Леонардо да Винчи - Гастев Алексей Алексеевич - Страница 30

• Предыдущая
• 30/136
• Следующая

Все это показывает, что возможны различные точки зрения и способы исследования, отсюда разнообразие манер; совместное же заблуждение делает живописцев похожими один на другого и уничтожает различия, а это несвойственно человеку, поскольку, говоря словами св. Амвросия, епископа Медиоланского, рай в сущности нашей есть рай. богатый многими мнениями. Но тут есть и неудобства. В строительстве театральной машины совместно участвуют Леонардо да Винчи и еще флорентиец Лука, прозванный Фанчелли, или Гусенок, построивший машину для первого представления пьесы «Орфей». Теперь же его опыту не доверились полностью, так что скорее приходится опасаться, как бы тосканцы не перессорились, нежели заботиться, чтобы не обижали других.

Видная поверх сцены часть устроенной по замыслу Леонардо машины представляла собой форму сегмента. Обтянутая холстиною сферическая поверхность была расписана в виде скалы, поросшей кустарником; при этом изнутри изливалась и падала сверкающими брызгами вода источника и раздавалась приятная музыка. В следующем явлении пьесы кажущаяся цельной скала разделялась посредине, открывая зрителям подземное царство и дворец его государей Плутона и Прозерпины. Понятное дело, холст с изумительно правдоподобно написанными скалой и кустарником также был разделен пополам, будучи при этом натянут на деревянные рамы, собранные из гнутых над кипящей водою брусьев. Еще прежде представления интересно было смотреть, как мастера в испачканных опилками фартуках прилаживали деревянные части, скрепляли их между собою и проверяли в движении, в то время как воздух был заполнен парами клея, образующими как бы запах творения. И эти люди не так внешностью походили на Плотника, который согласно древнему преданию построил и привел в движение звездные сферы, издающие не слышную обычному уху гармоническую музыку, сколько душою чувствовали себя полноправными наряду с ним устроителями.

Главная ось театральной машины сделана из елового бревна толщиною в талию человека и упирается в громадный подшипник, выдолбленный из смолистого пня и выложенный изнутри медным листом. Ось принадлежит зубчатому колесу со спицами длиною в два человеческих роста, своим видом вызывающему трепет и удивление. Что же касается червячной передачи, если кто-нибудь нарочно спускается в помещение под сценой, чтобы видеть, как в наполненном водою корыте вращается и плещется громаднейший винт и, вращаясь на одном месте, тщетно куда-то стремится, или наблюдать за равномерным падением груза, как оп пропадает в колодце и внезапно при обратном движении возникает вновь, а пеньковый канат наматывается на ось красивыми правильными рядами, тот посетитель возвращается из подземелья ошеломленный, будто бы в самом деле побывал в аду, где оказался свидетелем наказания грешников. Однако здесь все это затеяно совсем с иной целью, а именно чтобы раздвинуть и после вновь совместить части театральной машины, построенной для Мантуанских сеньоров в городе, плывущем, как желток в яйце, посредине окружающих его вод, поскольку он ограничен рекой Минчио и озерами и таким образом плавает на поверхности сферы Земли; а та, в свою очередь, взвешена в окружающей ее сфере воздуха, и все вместе погружено и удерживается посреди блистающей легчайшей сферы огня.

Когда при начале второго действия пьесы декорация, изображающая скалы с источником, легко и плавно раздвинулась и стала видна резиденция Плутона и Прозерпины, всеобщий вздох пронесся из конца в конец помещения для зрителей, а находившиеся в первом ряду маркиз и маркиза негромко воскликнули «браво!»: сравнительно с Миланом в Мантуе другие привычки, более утонченные. Между тем подземный дворец, выстроенный придворным архитектором Эрколе совместно с Лукою Фанчелли из дерева, бумаги и холста, если бы его сделать из более долговечного материала, был бы достоин служить местопребыванием просвещенных сеньоров Франческо и Изабеллы Гонзага, – в такой превосходной округлости и уравновешенном сочетании, просторе и свободном величии создавались дворцы разве что для императоров Рима, насколько можно судить по развалинам. Стены великолепного дворца этих управителей ада Мантенья расписал так искусно, что их можно было с уверенностью принять за мраморные. Живописец, хотя и на большем пространстве, исполнил именно то, чего добивался в картинах, когда скудно расцвеченные и очерченные резко фигуры не так напоминают живых людей, как скульптурные изваяния. При том что впоследствии он подвергался справедливым упрекам, его критики, если бы видели декорацию для пьесы Анджело Полициано об Орфее, нашли бы, что ничего более подходящего невозможно вообразить.

Шестьдесят лет спустя, когда маркизы и ее супруга давно не было па свете, Мантую посетил Джорджо Вазари; тогдашний управитель города его спросил, что он думает о работах живописца Джулио Романо, долгое время служившего дому Гонзага. Вазари ответил, что в городе на каждом углу следует поставить статую этого Джулио, как если бы тот был полководцем и императором, и что половины государства, как Мантуя, недостанет оплатить его таланты и труды. На это управитель, глубоко понимающий искусство, сказал, что Джулио – подлинный господин этого города, так как целиком его обновил. А ведь это можно отчасти отнести к мастерам, совместно участвовавшим в постановке «Орфея», поскольку если они не распоряжаются судьбою и имуществом подданных, то воображение граждан всецело от них зависит. Между тем особенные взаимоотношения с тяжестью, когда они ее успешно преодолевают при строительстве высоких зданий или хитроумно используют с помощью противовесов, как в театральной машине, отчасти придают им сходство с ангелами, свободно проникающими в стихию огня из-за их легкости. Однако, чтобы витая, можно сказать, в облаках как перо, подхваченное движением воздуха, они не утрачивали полностью необходимых связей с действительностью, им приданы также обычные житейские качества: хорошие мастера – народ крикливый и склочный, в словах и поступках решительный и хорошо понимающий свои выгоды и преимущества.

• Предыдущая
• 30/136
• Следующая