Судьбы вещей - Рабинович Михаил Григорьевич - Страница 4
- Предыдущая
- 4/50
- Следующая
Удивляло не то, что в Смоленск могли привезти с далекого юга горчицу. Пытались понять, почему ее положили в амфору, в каких возили обычно дорогие жидкости, и зачем амфора из-под горчичного семени попала в погребение дружинника. Это пытались объяснить не только первые исследователи надписи, но и многие из тех, кто прочел их работы. Было сделано, например, даже такое построение: горчичное семя – одно из самых мелких и легких. На единицу веса горчичных семян приходится едва ли не больше, чем каких-либо других. А у древних славян существовало поверье, что зачастую умерший человек будто бы становится вурдалаком – оборотнем – и приходит по ночам сосать кровь живых людей, прежде всего – ближайших своих родичей и соплеменников. От такого оборотня надо защищаться заблаговременно, еще во время похорон. Один способ – это попросту забить в могилу осиновый кол.
Но в древности применяли якобы и другой способ. Вурдалаки-упыри, по некоторым поверьям, имеют страсть все считать. И если, например, рассыпать семена, то вурдалак нипочем не пройдет мимо, не пересчитавши их все до единого. Конечно, чем мельче семя – тем труднее его считать, тем больше на это уйдет времени. А там, глядишь, и петух уже пропел – скоро утро! А вурдалаки ведь, как и вся прочая нечисть, не могут гулять по земле после того, как петух пропел. Значит, вурдалак даже не успеет покинуть свой курган.
Семенем посыпали покойника, в котором подозревали вурдалака. Считалось, например, что вурдалаками чаще всего становились те, кто при жизни были колдунами. Но могли якобы посыпать семенем и почитаемого покойника, чтобы оградить его от вурдалаков.
Вот к каким рассуждениям прибегали, чтобы объяснить присутствие в кургане той корчаги с надписью. Оставалось только неясным, зачем в таком случае было класть в курган еще и сосуд с надписью «горчица». Может быть, чтобы грамотный вурдалак испугался самого слова «горчица» да так и не вылезал из своего кургана?
Некоторые ученые не соглашались и с самим чтением надписи «гороухща» или «гороушна» – как вы помните, конец слова был не ясен. Чешский исследователь Мареш предложил читать даже не одно, а два слова: «Гороух пса» – «Горух писал». А известный американский ученый Роман Якобсон читал: «Гороунйа» – «Горунова». При таких чтениях получалось, что надпись на корчаге обозначает не ее содержимое, а ее принадлежность какому-то Горуху или Горуну. Что ж, и такие случаи известны, и, даже читая эту книгу, вы познакомитесь еще с подобными надписями.
Большой интерес представляет для объяснения смысла древнейшей пока русской надписи мнение археолога Гали Федоровны Корзухиной. Еще М. Н. Тихомиров обратил внимание на то, что человек, процарапавший надпись на корчаге, как будто колебался: написать после «ОУ» букву «X» или «Щ». В первом случае вышло бы «гороуха», во втором – «гороуща». Похоже на то, что первая надпись содержит и первую описку, и первую попытку ту ошибку исправить. Процарапав сначала «X», писавший как будто решил заменить его «Щ», но так как на обожженной глине стирать нельзя, надписал «Щ» над «X». Так получились слитные буквы, или, как их называют специалисты по древним надписям, лигатура.
Г. Ф. Корзухина предположила также, что расположенные перед лигатурой буквы «ОУ» могли заменять существовавшие в те времена, но скоро исчезнувшие из нашего языка, носовые звуки – большой или малый «юс». В последнем случае можно читать что-то вроде «горюща» или «горяща» – «горючее». На эту мысль Г. Ф. Корзухину натолкнуло то обстоятельство, что при анализе содержимого многих корчаг и кувшинов, найденных не в курганах, а в южных городах в слоях IX и X веков, даже теперь, более чем через тысячу лет, обнаружили на стенках сосудов следы… нефти, по составу чрезвычайно близкой к известной керченской или таманской нефти.
Наверное, чудесные свойства этого природного горючего уже давно были известны людям. И хоть не знали в те отдаленные времена ни двигателей внутреннего сгорания, ни других машин, поглощающих в наше время огромные количества добываемой во всем мире нефти, люди находили ей важное применение. Из древнейших летописей мы знаем, например, что византийцы не раз сжигали русские корабли каким-то страшным «греческим огнем». Огонь этот был страшен потому, что его нельзя было залить – он горел даже в воде. Состав «греческого огня» утрачен. Думают, что в смесь входили смола, селитра, сера и горючие масла. Но, зная, что нефть как раз способна гореть даже на морских волнах (если нет большого волнения), можно предположить, что «греческий огонь» изготовляли не без применения нефти.
И мало ли еще для чего могли употреблять нефть! В небольших количествах, например, как наружное лекарство или как горючее для светильников. Понятно, что таманскую нефть могли наливать в кувшины, в амфоры, продавать в Тамани, и где-нибудь на Киевщине или Черниговщине, и даже далеко на севере, в Смоленске.
Но как попал сосуд с горючим в Гнездово? Если вдуматься, очень даже просто мог попасть. Не надо забывать, что покойников в Гнездове сжигали. А для этого нужен большой костер, да развести его дело не такое простое, особенно в дождливую, ненастную погоду. Представим себе на минуту, что погребенный в кургане дружинник скончался поздней осенью, когда почти непрерывно льют дожди. Для его похорон не пожалели и какого-то количества «гороухщи» – дорогой, привезенной из Византии нефти. А пустую корчагу разбили и осколки бросили на погребальный костер. Мнение Г. Ф. Корзухиной поддержал ученый-технолог Константин Васильевич Кострин.
Казалось бы, это – наиболее заманчивая гипотеза, так просто все объясняющая. Но почему бы не подтвердить ее, подвергнув анализу амфору из Гнездова? Для этого стоило бы даже вновь разбить с таким трудом склеенный сосуд. Стоило бы, если бы была надежда, что нефть на нем осталась. Но если вспомнить, что обломки амфоры побывали в большом костре, то вероятность сохранения каких-либо следов нефти на стенках сосуда почти совсем исчезает. Черепки розовые, на некоторых – легко стираемая копоть от костра.
Насколько нам известно, Д. А. Авдусин все же считает наиболее правильным чтение П. Я. Черных: «гороушна» – «горчичное семя».
Итак, что было в сосуде – горчица, нефть или еще что-нибудь, – пока остается загадкой.
В далеком Крыму сделал гончар эту амфору. А купец – налил ли он в нее нефть, или насыпал горчицу, или перец – продал сосуд с его содержимым другому купцу, что ехал в Русь. Из Руси (тогда ведь так называли только Киевщину, это гораздо позже название «Русь» распространилось на все восточнославянские земли) повез ее в ладье вверх по Днепру, наверное, уже какой-то третий купец. А может быть, и сам смоленский дружинник побывал в Киеве да купил корчагу нефти. Так или иначе, попала она в Смоленск.
Здесь ли процарапал на ней новый хозяин надпись, заинтриговавшую через тысячу лет стольких ученых, или это еще раньше сделал русский купец, что купил корчагу у грека в Киеве, – сказать трудно. Но тот, кто это сделал, вряд ли был первым русским грамотеем. Были, наверное, и до него на Руси грамотные люди. Это можно сказать хотя бы по тому, что известен даже писаный договор русских с византийцами 911 года, дошедший до нас, правда, уже много раз переписанным.
А вот «гороухща» – самая древняя известная нам подлинная русская надпись. И поэтому с особым благоговением хранит музей ту старую корчагу, что откопали в кургане археологи.
- Предыдущая
- 4/50
- Следующая
