Знак чудовища - Афанасьев Роман Сергеевич - Страница 30

• Предыдущая
• 30/82
• Следующая

Отрадное зрелище. Что может быть лучше, чем вид поверженного врага? Сигмон снова ухмыльнулся и поднялся на цыпочки, чтобы ничего не пропустить. Как раз в этот момент толстяку со свитком удалось перекричать толпу, и первые ряды затихли. Следом примолкли и остальные.

– Граждане города Сагема! – выкрикнул толстяк. – Как я говорил, обвиняемый пойман на месте преступления, и его вина полностью доказана.

– Вздернуть его! – крикнули из толпы, и остальные поддержали клич одобрительным ревом.

– Тихо! Тихо! – заорал толстяк, да так, что его щеки покраснели. – У нас тут суд, а не расправа. Потерпите немного.

Он вытер вспотевший лоб огромным клетчатым платком и продолжил:

– Найдено и орудие преступления.

Палач поднял руку, и в ней блеснул огромный мясницкий нож.

– На самом обвиняемом найдена кровь жертв. Кроме того, ясен и мотив. Эльфы – старые враги людей и до сих пор их ненавидят. Этот выродок пробрался к нам в город с целью посеять средь мирных граждан Сагема смуту и раздор. И даже совершил убийство.

– Смерть ему! – снова крикнули из толпы. – Смерть выродку!

Толпа заулюлюкала и засвистела. Из первых рядов вылетело несколько комьев грязи. Все до единого попали в цель, превратив рубаху эльфа в нечто пятнистое.

– Тише! – закричал толстяк. – Тише, сучьи дети, дайте закончить процедуру!

Толпа не успокаивалась. Самый горластый, тот, что орал громче всех, выкрикнул старую частушку:

– Эльфы повсюду разносят заразу!

– Эльфа увидел – убей его сразу! – хором поддержала толпа.

Сигмон поморщился и вдруг понял, что не испытывает ни малейшей радости, наблюдая за толпой. От злорадства не осталось и следа. Внутри вдруг стало пусто, а в горле пересохло, и тан судорожно сглотнул. Он понял, что происходит, – эльфа собирались вздернуть за то, что совершил сам Сигмон. Нет, он не испытывал к мошеннику теплых чувств, но вешать одного за провинность другого – это несправедливо. Алхимик не виновен, его даже не было рядом, когда случилось убийство. Палачи не могли этого не знать, даже полный идиот мог понять, что тех двоих прикончили вовсе не мясницким ножом. Значит, эльф просто подвернулся под руку, и на нем решили отыграться. Его собираются убить за то, что он чужак. За то, что он не такой, как все, потому что в нем течет другая кровь. Это неправильно.

Следом пришла скользкая мыслишка, – может, это и к лучшему. Мошенника вздернут, причем заслуженно: кто знает, сколько народа он успел обобрать. И тогда настоящий убийца, сам Сигмон, сможет спокойно вернуться в город, отмыться от грязи и продолжить поиски проводника. Все складывалось как нельзя лучше. Это прекрасный выход из ситуации, то самое чудо, на которое тан не смел даже надеяться. Надо только немного подождать, затаиться в уголке, притихнуть на время и посмотреть, как будут вешать эльфа. За то, чего тот не совершал. За то, что совершил сам Сигмон.

– Да тише вы, сукины дети! Капрал!

Стражники сделали дружный шаг вперед и пустили в ход древки копий. На первый ряд толпы, самый шумный, обрушился град ударов. Горожане отшатнулись и, недовольно ворча, отступили на пару шагов. Все примолкли, и лишь в задних рядах поднялась небольшая буча, – кажется, поймали воришку, подрезавшего кошельки.

– Итак, – продолжил толстяк, развернув пергамент, – деяния обвиняемого рассмотрены городским судом и признаны преступными. Двойное убийство, возмущение спокойствия, подстрекательство к бунту. Приговор – смертная казнь через повешение! Приговор привести в исполнение немедленно!

Толпа восторженно взревела, предвкушая зрелище, которое можно будет еще с месяц обсуждать в пивнушках. Сигмон понял, что толпе все равно, кого повесят. Эльфа, полуэльфа, обычного человека или оборотня. Лишь бы повесили, лишь бы состоялось зрелище, а кто будет болтаться в петле – дело десятое.

Седобородый склонился к толстяку и что-то прошептал. Тот недовольно скривился, но потом закивал.

– Тишина! – крикнул он. – Капрал!

Первые ряды, не дожидаясь новых ударов, дружно отшатнулись подальше от копий и разом замолчали.

– Последнее слово предоставляется виновному! – крикнул толстяк и махнул палачу. Тот поднял руку и сорвал с алхимика повязку, закрывавшую рот.

– Это не я! – тотчас завопил квартерон. – Я тут ни при чем! Я случайно наткнулся на этих двоих, случайно! Даже слепому ясно, что их мечом зарубили! И я не эльф! Я человек! И мама у меня человек, и папа, и бабушка...

Толстяк поморщился и снова махнул рукой палачу. Он встал на цыпочки и начал завязывать алхимику рот. Тот извивался, как уж на горячей сковороде, и продолжал кричать:

– Я люблю людей! Я всех вас люблю! Я просто зарабатывал деньги, но никого не убивал. Мои лекарства....

Капрал коротко ткнул полуэльфа кулаком в живот, и тот поперхнулся. Палач тут же накинул полуэльфу на рот грязный жгут из тряпки и крепко завязал на затылке. Алхимик снова замычал, задергался, пытаясь прожевать повязку, но задергался аккуратно, так, чтобы не свалиться с чурки.

– Таким образом, – продолжил толстяк, – обвиняемый полностью признал свою вину. Капрал!

Стражники сомкнули ряды, наставив копья на осужденного. Палач снова приподнялся на цыпочки, ухватил петлю и надел ее на шею алхимику. Затянул так, чтобы узел оказался сзади. Чурочка, служившая помостом, была невысока, и рассчитывать на то, что рывок сломает висельнику шею, не приходилось. Тому предстояло умереть от удушения.

– Да что ж такое, – тихо выдохнул Сигмон. – Проклятие!

Нужно было сидеть тихо, как мышь под веником. Затаиться. Выждать несколько долгих, как столетия, минут. Тан прикусил губу. Выбор. Всегда есть выбор. Иногда чудовищно трудный, когда выбирать не просто сложно – невозможно. Иногда легкий, как пушинка, когда приходиться решать только за себя. Казалось, и сейчас он таков: всего-то нужно отсидеться в кустах, а потом спокойно вернуться в город и продолжить свой путь. Но тогда... Нет. Разумнее отсидеться в кустах. Проклятие, любой, окажись на его месте, не стал бы рисковать собственной шкурой ради светловолосого мошенника. Любой человек. А чудовище?

Толстяк взмахнул рукой, и палач ударом ноги выбил чурку из-под светловолосого алхимика. Тот взбрыкнул босыми ногами и забился в петле, как рыба, пойманная на уду. Сигмон крепко зажмурился и впился пальцами в рукоять меча так, что кровь выступила из-под грязных ногтей.

Стражники глазели на висельника, наслаждаясь редким развлечением, и прозевали явление грязного оборванца. Тот вывалился из кустов позади них и сразу, без разговоров, кинулся в драку.

Одного стражника, стоявшего ближе всего к кустам, он пнул в спину и тот кувырком полетел под ноги толпы. Второго свалил на землю ударом в ухо, да таким, что шлем помяло. Третий успел повернуться, но получил пинок промеж ног и с воплем рухнул на траву, зажимая руками причинное место.

Остальные браво развернулись и вскинули копья, готовясь насадить на острия наглеца, посмевшего напасть на стражу. Но в руках оборванца блеснул меч. Взмах – и три копья разом лишились наконечников и превратились в безобидные палки. Стражники отступили назад, придавили капрала к толстяку, тот завизжал... А оборванец вторым взмахом перерубил веревку, и полуэльф рухнул на землю.

– Назад! – закричал Сигмон изо всех сил, вспарывая кончиком меча веревку на руках алхимика. – Назад!

Капрал выхватил саблю, оттолкнул замявшихся стражников и ринулся в бой. Толпа, было примолкшая, восторженно заулюлюкала, предвкушая новое развлечение.

Одним взмахом меча Сигмон обрубил клинок сабли по самый эфес и заехал капралу сапогом в живот. Капрал отлетел, повалил пару стражников и чуть не напоролся на копье. Из толпы донесся гогот.

Сигмон выставил вперед клинок, взмахнул им, отгораживаясь от толпы веером блестящей стали, и бросил взгляд на алхимика. Тот не терял времени даром. Занемевшими руками он неловко содрал с шеи петлю и теперь снимал повязку, закрывавшую рот.

• Предыдущая
• 30/82
• Следующая