Гори, венчальная свеча - Арсеньева Елена - Страница 50
- Предыдущая
- 50/81
- Следующая
Занятая этими мыслями, Лиза даже не заметила, как их караван приблизился к высокой, сложенной из камня стене, за которой виднелись вершины пышного сада и купола изящного дворца.
Тяжелые ворота распахнулись и, впустив караван в широкий мощеный двор, тотчас захлопнулись. Пленниц повели в какой-то подвал, где вволю дали молока и лепешек, а потом Гюлизар-ханым велела им спать до утра.
– Нынче от вас никакого проку нет, – бросила она презрительно. – Да и грязны, будто сама грязь придорожная. Кого разохотят такие? Но уж утром я за вас возьмусь!
«Гюлизар-ханым! Гюлизар!.. Это ведь, кажется, означает «розочка». Ничего себе! Она больше похожа на кочан капусты».
Кто же она, эта Гюлизар-ханым? Уж очень почтительны были с нею воины. Родственница султана? Или что-то вроде домоправительницы? А не то просто сводня, которая приводит все новых и новых красавиц на ложе похотливого мусульманина?
Одна из полонянок, Параска, присевшая в уголке рядом с Лизою, вдруг чуть слышно запела:
Тихий голосок ее вдруг налился слезами, задрожал:
Песня оборвалась, и Лиза с облегчением перевела дух. От этого стона так стиснуло сердце, будто с камнем на шее подтащили ее к темному омуту. Как будто все невыплаканные слезы враз подкатились к горлу. Нет, не время их выплакать! Лиза возблагодарила Бога, когда тоненький голосок Параски оборвался. Неожиданно на смену ей пришла Ганка с новой жалостливой песней.
Этого Лиза уже не могла выдержать.
– Замолчите! – Она вскочила, зажимая ладонями уши. – Замолчите! Воете, как волчицы!
– Да чтоб тебя черною стыдобою побило! – вдруг завизжала та самая Ганка, которая только что упоенно рыдала. – Ступа ты чертова! Словно заодно с нехристями, слезу пролить не велит!
– Шелуди бы тебя шелудили! – яростно поддержала ее всегда смиренная, задумчивая Мотря.
А там и остальные принялись голосить, перебивая друг друга.
Лиза так и обмерла. Вопят, словно она отняла у них что-то святое. Но ведь Лиза знала, что нельзя, нельзя позволить отчаянию овладеть ими сейчас, когда завтрашний день должен полностью переломить их жизнь. Да, их не ждет ничего хорошего. Но ведь он все-таки настанет, завтрашний день! Ведь они дошли до Кафы, они не лежат в балке, глаза не выклевало воронье, не моют дожди белые косточки. Они не валяются обугленные под сгоревшею кибиткою, не гниют на дне Волги.
Они не ведают, какое это счастье – каждый день жизни! Какое счастье, если смерть не плетется неотступно следом. Что они воют? Что хоронят? Былую жизнь? Но она – былая.
Она прошла уже, миновала, ее больше нет. Есть только завтра, и надо смотреть ему в глаза. Нельзя сделаться жалкою добычею отчаяния. Нельзя, невозможно, чтобы взор Провидения, устремленный на тебя, подернулся дымкой презрения!..
Чудилось, едва забылись сном, как загрохотал засов, заскрипела дверь, и в свете нарождающегося дня на пороге появилась Гюлизар-ханым.
– Вставайте! – хлопнула она в ладоши. – Подите во двор!
Ее появление было столь неожиданно, а голос столь свиреп, что невольницы, как стая перепуганных птиц, выпорхнули из подвала, спеша поскорее миновать грозную огромную Гюлизар-ханым.
Женщины очутились в уютном внутреннем дворике, вымощенном камнем, уставленном по углам кадками с розовыми кустами. А посреди дворика было сделано углубление для водоема.
– Ну! – повелительно произнесла Гюлизар-ханым. – Все раздевайтесь и в воду, живо! Ну?
Полонянки стискивали на груди рубахи, сжимали между коленями юбки. Жалобные причитания возобновились. Это так разгневало Гюлизар-ханым, что она выхватила из-за пояса татарскую плеть-камчу. Взмахнуть ею не успела, потому что и она, и пленницы с изумлением уставились на Лизу, которая в это время скинула свой изодранный терлык и кинулась в водоем, испустив при этом вопль, который нельзя было истолковать иначе, как знак исступленного восторга.
Лиза окунулась с головой, вынырнула и, хохоча, забила по воде ладонями, забыв обо всем на свете.
Глядя на нее, полезли в воду и другие пленницы.
И вдруг это несравненное блаженство было нарушено. В уши вонзился такой оглушительный вопль и визг, что Лиза по пояс выскочила из воды. То, что она увидела, привело ее в ужас: свора бекштаков, высыпавших из ворот, окружила бассейн. С налитыми кровью глазами, с искаженными от вожделения лицами, похотливо урча, они тянулись к обнаженным, суматошно мечущимся женщинам. И вот один из янычар свесился с бортика, вцепился в волосы Параски, которая оказалась всех ближе к нему, и грубо вытащил ее из воды.
Параска рванулась было, но бекштак сбил ее с ног сильным ударом и поволок за волосы в угол двора.
Распалившиеся крымчаки набросились на пленниц, так же безжалостно вытаскивая их из воды и насилуя тут же, на каменных плитах. Женщин на всех не хватало. Оставшиеся без добычи торопили тех, кому повезло быть первыми.
Лиза так и оцепенела посреди водоема, расширенными глазами глядя на этот содом. Какой-то бекштак жадно тянулся к ней с бортика.
Она метнулась вперед и так дернула за шею склонившегося крымчака, что он ухнул в бассейн. Лиза в два сильных взмаха очутилась у противоположного края водоема, вылетела из него как ошпаренная. Но тут же едва не свалилась обратно: прямо перед нею горой возвышалась Гюлизар-ханым с камчой наготове.
– Вот ты и попалась, – насмешливо процедила из-под своих черных шелков.
Но Лизу уже ничто не могло остановить. Она нырнула под занесенную камчу и нанесла такой удар в тугую, будто немятое тесто, грудь Гюлизар-ханым, что черная фигура с тяжким хрипом откачнулась, роняя плеть. Лиза только того и ждала! Схватив камчу, отскочила к стене, прижалась спиною, рассыпая вокруг такую дробь ударов (не прошли даром уроки табунщика Хонгора!), что ринувшиеся к ней бекштаки невольно попятились. Сверкнул ятаган. Лиза резким ударом выбила его, следующим ожгла какого-то крымчака так, что он схватился за голову, из-под пальцев сочилась кровь.
- Предыдущая
- 50/81
- Следующая
