Война чудовищ - Афанасьев Роман Сергеевич - Страница 58
- Предыдущая
- 58/91
- Следующая
Именно зверь первым услышал странный шорох и привычно насторожился. Он звал свою половинку, человеческую часть Сигмона, что сжалась в крохотный комочек в дальнем уголке души. Но тан не откликался: он смотрел в стену сарая, не желая даже осознавать себя. Зверь не сдавался – он тормошил Сигмона, пытался заставить проснуться и вернуться к жизни. Если бы он мог отделиться от человеческого тела, то наверняка принял бы облик лохматой собаки, что пытается разбудить хозяина: лижет ему руки, тычется мокрым носом в лицо и вежливо покусывает пальцы. Но тан не обращал внимания на свою беспокойную половинку. Ему было все равно, что там, снаружи. Он хотел свернуться калачиком и навсегда забыться тяжелым сном без видений. Он не хотел жить. И тогда зверь куснул по-настоящему.
Когти упырей драли его тело, а рядом кричала жена, прикрывая собой маленькую дочь. Он чувствовал, как кровь из разодранного горла течет по груди горячей волной, но все не падал – просто не мог позволить себе умереть сейчас...
Он видел перед собой окоченевший труп сына, что только вчера впервые забрался в седло, а горло саднил терпкий вкус крови. В окно било горячее солнце, подбираясь все ближе, но он не шевелился, зная, что скоро его серого лица коснется очищающее пламя...
Он стоял на коленях, и умолял о смерти человека с мечом. А за спиной у него стояли призрачные тени жены и двух дочек – молчаливые, невидимые живым, сверлившие спину немым укором. Их кровь жгла его изнутри подобно расплавленному металлу, а человек с мечом плакал, не желая опускать клинок на шею бывшего друга...
Сигмон вскинул голову, отшатнулся и чуть не вывихнул обе руки. Видения были такими яркими, что вкус горькой крови заполнил его рот и заставил давиться тошнотой. Стыд пронзил его тело – от пяток до макушки, заставил содрогнуться от отвращения к самому себе. Щеки вспыхнули румянцем – как, как он мог позволить случиться такому? Тогда, почти два года назад, в подвал к Фаомару его привело желание защитить людей. Спасти их от чудовища, выходившего по ночам на охоту. Он до сих пор видел иногда во снах мертвую Ишку, раскинувшуюся на траве. Это сотворил демон – чудовищная ошибка колдуна, что вырвалась на свободу. Тогда он и лишился части своей человечности. Но защитил людей, сделал то, что был должен. Остался человеком, несмотря на чешую, сковавшую его тело. А теперь, когда алчущие крови демоны грозили заполонить весь Ривастан... Он закрывает глаза?
Тан огляделся. Заря сочилась сквозь щели зловещим багрянцем, бросая на утоптанный земляной пол кровавые отблески. Сигмон прищурился. Кровь. Будет кровь – и много, целые потоки крови упырей, надо лишь только выбраться из этих проклятых колодок.
Он попытался приподнять кусок железа, придавивший руки. Тот шевельнулся – но едва-едва. Он был прикован к нижнему, тому, что держал ноги, а тан не мог нащупать скобы или замок. Ничего. Силы возвращались – постепенно, но возвращались. Тело справилось с отравой, и Сигмон чувствовал, как изнутри поднимается привычное тепло. Серый туман перед глазами рассеялся, вернулись слух и чутье. Внутри утробно рыкнул довольный зверь и тан почувствовал себя так, словно у него с головы сорвали покрывало: он снова ощущал этот прекрасный мир, остро и ярко, как и положено настоящему чудовищу.
У него впереди целый день – это Сигмон прекрасно понимал. Вампиры вернутся только к ночи, днем они не будут бродить по улицам, залитым солнечным светом. Ему нужно освободиться до наступленья темноты. Задача не из легких, но не зря же он столько раз попадал в темницы и по праву заработал прозвище Узник. Он снова в плену у Дарелена, и нужно только сдвинуть эту проклятую железку...
Вскинув голову, Сигмон прислушался. Конечно, проклятые упыри не оставили его без присмотра. Он чувствовал – снаружи есть люди. Десятка два, не меньше. Он ощущал их силу, чуял их страх – слухи о вчерашней бойне у таверны дошли и до его тюремщиков. Но Сигмон заметил в их страхе и нотку неуверенности. Два десятка охранников – вот как его боялись. Что же, для такой робости у них есть причины.
Сигмон прижал подбородок к груди, напряг руки и стал раскачивать колодки. Он не мог встать, не мог хорошенько упереться в пол для рывка, но надеялся, что потихоньку расшатает железные половинки. Стражникам предстоит очень сильно удивиться. Очень.
И все же первым удивился он сам.
Тан сразу услышал этот хрип: уловил в нем и удивление, и страх, и боль... Он понял, что произошло, даже раньше охранников, стоявших снаружи и принялся яростно раскачивать колодки. Когда раздался первый крик, он прикусил губу и попытался разорвать оковы. Не вышло. Под звон мечей и крики стражи Сигмон терзал непослушное железо, пытаясь освободить хотя бы руки. Кто напал на его тюремщиков – деревенские, восставшие против кровососов, враги Риго, или просто разбойники, он не знал и даже не догадывался. Зато был уверен – если он сейчас же не избавится от оков, его не спасет никакая шкура.
У самой двери раздался крик и резко оборвался. На землю упало тело, дверь распахнулась, и тан чуть не взвыл от отчаянья – оковы держали крепко. А потом в сарай ввалился человек с огромным ножом в руках и тан прикусил язык.
– Сигмон! – воскликнул Рон. – Живой!
– Прах тебя возьми, – пробормотал тан. – Что ты тут делаешь?
– Угадай! – ухмыльнулся алхимик.
Прикрыв дверь, из-за которой, заглушая звон мечей, неслась отборная брань, он подошел к другу, и опустился на колени перед колодками. Спрятав нож, Рон достал из-за пояса связку железных ключей и склонился над оковами.
– Что там? – спросил Сигмон.
– Четыре скобы и два замка, – отозвался алхимик, и что-то звонко щелкнуло. – Уже один.
– А кто остался во дворе? – осведомился тан, прислушиваясь к воплям.
– Корд, – коротко отозвался Рон. – Не верти руками, ты мне мешаешь!
– Как вы меня нашли?
Алхимик не ответил. Он прищурился, поднял плечи, шевельнул ими, словно пловец, готовящийся к нырку, и вновь раздался щелчок.
– Давай, – скомандовал он, поднимаясь на ноги.
Сигмон напряг спину, и железная чушка с выемками для рук вздрогнула. Тан резко разогнулся и свалил ее в сторону, прямо под ноги Рону, едва успевшему отскочить в сторону.
– Всегда мечтал об этом, – заявил он, наблюдая за Сигмоном, пытавшимся расправить затекшие ноги.
– О чем это? – буркнул тан, поднимаясь на колени.
– Спасти тебя! – обиженно отозвался алхимик. – Обычно ты спасаешь мою задницу, а тут в роли героя выступил я. Пожалуй, в новой балладе найдется куплет и для меня.
Сигмон ухватил алхимика за руку и тяжело поднялся. Его пошатывало – все тело затекло. Ноги подгибались, а голова закружилась, словно он забрался на высокую гору.
– Ты как, – спросил Рон, подставляя плечо. – Идти можешь?
– Сейчас, – выдохнул тан. – Минуту.
Он прикрыл глаза и сглотнул. Там, за стеной, дрался Корд – один против двух десятков. И Рон пришел за ним, хотя тан снова бросил его, сбежав ночью, тайком, словно вор, обчистивший карманы доверчивого спутника. А они пришли за ним, пришли, не смотря ни на что, пройдя сквозь страну кровососов, на каждом шагу рискуя жизнью, а он стоит как беспомощная кукла, не в силах даже поднять руку...
Зарычав, Сигмон отпустил плечо алхимика и сделал шаг. Потом второй. Кровь огнем пробежала по жилам, возвращая силы, а внутри довольно оскалился зверь. Не обращая внимания на Рона, Сигмон подошел к двери сарая, распахнул ее настежь. В лицо плеснуло солнце и, прищурившись, тан вышел в сияние дня.
Корд стоял к нему спиной, закрывая вход в сарай от десятка мечников. Те выстроились в ряд, но не подходили ближе: на земле, у ног капитана стражи, распростерлись мертвые тела – пятеро охранников нашли свое последнее пристанище. Корд же не получил даже царапин. На нем была тонкая длинная кольчуга, перехваченная широким кожаным ремнем. На поясе висел простой меч, но в руке капитан держал тяжелую саблю, похожую на абордажный клинок. На другой висел маленький круглый щит, пробитый коротким болтом. Стрелок, все еще сжимавший маленький арбалет, лежал у ног Демистона с расколотой головой.
- Предыдущая
- 58/91
- Следующая
