Ближний круг Сталина. Соратники вождя - Медведев Рой Александрович - Страница 30

• Предыдущая
• 30/73
• Следующая

15 октября начальник одного из отделов метрополитена С. Е. Теплов вместе с начальником метрополитена был вызван в НКПС.

«В наркомате мы увидели нечто невероятное: двери раскрыты, суетятся люди, выносят кипы бумаг, одним словом, паника. Нас принял нарком Л. М. Каганович. Он был, как никогда, возбужден, отдавал направо и налево приказания.

И вот от человека, чье имя носил тогда Московский метрополитен… услышали:

– Метрополитен закрыть. Подготовить за три часа предложения по его уничтожению, разрушить объекты любым способом.

Приказывалось поезда с людьми эвакуировать в Андижан. Что нельзя эвакуировать – сломать, уничтожить… Нарком сказал, что Москву могут захватить внезапно…» (Колодный Л. Испытание // Московская правда. 1987. 16 окт.)

И вновь обратимся к свидетельству А. И. Микояна, относящемуся все к тому же дню 15 октября 1941 года:

«В Совете по эвакуации мы все время проверяли ход выполнения решения. Каганович, который составил план отъезда наркоматов, звонил чуть ли не каждый час, докладывая, как идет процесс эвакуации. Все было организовано очень быстро, и все шло нормально» (Микоян А. И. В Совете по эвакуации // Военно-исторический журнал. 1989. № 3. С. 34.).

Вместе с другими наркомами Каганович отбыл в Куйбышев. Вернуться в прифронтовую столицу ему было суждено лишь в следующем, 1942 году.

Железные дороги справились с невероятно трудными задачами военных лет, и в этом была, несомненно, заслуга Кагановича. 5 ноября 1943 года ему было присвоено звание Героя Социалистического Труда.

В 1942 году Каганович был также членом Военного совета Северо-Кавказского фронта. Правда, он продолжал в основном работать в Москве и на фронте бывал «наездами». Когда в 1942 году немецкие войска прорвались на юге и стали быстро наступать в направлении Кавказа и Волги, Каганович вылетел туда с особой миссией: ему предстояло наладить работу военной прокуратуры и военных трибуналов. В эти месяцы немало командиров и комиссаров Красной армии поплатились жизнью за неудачи и просчеты, ответственность за которые несло в первую очередь высшее командование.

Уже в 1944 году Каганович постепенно переключается на более мирную хозяйственную работу. В декабре он становится заместителем Председателя Совнаркома СССР и заместителем председателя Транспортного комитета, в 1946 году – министром промышленности строительных материалов; это была одна из наиболее отстающих отраслей.

Влияние Кагановича продолжало меняться в течение войны. Он выполнял важные задания, но общее руководство военной экономикой по линии Совета Министров и ГКО осуществлял в первую очередь Вознесенский, а по партийной линии – Маленков. Вознесенский в 1946 году нередко руководил заседаниями Совета Министров СССР.

В 1947 году Каганович был направлен Сталиным на Украину в качестве первого секретаря КП(б)У. Республика не выполнила в 1946 году плана хлебозаготовок из-за тяжелой засухи, и Сталин был недоволен Хрущевым, который вот уже девятый год стоял во главе ЦК КП(б)У. Переезд в Киев был, однако, для Кагановича явным понижением, и он работал здесь без прежней энергии. К тому же Хрущева не освободили от работы в республике, он остался на посту Председателя Совета Министров УССР. Если в 30-е годы в Москве Хрущев склонен был говорить: «Да, Лазарь Моисеевич», «Слушаю, Лазарь Моисеевич», – то теперь на Украине между ними часто возникали конфликты. Каганович не слишком много времени уделял сельскому хозяйству, но стал раздувать привычное кадило борьбы с «национализмом», переставлять кадры, удаляя нередко хороших и ценных работников. Гораздо больше, чем Каганович, Украине помогли обильные весенние дожди, обеспечившие республике в 1947 году высокий урожай. Не имея на этот раз чрезвычайных полномочий, Каганович часто посылал записки Сталину, не показывая их перед этим Хрущеву. Но Сталин потребовал, чтобы и Хрущев подписывал все эти записки, что было явным выражением недоверия к Кагановичу. Вскоре стало ясно, что от пребывания Кагановича на Украине нет никакой пользы. Хрущев имел здесь гораздо большее влияние, тогда как у Кагановича была не слишком добрая слава еще с середины 20-х годов. В конце 1947 года он вернулся в Москву, возобновив свою работу в Совете Министров СССР.

Но и в Москве положение Кагановича становилось все более трудным. Набирала силу пресловутая кампания против «безродных космополитов». От евреев очищали партийный и государственный аппарат, их не принимали на дипломатическую службу, в органы безопасности, сократился прием евреев в институты, готовящие кадры для военной промышленности и наиболее важных отраслей науки.

Евреев перестали принимать в военные училища и академии, в партийные школы. Среди еврейской интеллигенции прошли массовые аресты.

Хотя Каганович и не был инициатором этих арестов, он не протестовал против них и никого не защищал. Бывший коминтерновец И. Бергер писал в своей книге: «Один из моих собратьев по лагерю был близким родственником Л. М. Кагановича. В 1949 году его арестовали. Тогда его жена стала добиваться приема у Кагановича. Каганович принял ее только через 9 месяцев. Но прежде чем она начала говорить, Каганович сказал: «Неужели вы думаете, что, если я мог что-то сделать, я бы ждал 9 месяцев? Вы должны понять – есть только одно Солнце, а остальные только мелкие звезды» (Бергер И. Крушение поколения. Флоренция, 1973. С. 288.).

Сам Лазарь Каганович в это время нередко вел себя как антисемит, раздражаясь присутствием в своем аппарате или среди «обслуги» евреев. Удивляла его мелочность. Так, например, на государственных дачах для членов Политбюро часто устраивались просмотры иностранных кинолент. Текст переводился кем-либо из вызванных переводчиков. Однажды на даче Кагановича переводчица оказалась еврейкой, прекрасно знавшей итальянский язык, но переводившей его на русский с незначительным еврейским акцентом. Каганович распорядился никогда больше не приглашать ее к нему.

Жертвой шпиономании стал и старший брат Кагановича Михаил Моисеевич, который был снят с поста наркома авиационной промышленности и выведен из состава членов ЦК ВКП(б). В первые годы после войны он был обвинен во вредительстве в области авиационной промышленности и даже в тайном сотрудничестве с гитлеровцами. Эти вздорные обвинения рассматривались на Политбюро. Докладывал Берия. Каганович не защищал своего брата. Сталин лицемерно похвалил Лазаря за принципиальность, но столь же лицемерно предложил не торопиться с арестом Михаила Моисеевича, а создать комиссию для проверки выдвинутых против него обвинений. Во главе ее поставили Микояна. Через несколько дней Михаила Кагановича пригласили в кабинет Микояна. Приехал и Берия вместе с человеком, который дал показания против бывшего министра. Тот повторил свои обвинения. «Этот человек ненормальный», – сказал Михаил. Но он понял, что означает весь этот спектакль. В кармане у него был пистолет. «Есть в твоем кабинете туалет? – спросил он Микояна. Анастас Иванович показал нужную дверь. Михаил вошел в туалет, и через несколько мгновений там раздался выстрел. Его похоронили без почестей.

Сталин все реже и реже встречался с Кагановичем, он уже не приглашал его на свои вечерние трапезы. После XIX съезда КПСС Каганович был избран в состав расширенного Президиума ЦК и даже в Бюро ЦК, но не вошел в отобранную лично Сталиным «пятерку» наиболее доверенных руководителей партии.

После ареста группы кремлевских врачей, в большинстве евреев, которые были объявлены вредителями и шпионами, в СССР началась новая широкая антисемитская кампания. В некоторых западных книгах, и в частности в книге А. Авторханова «Загадка смерти Сталина», полной вымыслов и противоречий, можно найти версию о том, что Каганович якобы бурно протестовал против преследования евреев в СССР, что именно он предъявил Сталину ультиматум с требованием пересмотреть «дело врачей». Более того, Каганович якобы «изорвал на мелкие клочки свой членский билет Президиума ЦК КПСС и швырнул Сталину в лицо. Не успел Сталин вызвать охрану Кремля, как его поразил удар: он упал без сознания» (Авторханов А. Загадка смерти Сталина. Франкфурт-на-Майне, 1976. С. 226—227.).

• Предыдущая
• 30/73
• Следующая