Сделка с дьяволом - Бенцони Жюльетта - Страница 42
- Предыдущая
- 42/69
- Следующая
– Я ничего не имею против орлеанцев, когда они занимают то место, которое заслуживают. Но готова признать, Луи-Филиппа я презираю. Не ради него мы сражались в июле.
– Так вы сражались? – спросил принц с удивленной улыбкой.
– На баррикаде бульвара Ган, монсеньор. А госпожа де Лозарг перевязывала раненых у ратуши вместе с художником Делакруа.
– Во Франции есть художник с именем Делакруа? Какое прелестное имя…
– И прекрасный художник. Он побочный сын Талейрана. Я думаю, только он сможет написать вашу коронацию. Он вложит в полотно огонь и страсть, неподвластные Давиду. Вернитесь во Францию, монсеньор. Время пришло!
– Вы так думаете? Маршал Мэзон, которого во что бы то ни стало пытаются мне подсунуть, каждый раз воспевает счастье народа, прекрасно живущего при таком добром и мудром короле.
– Он его посланник, это его работа. Ему за это платят. Разве маршал Мармон говорит вам то же самое?
– Что может говорить человек, предавший моего отца и при Карле Десятом стрелявший из пушек в народ? Он ничего не говорит. Боится допустить ошибку, как я думаю. Но скоро с ним будет кончено.
– Что вы хотите сказать?
– Как только он кончит свой рассказ, а это случится довольно скоро, у меня не будет причин принимать его. Признаю, мне он не очень нравится, но он мне полезен…
– Он может еще пригодиться. Понимаете ли вы, монсеньор, что он может вернуться во Францию только вместе с вами? Это занимает его мысли. Он может быть вам очень предан.
Герцог Рейхштадтский улыбнулся.
– Посмотрим… Но прежде чем вернуть герцога Рагузского, неплохо было бы мне самому вернуться.
– Мы над этим работаем. Могу ли я спросить Ваше Высочество, каковы планы вашего деда на ваш счет?
На этот вопрос им ответил Прокеш:
– Император Австрии очень любит своего внука. Я думаю, что он был бы счастлив увидеть его на французском престоле. В некотором смысле это стало бы гарантией вечного союза между Францией и Австрией. Он бы гордился, если бы знал, что Наполеон Второй всем обязан ему. Но существует Меттерних…
– Здесь ничего нельзя сделать?
– Это бы меня удивило, так как к политическому выбору в этом случае примешивается давняя ненависть к Наполеону.
– Наполеон мертв.
– Есть ненависть, которая не умирает. Меттерних так боялся, пока продолжался полет Орла…
– …что он отказывается выпустить Орленка? Мы здесь, чтобы открыть клетку.
– Ну что же! Поговорим об этом, – нетерпеливо сказал принц. Щеки его порозовели, глаза вспыхнули. – Что вы предлагаете?
Фелисия быстро изложила план бегства. Принц засмеялся.
– Бежать в женском платье? Ехать всю дорогу в облике женщины? Конечно, у нас был карнавал…
– Идея не так уж плоха, – перебил его Прокеш. Лично мне она кажется соблазнительной, но вы уверены, что за вами не следит полиция?
– За нами следили первое время, но с тех пор как герцогиня Саган взяла нас в подруги, слежка прекратилась.
– Да, Вильгельмина действительно наилучшее прикрытие, которое вы могли бы найти. Меттерних все еще влюблен в нее…
Принц заметил:
– Мне не нравится только одно. То, что мне придется занять место госпожи де Лозарг. Я не хочу подвергать ее ни малейшему риску. Это не слишком уж безопасно – возвращаться в мужском костюме вместе с Дюшаном.
– Пожалуйста, не говорите о нем с презрением, монсеньор! – заговорила молчавшая до сих пор Гортензия. – Он был одним из лучших и вернейших солдат вашего отца. С ним я буду в полной безопасности.
– Может быть, вам будет безопаснее со мной? – спросил Прокеш. – У меня в Богемии есть сестра, она приблизительно ваших лет и похожа на вас. Вы можете ехать под ее именем вместе со мной, так как, если монсеньор уедет, я последую за ним…
– Я ждал этого! – воскликнул принц. – Вы же знаете, что без вас я не поеду, ведь я так нуждаюсь в ваших советах. – Он снова обратился к Фелисии: – Ваш план мне кажется заманчивым. Но что я буду делать в Париже?
– Если ваша светлость соблаговолит оказать мне честь и остановиться на несколько дней в моем доме, пока соберутся ваши сторонники, я буду самой счастливой женщиной на свете.
– Где расположен ваш дом? – спросил принц с детским любопытством.
– На улице Бабилон.
– Улица Бабилон! В Париже! Как, должно быть, приятно жить на улице Бабилон в Париже! А сад у вас есть?
– Есть, правда, небольшой, но он полон цветов, а скоро весна. Вы увидите, как красив Париж весной!
– Я знаю. Я еще не забыл каштаны Тюильри и сад, спускающийся к реке… Вновь увидеть Париж!
– Это случится скоро, если Ваше Высочество доверится нам, – негромко проговорила Гортензия.
Некоторое время они еще поговорили о деталях плана, была определена дата побега: 11 марта, день рождения принца и Гортензии.
– Я не забыл, что мы почти близнецы, – сказал сын Наполеона Гортензии. – Если все будет благополучно, вы станете моей сестрой. Я вам дам…
– Только вашу дружбу, и ничего больше. Я привыкла к жизни в провинции, мой дом в Оверни. Но, близко или далеко, я всегда буду верной подданной Вашего Высочества, – ответила Гортензия, приседая в реверансе. Принц протянул ей руку.
– Тогда я приеду в Овернь! – весело сказал он. – Мы оккупируем ваш дом вместе с моим двором. Пусть все знают, как я вас люблю! И что…
Он замолчал на полуслове. Дверь открылась, и на пороге появилась эрцгерцогиня София. Она была прекрасна в платье из голубой тафты под цвет глаз, но казалась очень взволнованной.
– Франц, – сказала она, ответив улыбкой на приветствия и реверансы, – мне кажется, что ваш разговор несколько затянулся. Это уже не похоже на правду…
– …и вы не представляете, о чем бы мы могли говорить столько времени с этими дамами? – закончил за нее фразу принц, целуя ей руку. – Вы, как всегда, правы, но мы уже закончили. Позвольте все-таки представить вам княгиню Фелисию Орсини и графиню Гортензию де Лозарг, крестную дочь моего отца и моей тетки Гортензии.
– Я рада вас видеть, – с улыбкой сказала эрцгерцогиня, протягивая обе руки для поцелуя. – Мне радостно видеть верные сердца вокруг герцога Рейхштадтского. Но, умоляю вас, будьте осторожны! Не подвергайте его опасности!
– Я буду следить за этим! – воскликнул Прокеш. – Ваше Высочество знает, что может мне доверять.
– Вам – да, потому что я вас знаю, вы мудрый человек. Без вас я не стала бы помогать Францу бежать. Я его тоже люблю и желаю ему счастья.
– Ваше Высочество может доверять нам, – сказала Фелисия. – Мы обе готовы пожертвовать всем ради нашего… императора!
– Да услышит вас бог! Пусть он поможет вам! А теперь прощайте!
Фелисия и Гортензия готовы были петь от радости, возвращаясь во дворец Пальм. У герцогини де Саган был приемный день, и Шенкенштрассе была запружена каретами. Картина была прелестная и красочная. Вильгельмина приглашала и своих соседок, но те отказались под предлогом болезни Гортензии. Им трудно было бы разделить свою радость с кем-либо в этом салоне, где Меттерних был желанным гостем, и подруги решили наслаждаться своей радостью в одиночестве.
Впереди у них было две недели. Завтра они предупредят Марию Липон. Дюшана Фелисия предупредит, когда пойдет на урок фехтования. Было условлено, что не следует менять привычки, чтобы у полиции Седлинского не возникло подозрений.
Фелисия предложила выпить шампанского, чтобы отпраздновать событие.
– Сейчас пост, – возразила ей Гортензия, – мы совершим грех.
Это было правдой. После окончания карнавальной недели начался пост. Опустели бальные залы, а церкви заполнились молящимися. Прием у Вильгельмины был всего лишь встречей друзей, но их у нее было столько, что он принял огромные размеры.
– Мы выпьем за веру и надежду. Даже во время покаяния священники добавляют белое вино в чашу…
И они выпили за возвращение во Францию, за воцарение Наполеона II, за исполнение мечты, казавшейся еще недавно несбыточной, за счастье Франции и Италии. А про себя Гортензия добавила: «За мое возвращение в Комбер к тем, кого я люблю».
- Предыдущая
- 42/69
- Следующая
