Другая половина мира - Ахманов Михаил Сергеевич - Страница 36
- Предыдущая
- 36/113
- Следующая
– Перебить пожирателей грязи и есть самый лучший способ удержаться в Фирате, мой милостивый господин, – буркнул Аскара, но Квамма с одобрением кивнул.
– Верховный наком Джиллор дал мудрый совет. На высокой насыпи, за рвом и частоколом, наши люди будут целы, ночная же вылазка обойдется в полсотни человек. К тому же кто знает этих вонючек… Сейчас их столько, а ночью может оказаться втрое больше. Недаром сказано: вороват, как кейтабец, хитер, как тассит.
– Ладно! – Аскара скривился и с сожалением огладил костяную рукоять меча. – Колодец меня беспокоит, – заметил он, переводя разговор на другое. – Моих двести, да вас полтысячи… Места тут засушливые, а воды не слишком обильные. Может не хватить. А пива у нас осталось десять горшков, да и то прокисшее!
– Брат мой Джиллор подойдет через двадцать дней, – сказал Дженнак. – Я думаю, сейчас он уже в десяти-двенадцати переходах от Отца Вод.
– Да, но ему надо еще переправиться через реку! Она широка, как пасть голодного каймана…
– Мы оставили ему корабли, шесть тридцативесельных галер. И поселенцы с обоих берегов уже вяжут плоты. Наком наверняка не станет медлить и ждать, пока переправится все войско, а пошлет к нам свои сотни в крепких доспехах, с прочными щитами… Вот тогда мы и ударим! Хоть днем, хоть ночью!
– Разумные слова, – произнес Квамма после недолгого молчания. Он был ветераном, примерно одних лет с Аскарой, но с тасситами имел дело впервые – сражался с атлийцами во времена южных походов Фарассы, а после завоевывал торговые порты на западном побережье, Фарассу, как выяснилось по дороге, он не любил, но к Джиллору относился с восторженным почтением, считая его великим полководцем, накомом накомов. Видно, ему льстило, что молодой наследник не поддается соблазнам и готов точно следовать указаниям брата. Дженнак почти физически ощущал, что его сетанна в глазах -Кваммы тяжелеет с каждым сказанным словом.
– Может, и хватит воды… – пробормотал Аскара, с сомнением посматривая на колодец. – Засуха наступает, – пояснил он, – а тут, на краю степей, месяц Света больше похож на месяц Зноя. Река уже обмелела… Я потому и хотел сделать вылазку, покончить быстрей с осадой.
– Торопливый койот бегает с пустым брюхом, – сказал Квамма.
– Осторожный керравао находит смерть не на арене, а в котле, – парировал Аскара. После этого обмена любезностями санраты ухмыльнулись друг другу и заговорили о том, где сложить горшки с горючим маслом и вязанки стрел, куда поставить копейщиков, а куда – стрелков, кто из тар-колов будет дежурить ночью и у кого из них глаз острей и слух тоньше. Наконец Аскара заметил, что не худо бы каждый день передавать сообщение барабанным боем, дабы наком Джиллор, приближаясь, был в курсе ситуации. Это показалось Дженнаку разумным; он велел подать гладко оструганную дощечку и углем набросал на ней строчки из треугольников, кружков и крестиков. Знаки эти, определявшие длительность удара, являлись общепринятым войсковым кодом, который Дженнак знал наизусть. Аскара кликнул первого из своих тарколов, вручил ему разрисованную письменами доску, и вскоре на юго-восточной вышке зарокотал барабан.
Дженнак, в сопровождении Виа и Грхаба, спустился вниз, к площади. Наступило время дневной трапезы; воины, не снимая кожаных доспехов, отложили метатели, топоры да копья и потянулись к котлам. В них кипело густое варево – бобы с мясом, щедро приправленные атлийским перцем. Дженнак отметил про себя: приказать поварам, чтобы приправы клали поменьше; перец, едкий и жгучий, вызывал жажду.
Кое-кто из воинов уже пристроился с чашей у бревенчатой стены, где было попрохладнее; одни вычерпывали деревянными лопатками густую пряную массу, то и дело прикладываясь к рогам с пивом, другие жевали мясо, наколотое на дротик или нож, третьи пялили глаза на Вианну. Никто, однако, не облизывал губ, не хмыкал, не переглядывался и иных непотребных жестов не совершал; глядели пламенно, но с восхищением и подобающей почтительностью. Виа, выросшая в огромной семье сахема ротодайна, была девушкой общительной и по дороге в Фирату перезнакомилась с половиной санры. Примерно половину ее и составляли ротодайна, сбежавшие некогда из-под руки Мориссы; но хоть они и были теперь людьми сагамора, Вианна оставалась для них госпожой, увенчанной перьями, дочерью первого из племенных вождей.
Дженнак шагал мимо сидевших на корточках солдат, направляясь в свою резиденцию накома – две маленькие клетушки в складском строении. Воины насыщались; ха-шинда, его сородичи, ели не спеша, ловко орудуя лопатками и ножами, ротодайна хлебали и жевали с торопливостью, словно оголодавшие волки, немногочисленные кентиога больше налегали на просяное пиво. Взгляд их таркола уперся прямо в Дженнака, потом скользнул к Вианне – мрачный, холодный, как змеиная кожа. Впрочем, все кентиога казались угрюмыми и замкнутыми людьми, разговорить которых могло лишь хмельное; недаром о них в Серанне ходило множество побасенок – вроде той, что поведал старый Унгир-Брсн.
Виа все эти взгляды не смущали. Положив теплую ладошку на запястье Дженнака, она сжала пальцы; видно, когда стан грозных тасситов скрывался за изгородью, ничто не нарушало ее счастья.
– Скажи, мой зеленоглазый, почему этих людей из степи называют пожирателями грязи?
Глаза ее смотрели в лицо Дженнака с полной серьезностью, и он, сдерживая усмешку, спросил:
– А ты не хочешь узнать, почему их называют вонючками?
– Ну, это и так ясно! – Виа сморщила свой изящный носик, принюхиваясь к ветру, что доносил чад тасситских костров и густой запах бычьего навоза.
– Ты видела, как мчатся всадники на рогатых скакунах? Пыль до неба! Те, кто сзади, ее глотают…
Вианна задумчиво покачала головой:
– Нелегкая у них жизнь… Всегда в дороге, всегда скачут куда-то, чего-то ищут… Ни хогана под крышей, ни поля, ни сада, ни бассейна с прохладной водой…
– Было время, и наши племена бродили в лесах, и не было у них ни полей, ни садов, – сказал Дженнак. – Шалаш вместо каменного дворца, ручей вместо водоема, повязка из шкур вместо шелкового шилака.
– Но пришел Одисс, и все изменилось, – подхватила Вианна. Одисс научил Пять Племен строить города, дороги и корабли, сеять маис и просо, делать сосуды из стекла и фаянса, свивать нити из хлопка и шелка… ну, и многим другим вещам. Разве Мейтасса был менее щедр к своему народу?
– Почему же… – протянул Дженнак, не в первый раз удивляясь совпадению их мыслей, – почему же… Ты видишь, с помощью Мейтассы они приручили огромных быков, и теперь эти косматые дикие твари несут на своих спинах людей. Воинов! Тысячи всадников, которых могут остановить лишь залпы стрелков, насыпи крепостей и ядовитый кактус тоаче. Поэтому мы его и сажаем… еще строим стены, копаем колодцы и воюем… Нет мира под звездами, моя чакчан!
– Я думаю, Мейтассе этого не хотелось. Никто из Шестерых не любил воевать, даже грозный Коатль… так написано в Чилам Баль.
Вианна смолкла и нырнула в полумрак маленькой комнатки, их хогана и опочивальни. Дженнак остановился на пороге, вдыхая жаркий полуденный воздух. Пот стекал по его вискам, кожа под толстым нагрудником чесалась, и сейчас он мечтал лишь об одном – окунуться в прохладные речные воды. Вместе с Вианной… Но пока тасситы не уберутся в степь, об этом не стоило и думать.
Подошел Грхаб, поигрывая тяжелым посохом. Его широкоскулое лицо казалось высеченным из темного базальта, на панцире сверкали серебром металлические накладки; шипастые наплечники, шлем с головой разинувшего клюв сокола, боевые браслеты и широкий пояс из стальных пластин делали сеннамита подобным Хардару, рогатому и клыкастому демону войны. В мальчишеские годы Дженнак выслушал немало историй об этом древнем чудище Сеннама, которого боги – все Шестеро! – не смогли ни повергнуть в прах, ни даже потеснить; воины Народа Башен все еще поклонялись Хардару.
– Тебе лучше надеть панцирь, балам, – толстый ноготь Грхаба царапнул кожаный доспех. – Эта тряпка не остановит даже тасситской стрелы. А если уж приложат из арбалета…
- Предыдущая
- 36/113
- Следующая
