Роза Йорков - Бенцони Жюльетта - Страница 69
- Предыдущая
- 69/76
- Следующая
– Нет! Я в такое не верю! Ладислав Возински, где бы ты ни был, услышь меня! Возлюбленная твоя в опасности, и если ты не появишься, ты нарушишь закон любви, рыцарства и благородства! Ты оскорбишь всемогущего Господа...
Ванда могла продолжать в этом духе до бесконечности, и нужно было положить конец ее словоизвержению. Сэр Десмонд, будучи не в лучшем расположении духа, отказался допрашивать свидетельницу, но попросил пригласить свою подопечную. Пора было спуститься с небес на землю.
Несмотря на свой изможденный вид, Анелька произнесла клятву твердым голосом, а потом спокойно посмотрела на тех, кто собирался слушать ее показания. Больше того, в глазах ее искрилась даже какая-то веселость.
– Леди Фэррэлс, – начал адвокат, – мы только что выслушали свидетельское показание вашей горничной. Согласны ли вы с ним?
– Каким бы странным оно вам ни показалось, но частично я с ним согласна. Я хочу сказать, что в словах Ванды много правды, хотя она, безусловно, излагает свою личную точку зрения.
– Что вы хотите этим сказать?
– Что Ванда верна себе и никогда не изменится. Она сохранила добрую и открытую душу и бесконечную нежную привязанность к нашей родине. До конца своих дней она не перестанет предаваться восторженным и наивным мечтаниям. Когда она сказала, что до своего замужества я любила Ладислава Возинского, она сказала чистую правду. И я очень страдала, когда, повинуясь воле отца, была вынуждена выйти замуж за сэра Эрика. Но когда в одно прекрасное утро в Гайд-парке, где я, как обычно в это время, каталась на лошади, ко мне подошел Ладислав, этой любви больше не существовало.
– Вы хотите сказать, что речь больше не шла о любовных отношениях?
– О каких любовных отношениях могла идти речь, когда тот, кого я когда-то любила, стал меня шантажировать? Ладислав хотел одного – поступить на службу в дом моего мужа. В случае моего отказа ему помочь он угрожал, что передаст моему мужу письма, которые я имела неосторожность ему писать, когда мы еще жили в Варшаве.
– Они до такой степени могли вас скомпрометировать?
– О да! Особенно если учесть вспыльчивость моего покойного мужа и его ревнивый характер. Мои письма с полной откровенностью обнаруживали, что до замужества я была любовницей Ладислава. Этой... подробности Ванда никогда не знала. Она не может понять и никогда бы не поняла, что юность способна на подлинные безумства. Она бы не поверила, что на безумство была способна и я, которую она всегда называла своей голубкой.
– Но после того, как вы вступили в брак, ваш супруг должен был заметить, что...
– Что я потеряла невинность раньше? – задала вопрос молодая женщина с присущей ей манерой говорить все напрямик. – Нет, он ничего не заметил, потому что сам воспользовался своими супружескими правами, не дождавшись нашего венчания, и совершил надо мной насилие. Сэр Эрик так спешил сделать меня своей, что овладел мной, несмотря на мое сопротивление. Он считал меня чистой, и эти письма были бы катастрофой для нашей дальнейшей совместной жизни.
– А вы до такой степени дорожили своим супругом, несмотря на его грубое с вами обращение?
– Да, я дорожила им. Он все искупил в моих глазах, когда рисковал собственной жизнью ради того, чтобы вырвать меня из рук похитителей, которые украли меня накануне нашей свадьбы. Думаю, что мне не нужно рассказывать об этом?
– Нет. Английские газеты и французская пресса осветили в свое время эти события достаточно подробно. Стало быть, вы не испытывали ненависти к сэру Эрику?
– Ни в коей мере. Он умел быть очаровательным и к тому же обожал меня...
– В таком случае объясните, пожалуйста, фразу, так поразившую мистера Сэттона. Сейчас... – Адвокат взял лежащий перед ним листок бумаги и прочитал: – «Если ты хочешь, чтобы я тебе помогла, мне нужно стать свободной. Помоги мне сначала ты...»
– Мне нечего объяснять. Мистер Сэттон выдумал эти слова, точно так же, как мою измену мужу с Владиславом.
– Все это ложь?
– Все. Как я могла иметь любовные отношения с человеком, который угрожал мне, который вынудил меня передать ему часть моих драгоценностей, который грозил мне смертью в случае, если с ним произойдут какие-нибудь неприятности во время или после пребывания в нашем доме? Он постоянно говорил мне о своих друзьях-подпольщиках и об их отчаянной готовности на все. Он постоянно пугал меня, и больше ничего. А потом, Ладислав никогда бы и не решился на такое. Мой муж очень оберегал меня и убил бы любого без всякого сожаления за малейший взгляд в мою сторону. Мистер Сэттон все выдумал, и теперь я понимаю почему. Узнать, что он мой пасынок, не слишком большая для меня радость, но тем не менее благодаря тому, что мы вчера услышали, многое проясняется в темной истории смерти моего мужа. В частности, исчезновение пакетика от болеутоляющего, в котором, предположительно, находился стрихнин...
При этих словах судья счел нужным заметить:
– Могу я напомнить вам, леди Фэррэлс, что мистер Сэттон свидетельствовал, принеся присягу? Точно так же, как и вы.
– Разумеется, один из этих двоих лжет, – поторопился заявить сэр Десмонд. – И я знаю, кто именно. Делом моей чести будет изобличить того, чья чрезмерная и показная скорбь с самого начала показалась мне подозрительной...
– Я протестую, милорд! – воскликнул прокурор, обращаясь к судье. – Мой уважаемый коллега не имеет права...
– Я сам призову его к порядку, сэр Джон. Последние слова сэра Десмонда не будут внесены в протокол, и присяжные не должны ни в коей мере обращать на них внимания. Вернемся к вам, леди Фэррэлс. Правильно ли мы вас поняли: вы утверждаете, что после того, как Ладислав Возински поступил на службу в ваш дом на Гросвенор-сквер, вы не вступали с ним в интимные отношения?
– Никогда, милорд! Я повторяю, от нашей прошлой любви ничего не осталось, и я только из страха посодействовала тому, чтобы он поступил на службу к моему мужу.
– Хорошо. Продолжайте задавать ваши вопросы, сэр Десмонд.
– Благодарю вас, милорд! Леди Фэррэлс, не можете ли вы рассказать нам, на что рассчитывал Возински, проникнув в ваш дом под видом лакея? Я думаю, он сообщил вам об этом.
– Да, сообщил. Ему нужны были деньги, но больше всего оружие. Вполне очевидно, что я не могла предоставить ему ни того ни другого. Но он надеялся собрать сведения относительно поставщиков и клиентуры моего мужа и, возможно, найти какие-то каналы. Простите, но я совершенно ничего не понимаю в такого рода делах... Впрочем, ни в каких других тоже. Я понадеялась, что он покинет наш дом, если я предложу ему что-нибудь из моих драгоценностей. У меня их много, мой супруг был всегда очень щедр по отношению ко мне...
– Охотно верю, но, поступая так, не подвергались ли вы еще большему риску? Как смогли бы вы объяснить сэру Эрику исчезновение принадлежащих вам вещей, которые наверняка стоили очень дорого?
– Признаюсь честно, что я об этом даже не подумала. Мне было так страшно! Владислав меня просто терроризировал...
– А Сэттон? Его вы не боялись?
– Нет. Я умела поставить его на место. И надеялась, что в один прекрасный день избавлюсь от него, ведь тогда я еще не знала, кто он такой на самом деле.
– А если бы узнали, что бы вы стали делать?
Глаза Анельки наполнились слезами, и она стала утирать их платком, вытащив его из-за рукава.
– Представления не имею... Может быть, решилась бы даже убежать. Мне уже приходила эта мысль в голову. Мой отец и мой брат живут в Америке. Поскольку мой муж умер, я собиралась попросить разрешения присоединиться к моей семье, тем более что мой брат там женился. Надо сказать, что в нашем доме я задыхалась – угрозы Ладислава, скрытая ненависть Джона Сэттона и – должна в этом признаться – превышающая мои силы любовь мужа, которого временами охватывало что-то вроде безумия...
– Так он вас слишком сильно любил?
– Да. Можно сказать и так.
– Вы посвящали кого-нибудь в ваши намерения относительно бегства?
– Нет. Даже Ванду, которая всегда была мне предана. Однако в день, когда произошла трагедия, я собиралась поговорить об этом со своим мужем по возвращении из «Трокадеро». В этот день у нас была ужасная сцена... На нее и намекал мистер Сэттон, когда выдвигал свое обвинение.
- Предыдущая
- 69/76
- Следующая
