Бешеная черкешенка (Мария Темрюковна и Иван IV Грозный) - Арсеньева Елена - Страница 3
- Предыдущая
- 3/6
- Следующая
Одной из любимейших царицыных забав была игра в ворона и голубок.
Облаченная в черный шелковый кафтан и мужские шаровары (когда могла, царица предпочитала одеваться по-мужски, а в собственных покоях женского одеяния никогда не нашивала, чувствуя себя в нем, словно в оковах и веригах одновременно), Мария Темрюковна металась по просторной палате, а девицы, полураздетые, в одних тонких исподних рубахах, должны были от нее убегать.
Черная вороница Мария Темрюковна была проворна и ловка. Каждую пойманную голубку она награждала поцелуем в губы, и порою этот поцелуй затягивался, словно ни жертва, ни вороница не могли прервать удовольствие. При этом Кученей гладила голубку в таких укромных местечках, так умело ласкала, что девка потом едва стояла на ногах. Однако от этих бесстыжих ласк девки не утрачивали девства, и, когда какая-нибудь любимая царицына наперсница выходила замуж, ее окровавленные простыни с гордостью предъявлялись посрамленным гостям, мигом заглушая все пакостные шепотки.
Конечно, женские ласки для распутной Кученей были всего лишь пресной водичкой по сравнению с терпким вином мужских объятий. Не зря, не зря государь с самой первой встречи бешено ревновал жену к ее собственному брату! Именно Салтанкул был ее первым мужчиной. Они стали любовниками в ранней юности. Но потом, когда Темрюк Черкасский задумал перебраться в Россию, он призвал к себе опытную повитуху, о которой было известно, что она мастерски превращает потаскух в невинных девиц, и велел ей зашить ложесна Кученей, да так, чтобы никто и заподозрить не мог, что она давненько утратила девство. Князь Черкасский, который был старше дочери всего на пятнадцать лет (его женили совсем мальчишкой), и сам не мог спокойно смотреть на ее поразительно красивое лицо, у него тоже горела кровь при мысли о ее волнующем теле, но он понимал, что может найти утешение у других женщин, в то время как прекрасная Кученей принесет ему нечто большее, чем мимолетное наслаждение: богатство и высокое положение. После этого он от души выпорол сына и дочь: Салтанкула – чтоб не смел больше трогать сестру, Кученей – чтоб покрепче сжимала свои стройные ножки перед мужчинами. Обоих унесли чуть живыми. Повитухе же полоснули по горлу лезвием, дабы не сболтнула лишнего, и Темрюк начал готовиться к переезду в Московию.
За хлопотами он не заметил, что дети его усвоили тяжелый урок очень своеобразно: Салтанкул наряжал сестру в мужской наряд и забавлялся с ней противоестественным способом, словно с каким-нибудь пригожим мальчишкой из горного аула, среди которых находилось немало желающих доставить удовольствие молодому князю. Кученей же страстно полюбила боль, и чем сильнее охаживал ее плетью брат, тем более был уверен в ее наслаждении. Этого же она требовала и от мужа.
Кстати сказать, лекарь Бомелий, человек опытный и проницательный, при одном из осмотров догадался, что Кученей перенесла серьезное хирургическое вмешательство по женской линии. Именно старания повитухи привели к тому, что у нее вряд ли могли быть дети. Вдобавок сам Бомелий украдкой опаивал ее снадобьями, вообще исключающими всякую возможность зачатия.
Разумеется, он делал это не сам, не по своей злой воле, а по тайному указу государя – вернее, не указу, а намеку. Иван Васильевич очень скоро разгадал бешено честолюбивую натуру жены и всего ее семейства и прекрасно понимал, что рождение сына у второй жены будет означать неминучую смерть его сыновей от Анастасии: Ивана и Федора. По рассказам стариков, Грозный знал, как тягалась его бабка Софья Палеолог со своим пасынком Иваном Молодым, а потом и с сыном Ивана Дмитрием за наследственный трон, какие козни плелись при этом – кровавые козни! А Мария Темрюковна с братцем даже и исхитряться не станут – мигом отравят или задушат мальчишек, которые станут им помехою на пути к власти. А чуть позже или одновременно с сыновьями погибнет и сам Грозный… Именно поэтому он обрек жену на бесплодие.
Конечно, черкешенка вовсе не страдала от несбывшегося материнства. Сын ей нужен был всего лишь как средство достичь абсолютной власти и получить полную свободу действий. Она-то думала, что, сделавшись царицею, обретет волю вольную и сможет творить все, что ей заблагорассудится, однако слишком строги были правила теремной жизни того времени. Ох, как проклинала Кученей ту самую Софью Палеолог, мужнину бабку! Ведь до той поры, пока не пришла на Русь византийская царевна, обычаи были куда проще. Государыням, княгиням и боярыням дозволялось посещать храмы Божии вместе с мужьями, обедать за одним столом с мужчинами, гулять где захочется… Теперь же Кученей сидела в своих палатах, как птица в клетке, и одно было у нее развлечение: переодевшись, украдкой выскользнуть из Кремля на Поганую лужу, где происходили казни строптивцев-бояр, недовольных мощным засильем опричнины – нового детища Ивана Грозного, который пытался собрать Русь в единый государственный кулак. Вид крови, смертей, звуки мучительных стонов и криков пробуждали чудовищное вожделение царицы.
Свобода, недостижимая свобода… Она сводила царицу с ума!
Вот отцова мать Кученей – в ее честь Темрюк и назвал любимую дочку, – после того как овдовела, велела построить себе двор поодаль от своего аула. Когда женское одиночество становилось невыносимым, уезжала туда, и по ее приказу нукеры, преданные госпоже, как псы, приводили к ней на ночь красивых пастухов и охотников. Им завязывали глаза, и никто не знал, куда их ведут, с кем проведут они ночь. Если гость не мог доставить госпоже настоящее наслаждение – а по слухам, она была так неутомима и жадна до мужской ласки, что иные юнцы умирали в ее постели, – его убивали. Но за тем, кто уходил живым, строго следили, и, стоило ему распустить язык, вскоре он получал удар кинжала под ребро.
Вот если бы Кремль принадлежал ей, Кученей… Если бы все те молодцы-опричники, которых муж сейчас собирает вокруг себя, чтобы давить боярство, принадлежали ей! Среди них были такие красавцы, что у Кученей становилось мокро между ног при одном взгляде на них.
Не будет этого никогда! Даже если она овдовеет. Умри Грозный, ее запрут в монастыре.
О Аллах, на что обрекла она себя, согласившись пойти за московского царя? Ее держат в клетке, в клетке! Здесь, в золоченой клетке Кремля, она и умрет с тоски…
Помог ей не кто иной, как Салтанкул. Новоиспеченный окольничий испугался, что обуреваемая бесами похоти сестрица выдаст себя царю, откровенно заведет любовников – и тогда разразится страшная буря, которая сметет всех Черкасских с лица земли. Салтанкул знал, что опала государева настигает всю родню того человека, на которого гневался царь. Еще свежа память о том, как уничтожались семьи предателей Адашева и Курбского! И Салтанкул решил по возможности утишать неистовое сластолюбие сестры. Не самолично – этак его через неделю на погост свезли бы! – а с помощью других мужчин.
По Москве пополз тайный слушок: завел-де Михаил Темрюкович у себя девку-черкешенку (с самого Кавказа привез!), которая в постели такое вытворяет, что и в самом скоромном сне не увидишь. Наши, дескать, бабы рядом с нею – просто перины сырые, немятые. И так-то она скачет, и этак-то выворачивается. Однако сношаться с нею возможно только ночью, под непроницаемым покровом тьмы и тайны. Да и то не всякому! Никто не мог понять, почему этого парня или мужчину Темрюкович до своей рабыни допускал, а этому давал от ворот поворот.
Ответ был прост: выбор делала сама Кученей.
…В последнее время самым любимым развлечением царицы стало смотреть женихов. От веку дворцовые девушки должны были приводить присватавшихся к ним на царицыно погляденье. В назначенный день и час будущий жених являлся в укромный покойчик и там высиживал на лавке или метался из угла в угол, зная, что в это время его придирчиво озирает из соседней горенки сквозь потайное отверстие в стенке сама государыня. Явиться собственнолично она могла только перед очень знатным человеком либо близким к царю, ну а женихов всяких там сенных девок да постельниц с вышивальницами смотрела потаенно.
- Предыдущая
- 3/6
- Следующая
