нас третий уже, дурачок, мы пошутили

пчелы боятся дыма и воды, вспомнил я и выплеснул в ее лицо холодную кислятину из стакана

потом я взял зажигалку и поджег бумаги у нее на столе, они там лежали грудой, и еще газеты

она замахала руками и стала кричать, бумаги на удивление быстро разгорелись — правда, дыма было мало, могло быть и больше

потом они обе выбежали, я остался один в комнате с пчелами и улыбающимся лукасом, он был мною доволен и совсем не боялся

потом пришли какие-то люди и тоже стали кричать

потом я лежал на полу

пол был мраморный, голубой, он отражался в зеркальных стенах, и я отражался

муравьев здесь не было, и правильно

муравьи не живут там, где много пчел

ОСКАР — НАДЬЕ, ПИСЬМО ТРЕТЬЕ

Лондон, 12 декабря

Salve, Надья.

Решил написать еще, не дождавшись ответа. И даже не потому, что соскучился, хотя и это правда.

Скорее потому, что мой собственный дневник меня в последнее время утомляет, как совокупность рабочих монологов, составляющих если не хор, то, по крайней мере, противоречивый диалог, а привычка записывать мысли осталась и требует своего.

К тому же присутствует некая иллюзия разговора с хорошенькой блондинкой, что в некотором роде скрашивает пребывание в средневековой духовке, заваленной рукописями, которые — моя бы воля — горели бы в адском пламени, да некому их туда отправить.

17

Вы читаете книгу


Элтанг Лена - Побег куманики Побег куманики
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело