Выбери любимый жанр

Теория Невероятности - Анчаров Михаил Леонидович - Страница 10


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

10

Мы не сообразили. Катарина оказалась в моих объятиях. Рядом с моей щекой – горящая щека девушки.

Шоссе идет чуть-чуть в гору, и я с усилием кручу педали. Вероятно, поэтому я начинаю тяжело дышать. Велосипед движется медленно. Мы едем молча.

– Катарина, я тебя… – говорю я, – …давно хочу спросить.

Дорога ползет нам навстречу.

– О чем? – спрашивает Катарина.

– Откуда ты знаешь русский язык? – спрашиваю я бодрым голосом и совсем не о том.

– А-а… – говорит Катарина и переводит дух. – Его мой папа знает с молодости.

– Как с молодости? – Удивляюсь я с облегчением.

– Он в России в плену был. А потом в Интернациональной бригаде.

– Это же в Испании, – говорю я, – Интернациональная бригада.

– Нет. Сначала в России была.

– Я не знал, – говорю я. – Значит, первая?

– Нет, – говорит Катарина. – Первая в Парижскую коммуну была. В ней русские участвовали.

Я с трудом верчу педали. Мы поднимаемся в гору.

– Ты все знаешь, – говорю я. – А я ни фига. Учусь-учусь – и все ни фига… Ну, теперь буду читать только нужное. К черту всякую технику!

– Не смей, – говорит Катарина и поворачивает ко мне лицо. – Если ты меня… уважаешь, не смей!

Лицо Катарины очень близко от моего лица, и мне трудно управлять велосипедом.

– Ты очень много знаешь, – говорит Катарина. – Это я ни… ни фига не знаю…

Вы бы послушали, как она осваивала новые слова. Помереть можно, до чего у нее это здорово получалось.

– Тебя даже ученый профессор знает, – говорит она.

– Владимир Дмитриевич? Это он отца знает.

– Ну и что же? Раньше отца, теперь тебя. Он же тебя хвалил, думаешь, я не знаю? Если б не ты, я бы радисткой не стала… второго класса.

– Радисткой, – говорю я. – Это для детей. Она сразу отворачивается.

– Все где-нибудь участвовали, – говорю я. – Видели стоящую жизнь. Один только я как пентюх.

Я перестаю вертеть педали, гора окончилась, и начинается спуск.

Велосипед набирает ход.

– Знаешь, как я тебе завидую… – говорит Катарина. – Эх, ты!

– Прости меня, – говорю я привычно. – Я дурак.

Мы мчимся под гору по ровному Измайловскому шоссе, которое, вообще-то говоря, называется шоссе Энтузиастов. Деревья и зеленые заборы дач проносятся мимо, сливаясь в мутную полосу.

– Я тебя люблю, – говорю я. – А ты? Шоссе летит на нас серой лентой.

– А ты?… – говорю я.

Волосы Катарины отдувает ветром мне в лицо, и я плохо вижу.

Она слышит над ухом мое тяжелое дыхание и делает движение соскочить с велосипеда. Но она сидит в кольце моих рук, лежащих на руле. Руль начинает вихлять, и объятие становится сильнее. Впереди показываются ребята и девочки, стоящие у дороги.

– А ты… – говорю я, – скорей…

Катарина дрожит и нащупывает носком туфельки переднюю вилку.

«Дзинь» – вылетают четыре спицы. Я жму на тормоз. Велосипед останавливается на самом краю кювета. Я отпускаю руки, и она соскальзывает на землю. Мы стоим, тяжело дыша и не глядя друг на друга.

Подбегают ребята.

– С ума сошли! – кричат они. – Чуть не расшиблись!

Девочки окружают Катарину. Парень наклоняется к колесу.

– Четыре спицы, – говорит он. – Теперь не поездишь. У тебя что, тормоз отказал?

– Да, – говорю я.

Постепенно страсти утихают, и мы все движемся по дорожке, ведя в руках велосипеды.

Мы с Катариной идем последними. Некоторое время мы молчим.

– Ты мне ничего не сказала, – наконец говорю я.

– Я тебе потом скажу.

– Когда?

– Приходи сегодня вечером к нам, – говорит Катарина.

Краус открыл дверь и увидел меня, нарядного и приглаженного.

– А-а, – сказал он, – это ты…

– Здравствуйте.

– Здравствуй.

Я протягиваю руку. Краус пожимает ее. Я напряжен, взволнован и поэтому не замечаю сдержанности Крауса. Я вхожу в комнату и вглядываюсь.

– А Катарина где?

– У себя, – говорит Краус. – Погоди… Опять раздается звонок в дверь, и Краус идет открывать.

Оставшись один, я отворяю дверь в соседнюю комнату и останавливаюсь на пороге.

Катарина в новом платье, в туфлях на высоком каблуке поправляет шелковый чулок на высокой ноге. Она быстро поднимает голову, и две секунды мы смотрим друг на друга. Потом она резко опускает платье, и я отступаю назад, прикрывая дверь.

Плохо соображая, я слышу голоса и поднимаю голову. В комнату входят Краус и незнакомый светловолосый мужчина лет тридцати. Он одет в элегантный костюм. Плащ висит у него через руку.

Встретив мой смятый и настороженный взгляд, он кланяется. Я нехотя отвечаю.

– Катарина готова? – спрашивает блондин.

– Переодевается, – отвечает Краус. Блондин смотрит на часы.

– Извините меня, – говорит он. – Я чертовски аккуратен. Это моя слабость.

У него крошечные усики и твердый рот. Он не только чертовски аккуратен, он чертовски красив. Я чувствую, как у меня от гнева начинают округляться глаза.

Прерывая молчание, входит Катарина. Я оборачиваюсь к ней. Но это не прежняя Катарина. Это красивая, нарядная, немного бледная молодая женщина. Совсем чужая. Она проходит мимо меня, и блондин, улыбнувшись, пожимает ее протянутую руку.

– Катарина… – говорю я. Все оборачиваются ко мне. На меня, видимо, тяжело смотреть.

– Разве ты не сказала ему, что уходишь? – сурово спрашивает Краус.

– Я же не знала, – тихо отвечает Катарина.

– Она не знала, – подтверждает блондин. Никто теперь не смотрит на меня.

– Катарина… – говорю я. – Разве ты забыла?

– Мы опаздываем, – мягко говорит блондин.

Я оборачиваюсь к нему. Я смотрю на его отвратительные усики.

– Вы не опоздаете, – говорю я. – Вы всюду успеете. Как пишут в плохих романах… вы чертовски аккуратны.

– Ну-ну, малыш… – улыбаясь, говорит блондин, но глаза у него холодные. Я делаю шаг вперед.

– Алеша! – громко говорит Катарина.

Я смотрю на нее. Глаза у нее отчаянные.

Я выбегаю в дверь.

Я сбегаю по лестнице и выскакиваю из парадного.

Остановившись у ворот, я затравленно оглядываюсь по сторонам. Сумрачный вечер в переулке. Черная «эмка» стоит у ворот. Булыжники мостовой текут вниз по переулку и сворачивают за угол.

Я слышу скрип песка под ногами идущих и стискиваю кулаки.

Из ворот выходят Краус с Катариной и блондин. Блондин подходит к черной «эмке», отворяет дверцу, и Катарина, не глядя на меня, садится в машину.

Ко мне подходит Краус.

– Того, о чем ты думаешь, не бойся, – говорит он. – Я тебя в обиду не дам. Ты мне веришь?

Я смотрю в землю.

– Красавец мужчина, – говорю я. – Кто этот тип?

– Случайный знакомый, – говорит Краус. – Проездом на один день. Надо его сводить в театр. Будь молодцом.

Он пожимает мне локоть и идет к машине. Я иду по переулку и слышу, как, фырча, отъезжает в противоположную сторону машина, увозящая Катарину.

Потом раннее утро. Деревья стоят в росе. Школа еще пустая.

Дверь в радиоузел, где я вожусь с радиолой, отворилась, и вошла Катарина. Я поднял голову.

– Здравствуй, – сказала она. – Не сердись на меня. Я не хотела.

Она пришла ко мне в это раннее утро свежая и веселая. Попросила завести «Я люблю тебя, Вена». Закружилась по комнате.

Мне больно смотреть на нее – так она хороша, и я отвожу глаза.

Она останавливается.

– Я бы этот вальс до смерти танцевала, – говорит она. – Самый мой любимый вальс… А твой?

– Конечно, – отвечаю я.

– Обещай мне одну вещь, – говорит она.

– Какую?

– Если ты когда-нибудь приедешь в Вену, приди на кладбище к памятнику Штрауса.

– А ты?

– Что?

– Разве мы не вместе приедем? – спрашиваю я. – Когда произойдет мировая революция…

– Конечно, – быстро отвечает Катарина. – Знаешь что?

– Что?

– Хочешь меня поцеловать? – спрашивает она.

Я не сразу понимаю услышанное и смотрю на нее почти испуганно.

– Ну?… – говорит она.

Я поднимаюсь и медленно иду к ней непослушными ногами.

10
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело