Ночные тайны королев - Бенцони Жюльетта - Страница 87
- Предыдущая
- 87/94
- Следующая
– Вы – копия своей матери, – всякий раз заявлял Луи. – Вам нельзя верить, и вас нельзя уважать.
Однажды Гортензия возмутилась и пригрозила рассказать отчиму, как пренебрежительно отзывается о Жозефине его любимый брат. Она и сама не ожидала, что эта угроза подействует, но, как ни странно, Людовик прекратил оскорблять тещу и с тех пор ограничивался лишь туманными намеками на «безнравственное поведение некоей особы».
Но жену он тиранил по-прежнему, и отдыхать от его брюзжания она могла только во время беременностей.
Гортензия родила мужу троих сыновей, и старшего из них, Ипполита-Шарля, появившегося на свет в 1802 году, Наполеон сразу захотел назвать своим ребенком.
– Пойми, – убеждал он брата, обычно во всем с ним согласного, но сейчас мрачного и непреклонного, – я усыновлю Ипполита и сделаю его своим наследником, а вы с Гортензией родите себе еще сколько угодно детей.
– Нет, – твердил Людовик, сидевший в глубоком кресле и нервно хрустевший пальцами, – нет и еще раз нет! Французы подумают, что ты и впрямь его отец, а я тут ни при чем. Ты же знаешь, какие гадости говорят о Жозефине, а Гортензия – ее дочь. Скажут, что яблоко от яблони недалеко падает, и пошло-поехало. Я не хочу позора для себя и всей нашей семьи.
Братья несколько раз возвращались к этому разговору, и лишь смерть мальчика, который умер пяти лет от роду, поставила в нем точку. Наполеон в то время уже был императором, без наследника династии бы не получилось – и предчувствие Жозефины сбылось: муж стал всерьез подумывать о разводе и о новом браке, хотя любил ее все так же пылко.
Императором Франции Наполеон стал в апреле 1804 года, после того как сенат вынес постановление, дающее первому консулу Бонапарту этот пышный титул. А второго декабря того же года в парижском соборе Нотр-Дам Папа Пий VII торжественно венчал и помазал Наполеона на царство. Когда Папа хотел возложить на его голову корону, Наполеон внезапно выхватил ее из рук первосвященника и сам надел на себя венец.
– Мне не нужно благодеяний, – объяснил он позже Жозефине. – Это моя корона, и я никому не дам прикасаться к ней.
Гортензия была счастлива – и не только потому, что ей нравилось называться падчерицей императора и его свояченицей, но и потому, что Наполеон начал все чаще давать ее мужу разнообразные поручения, связанные с внешней политикой. Людовик ездил по всей Европе, а его жена тем временем веселилась на балах. Она замечательно умела танцевать, и в пансионе мадам Кампан танцмейстер не мог ею нахвалиться.
Начало века принесло с собой новые веяния, и Гортензия с упоением осваивала вальс и польку, удивляясь тому, почему эти замечательные танцы не появились раньше.
И вот однажды она заметила некоего молодого офицера, который, взобравшись на стул, улыбался во весь рот и громко хлопал в ладоши, как если бы Гортензия была обычной танцовщицей на жалованье в каком-нибудь театре.
«Что он себе позволяет, этот нахал?!» – возмущенно подумала красавица и решительно подошла к офицеру, ловко спрыгнувшему со стула и ожидавшему ее все с той же широкой улыбкой.
Гортензия уже встречала этого драгунского лейтенанта. Он служил в полку, которым командовал Луи Бонапарт, и звали его Шарлем Флао.
– Муж отзывается о вас довольно лестно, – сухо произнесла Гортензия, сделав вид, что не заметила изящного поклона юноши, – но, мне кажется, он заблуждается. Вы дурно воспитаны, если не умеете отличить бальной залы от театральной. Аплодисменты тут неуместны.
А спустя несколько дней Шарль Флао появился в особняке на улице Виктуар, принадлежавшем Людовику Бонапарту. Привела туда лейтенанта его мать, мадам Суза, жена португальского дипломата. В юности эта дама вышла замуж за пожилого аристократа, графа де Флао, который настолько обожал жену, что довольно долго закрывал глаза на ее связь с неким молодым аббатом и лишь вздохнул, узнав, что у любовников родился сын. (Впоследствии аббат навсегда скинет сутану и станет одним из самых известных в истории министров иностранных дел. Фамилия его была Талейран.) Во время Великого Террора графа казнили, а через год его вдова очаровала дипломата-португальца, и он повел ее под венец. Шарля усыновили. Оба отца – и настоящий, и не родной – прекрасно относились к юноше и всячески ему протежировали.
Очутившись в доме Гортензии, Шарль сказал ей:
– Уверяю вас, я хорошо воспитан, и моя матушка может это подтвердить. Но если вы по-прежнему сердитесь на меня, то пожалуйтесь ей – и проказника сегодня оставят без сладкого.
Гортензия рассмеялась и простила очаровательного лейтенанта.
С тех пор он стал частым гостем в особняке своего командира. Пение, музицирование, чтение вслух – и вот уже Гортензия не может и дня прожить без этого остроумного красавца. То чувство, которое она начала питать к нему, было очень похоже на любовь, но молодая женщина не сразу осознала это.
Лейтенант признался ей, что ему очень нравилась молоденькая полька, которая не так давно уехала в свою далекую холодную страну, оставив его с разбитым сердцем и даже не пообещав вернуться.
– Мне кажется, – сказала однажды Гортензия матери, – он вполне достоин любви. Жаль, что эта девица уехала. Он так страдает – и уже этим интересен мне…
Жозефина улыбнулась.
– Осторожнее, девочка моя. Не думай о нем слишком уж часто. И еще одно. Хочу тебя предостеречь. Ты не забыла, надеюсь, что вот уже две недели лейтенант Флао служит адъютантом у Мюрата? Ну а о темпераменте мадам Мюрат ты наслышана.
Гортензия начала бурно возражать матери. Флао вовсе не такой. Он не польстится на прелести Каролины… да и Каролина, может быть, не обратит внимания на нового мужниного адъютанта…
Но госпожа Мюрат, разумеется, сразу заприметила Шарля, и у них завязался бурный роман. Гортензия, впрочем, хотя и предупрежденная матерью, долго ни о чем не догадывалась, потому что Флао по-прежнему ухаживал за ней – присылал цветы, наносил визиты, аккомпанировал на рояле ее пению. И если бы не роскошный бал, устроенный Мюратом в его замке Нейи, истина, быть может, никогда бы не открылась.
Разгоряченная танцами, Гортензия вышла в темный сад. Кое-где горели китайские фонарики. Веяло приятной прохладой. Молодая женщина решила подойти к пруду и отдохнуть на мраморной скамье, стоявшей на берегу. Но там уже расположилась влюбленная парочка: мужчина и женщина так страстно обнимались и так тяжело дышали, что не заметили приближения Гортензии. Это были Каролина и Шарль!
Ничем не выдав своего присутствия, Гортензия бросилась обратно в дом – сказать Мюрату, что у нее внезапно сильно разболелась голова и что поэтому она вынуждена уехать. «Ах, какая жалость! Я не смогу попрощаться с моей милой Каролиной!»
После этой истории Гортензия твердо решила порвать с Флао и не принимать его. Молодой офицер терялся в догадках. Каждый день он, как на службу, являлся в знакомый особняк на улице Серрюти (куда в 1806 году перебрался Людовик Бонапарт с семейством) и передавал через лакея свою визитную карточку. И каждый день слышал одно и то же:
– Госпожа не принимает.
А однажды с ним были даже более откровенны:
– Госпожа сказала, что двери ее дома закрыты для господина Шарля Флао.
Но офицер сумел все же добиться встречи с мадам Луи Бонапарт.
– Что случилось? – спросил он дрожащим голосом. – Чем я прогневил вас?
Гортензия молчала. Ее глаза были полны слез, и Флао все понял. Он упал на колени и прошептал:
– Так вот оно что! Господи, зачем же вы скрывали от меня, что я вам небезразличен?! Теперь уже поздно. Узы чести связывают меня с другой женщиной.
И узы эти были очень прочны. Ревнивая и подозрительная Каролина следила за своим возлюбленным во все глаза и часто устраивала ему совершенно неприличные сцены – с битьем ваз, истериками и обещаниями покончить с собой.
Шарль поведал об этом Гортензии и теперь смиренно ждал ответа. Однако взор его так сиял, что женщина поняла: при малейшем поощрении с ее стороны офицер вскочит с колен и сожмет ее в пылких объятиях. Видит бог, Гортензия бы очень этого хотела! И все же гордость взяла верх над чувствами. Она не станет признаваться в любви тому, кого считает своей собственностью Каролина Мюрат!
- Предыдущая
- 87/94
- Следующая
