Продолжение путешествия - Арсаньев Александр - Страница 18
- Предыдущая
- 18/42
- Следующая
И я рассказала ей все. В ответ попросив лишь об одном – объяснить, откуда ей стало известно о моем аресте.
Ксения Георгиевна слушала меня очень внимательно, временами у меня создавалось ощущение, что у нее в голове что-то щелкает, как косточки на счетах, словно фиксируя и классифицируя факты, сообщенные мной. И в определенном смысле это соответствовало действительности.
Еще раз напомню тем, кто не в курсе: Ксения Георгиевна – человек уникальный. И если бы существовала книга, в которую бы заносились все удивительные человеческие достижения, она по праву заняла бы ней почетное место.
Вот так, походя Катенька Арсаньева высказывает идею, которая спустя полвека сделала ее автора знаменитым на весь мир. Не правда ли, вы поняли, о чем я говорю? Ну, конечно же, о «Книге рекордов Гиннеса». И мне в голову пришла неожиданная и одна из первых в моей жизни коммерческих идей: а не оспорить ли у этого Гиннеса его авторские права? Чем черт не шутит, может он и поделится со мной своими миллионами? Но это, конечно же, шутка. Просто я хотел обратить внимание читателя на еще одно открытие или изобретение (называйте, как хотите) моей любимой родственницы.
– А это ваш приятель постарался, – хитро прищурившись, ответила она на мой вопрос.
– Какой приятель? – насторожилась я, ошибочно предположив, что незадолго до меня за этим столом угощали Алсуфьева.
– Петечка, – успокоила меня Ксения Георгиевна, словно догадавшись о моих опасениях и торопясь их развеять.
– Какой еще Петечка? – переспросила я, не сразу сообразив, кого она имеет в виду.
– Ах, простите, – хохотнула Ксения Георгиевна, для вас он, разумеется, Петр Анатольевич.
– Петр? – удивилась я. – Он-то каким образом у вас оказался?
– А что вас так удивило? Петечку я с пеленок знаю, мы с его бабушкой в приятельских отношениях были, едва ли не с девичества. А сегодня утром он проезжал мимо и заглянул ко мне по старой памяти.
«Так вот оно что… – подумала я, – ну, разумеется, разве мог этот проныра пройти мимо такого осведомленного человека. Не отсюда ли он черпает информацию для своих газетных фельетонов?»
Как вы уже знаете, Петр Анатольевич с некоторых пор почувствовал призвание к литературе, а в последнее время сотрудничал с одной из самых скандальных в губернии газет. И материал для своих статей черпал, где только можно. Но я даже не предполагала до этого часа, что круг его знакомств простирается так широко. Может быть потому, что сама познакомилась с Ксенией Георгиевной чуть больше месяца назад, а до этого даже не предполагала о ее существовании.
Я внимательно посмотрела на невозмутимо улыбавшуюся мне старушку, и любопытная мысль неожиданно пришла мне в голову. Она со своим вязаньем напомнила мне не то жрицу древнего египетского храма, не то Бабу Ягу, которая изображает вязанье только для виду, а на самом деле плетет магическую паутину, в которую попадает по ее желанию всякий проезжающий мимо ее дома человек.
«Уж не колдунья ли ты, бабушка?» – подумала я и обернулась на красный угол в поисках иконы.
– Он ведь тебя разыскивать ехал, вот со мной и поделился, – усмехнулась старушка и еще усерднее заработала спицами. С вязаньем своим она не расставалась ни на минуту, что и натолкнуло меня на мысль о его волшебных качествах.
Видимо, эта фантазия занимала Катеньку не один год, потому что среди ее рисунков я обнаружил нечто подобное. Может быть это не Баба Яга и не иллюстрация к русской народной сказке, как я подумал вначале, а именно портрет ее хорошей знакомой? Хотя нос у нее что-то подозрительно великоват для нормального человека. Но, может быть, это всего лишь художественное преувеличение? Для того, чтобы вы сами могли разгадать эту загадку, я и решил опубликовать этот рисунок среди прочих, хотя он и выпадает из общей стилистики. Так что решайте сами, кого хотела изобразить на нем Катенька Арсаньева.
И Ксения Георгиевна рассказала мне все, что ей стало известно от моего бесшабашного друга. Называя его так, я имею в виду не только его походы в злачные места Саратова за несколько дней до описываемых здесь событий. Мы с Петей остались в дружеских отношениях по сей день, и у меня за эти годы еще не раз были случаи убедиться в том, что он настоящий Сорви-голова, и если у меня хватит сил и здоровья воплотить в жизнь мои планы, то и вы, мой дорогой читатель, в этом сумеете удостовериться.
Ксения Георгиевна рассказала мне все, что ей было известно. И по этим деталям я восстановила остальное: Петр Анатольевич явился ко мне в дом, когда верная стражница Алена еще не совсем пришла в себя от испуга. И больше по ее виду, чем благодаря ее междометиям, понял, что произошло что-то очень серьезное, если не сказать хуже.
Едва выслушав ее невнятный лепет, он бросился в полицейское управление и попытался узнать там всю подноготную моего «дела». И в результате натолкнулся на такую глухую стену молчания и нежелания говорить на эту тему, что взволновался не на шутку.
Именно в это время я в свой камере поглощала страницу за страницей «Графа Монте-Кристо», и даже не помышляла, что кто-то пытается принять посильное участие в моей судьбе. Впрочем, я тогда еще не понимала, насколько серьезно мое положение, и судьба Эдмона Дантеса волновала меня едва ли не больше своей собственной. Покинув здание полицейского управления, Петр продолжил попытки разведать что-то внятное, но уже, так сказать, по неофициальным каналам. И неофициальный путь оказался, как это часто бывает на Руси, значительно продуктивнее.
Так, например, о моей отправке в неизвестном направлении, благодаря уличному мальчишке, оставленному им около здания тюрьмы, Петру стало известно в тот самый момент, когда перевозивший меня возок, вероятно, еще не покинул городской черты. И, надо отдать ему должное, он тут же, невзирая на поздний час, бросился нам вдогонку и наверняка бы догнал и перегнал еле плетущихся казенных лошадок, если бы хоть приблизительно знал, куда меня везут. Потому что передвигался с максимальной для середины девятнадцатого столетия скоростью, оседлав одного из самых дорогих и породистых жеребцов из конюшни своих родителей.
Но, благодаря отсутствию точных сведений, несколько часов кряду во весь опор скакал в почти противоположном нужному направлении и повернул назад лишь тогда, когда окончательно убедился в своей ошибке.
И, тем не менее, оказался в Елшанке ранним утром, то есть на полдня раньше меня. Если бы он задержался здесь подольше, то мы бы наверняка встретились. Но ему не терпелось разыскать мой возок, и он помчался дальше, едва успев выпить чашку чая с пирожком, и в двух словах сообщив последние новости хозяйке.
Едва ли большим преувеличением будет сказать, что все эти сведения вызвали у меня бурный поток слез благодарности. Я поняла, что на свете еще есть люди, на которых я вполне могу положиться. Один из них, вернее, одна – сидела в данный момент напротив меня, а второй – очертя голову прочесывал всю округу, дабы вызволить меня из рук недоброжелателей или не знаю, на что он там рассчитывал. Но поступок его явно был продиктован не столько разумом, сколько чувствами и отчасти был сродни Дон-Кихотовским подвигам. И именно благодаря этому вызывал у меня еще большее уважение. Как всякая женщина, я всегда умела ценить совершенные ради меня безрассудные поступки и тем более безумства.
Не успели слезы высохнуть на моих глазах, как мы услышали топот копыт у крыльца и хриплый мужской голос. Ксения Георгиевна на всякий случай отправила меня в дальние комнаты, но тут же за мной пришла, едва узнав, что за мужчина решился нарушить ее покой в такой час.
Вернувшись в гостиную, в валившемся с ног от усталости мужчине я узнала… кого бы вы думали? Ну, конечно, Петра, и слезы брызнули из моих глаз с новой силой. Не зная, как выразить ему свою признательность, я запечатлела на его челе сестринский поцелуй. Не привыкший к таким моим проявлениям Петр одарил меня настолько изумленным взглядом, что я не выдержала и рассмеялась. Тем более, что его хранившая следы недавнего избиения физиономия представляла собой и без того достаточно забавное зрелище. Она была трехцветная, как приносящая счастье кошка, о чем я и заявила Петру, окончательно его смутив.
- Предыдущая
- 18/42
- Следующая
