Час игривых бесов - Арсеньева Елена - Страница 9
- Предыдущая
- 9/80
- Следующая
Что? Ей послышалось, что ли? Он предлагает за написание романа не пять, а семь тысяч евро?
Интересное кино!
Конечно, первым побуждением строптивой и гонористой писательницы было чрезвычайно вежливо спросить: «А не пойти ли вам на?..» Однако она промолчала. Две тысячи евро были для нее суммой немаленькой. И вообще, хоть она считала деньги всего лишь средством, а не целью, относилась к ним чрезвычайно легко, тратила запросто (честно говоря, была невероятной транжирой), однако доставались-то они Алене весьма тяжело. Зарабатывала она их, без преувеличения, каторжным трудом. Само собой, этот труд доставлял ей огромное удовольствие, помогал испытать интеллектуальный кайф, не измеримый никаким всемирным эквивалентом, однако... однако, напомним, она была Дева, то есть, при всей своей романтичности с налетом безумия, всегда ощущала под ногами землю-матушку. Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать. Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя, а в обществе, основанном на власти денег, не может быть свободы реальной и действительной... Свобода буржуазного писателя, художника, актрисы есть лишь замаскированная (или лицемерно маскируемая) зависимость от денежного мешка, от подкупа, от содержания!
Насчет проданной рукописи – это Александр Сергеевич Пушкин. Насчет зависимости от денежного мешка – это Владимир Ильич Ленин. Если Алена охотно и ежемесячно продается «денежным мешкам», осуществляющим руководство издательством «Глобус», то следует быть до конца последовательной и хотя бы на время продаться очередному «денежному мешку», который за работу, строго говоря, совершенно никакую предлагает ей эквивалент несоизмеримо больший! А что до унижения и страха, которое тебе привелось испытать по милости этого самого Саблина... Призови на помощь свою пресловутую Девью практичность и постарайся в будущем использовать эту совершенно детективную ситуацию в каком-нибудь романчике. Таким образом, как справедливо выразился господин Саблин (или как его там) в их телефонном разговоре, и овцы будут сыты, и волки целы!
При воспоминании об этом телефонном разговоре снова что-то такое мелькнуло в Алениной голове, какая-то мысль... но она вот именно что мелькнула, тотчас пропав бесследно, не найдя, за что зацепиться, и Алена лишь помахала ей вслед рукой, а потом буркнула самым что ни на есть неприязненным, независимым тоном:
– Хорошо. Договорились. Семь тысяч евро. Но когда мы приступим к работе? Кстати, в таких случаях принято выплачивать аванс...
– Вот возьмите, – раздался голос Саблина совсем рядом, и Алена почувствовала, как на колени ей упало что-то довольно весомое.
Забавно: этот Саблин никтолоп, что ли? В комнате тьма кромешная, однако он не промахнулся. А Алена видит только смутное шевеление этой самой тьмы, некое ее перемещение, причем настолько неясное, бесформенное, как если бы в комнате находился не один человек, а два или три... Саблин же ориентируется безошибочно. Такое впечатление, что он, пока ждал здесь хозяйку, столь хитроумно проникнув в ее жилище и обведя вокруг пальца бдительных охранников, досконально изучил квартиру и теперь чувствует себя здесь как дома.
– Здесь ваш аванс – две тысячи евро, – сказал Саблин. – И дискета. Я, как мог, рассказал про свою жизнь. Не все, конечно, рассказал: пока что только третью часть истории. Вы это опишите быстренько, ну, к примеру, к завтрашнему вечеру, и перекиньте по электронной почте по адресу, который там на бумажке написан. А я статеечку вашу, то есть это, готовый романчик, в газетку отошлю. Вы же получите по электронной почте новую порцию текста для литературной обработки. Излагайте его как хотите. Только события моей жизни и описания героев сохраняйте в неприкосновенности. И, к примеру, если я напишу, что кого-то любил или ненавидел, вы это так в точности и излагайте, ничего не путая. Ладненько? Это самое главное мое условие: насчет сюжета и насчет чувств. Может, конечно, оказаться, что... – Он запнулся, вздохнул тихо и сипло, потом снова заговорил: – ...что, этот, как его, читательский резонанс быстро последует. Тогда мы на этом и остановимся. Больше писать не станем. Если ж резонанса не последует, тогда я вам новую часть текста по компьютеру передам и новые денежки. Сговорились?
Алена оставалась недвижимой и безгласной.
– Тогда до свиданья, Елена Дмитриевна, – очень любезным тоном произнес Саблин, приняв ее молчание за знак согласия, и правильно, между прочим, сделав. – Вы пока на диванчике посидите, ладненько? Нас... меня, значит, не провожайте, я сам уйду. А минуток через пяток дверь входную за мной заприте, она ж у вас не захлопывается сама, да?
Некое шевеление во тьме, потом скрипнула, закрываясь, дверь, отделяющая комнату от коридора. Громыхнула антикварная щеколда, на которую Алена запирала квартиру изнутри.
Так, они ушли. Вот именно – они. Саблин оговорился, но Алена и так почувствовала, что тьма была какая-то уж очень... объемная. Конечно, заказчик явился не один, а с каким-нибудь громилой-телохранителем.
Итак, гипотетические семь тысяч обернулись реальными двумя... И еще не факт, что там, в конверте, настоящие деньги. Может быть, какая-нибудь резаная бумага. И это все, что останется Алене в возмещение ущерба морального... а также и материального. Квартира, конечно, обчищена дочиста. Любимые серьги с бриллиантами, которые она так небрежно бросила на комоде, разумеется, исчезли. И содержимое двух заветных шкатулочек, и захованные в укромном местечке денежки... Недавно Алена приобрела DVD-плейер – можно не сомневаться, что и его уже нет. Компьютер у нее старый, ноутбук тоже не принадлежит к числу образчиков нового поколения, их, может быть, и не тронули, а вот касаемо одежды... Она недавно купила в любимом магазине итальянского трикотажа «Гленфилд» кофтенку дивной красоты и два аналогичных свитера. С ними, стало быть, можно проститься. Сотовый телефон у нее на шее, на шнуре... ну и на том спасибо, что хоть он у Алены останется, хотя телефон-то как раз очень простенький, вся ценность в его памяти, там все номера нужные сохранены...
Внезапно Алена сорвалась с места и подскочила к окну. Оно выходило во двор, и, если встать коленками на подоконник и хитро изогнуться, можно увидеть подъезд, и крыльцо, и тех, кто на это крыльцо из ее подъезда сейчас выйдет. Совершенно точно: Саблин и его охранник не успели еще спуститься с третьего этажа на первый!
Алена прилипла носом к холодному стеклу. Подоконник леденил коленки. Для ее заслуженного бурсита сие не полезно... Но она резонно рассудила, что бурситу гораздо хуже приходится, когда его обладательница бегает по морозу в коротенькой юбочке и тонких колготках (такое с Аленой частенько случалось!), а потому продолжала мучиться на подоконнике. И только когда колени и нос окончательно заледенели, до нее дошло, что Саблин и его телохранитель должны были выйти во двор как минимум пять минут тому назад. Что это получается, они до сих пор топчутся под дверью, ожидая, пока Алена ее за ними замкнет? Ох, и сознательный, ох, и душевный нынче вор и разбойник пошел! Нет, это вряд ли... Куда более правдоподобно допущение, что Саблин и его кореш убрались другим путем. Этих пути два – на выбор. Первый: через чердак перебраться в соседний подъезд и выйти оттуда; второй – исчезнуть из Алениного подъезда через парадную дверь, выходящую не во двор, а на улицу Ижорскую. Правда, та дверь заколочена... Однако во время майских приключений один плохой-нехороший человек ее нарочно расколотил. И хоть статус-кво был потом восстановлен, хоть дверь забили снова, но ведь то, что один человек наладил, другой завсегда разломать может...
Впрочем, каким бы путем, через чердак или через парадное, Саблин и его напарник ни ушли, свидетельствует это лишь о том, что они очень от Алены берегутся. Неужели и впрямь их пути могут случайно пересечься в дневной, так сказать, жизни? Но голос Саблина не вызвал у Алены совершенно никаких ассоциаций, а у нее на голоса (и, кстати, на запахи) очень хорошая память, не то что на лица. А вот что касается голосов...
- Предыдущая
- 9/80
- Следующая
