Князь сердца моего - Арсеньева Елена - Страница 17
- Предыдущая
- 17/58
- Следующая
Сен-Венсен живо расстегнул штаны и повалился на ковер, дурашливо хихикая и задирая ноги.
Ламираль помирал со смеху, глядя на причуды приятеля, и никак не мог справиться с пуговицами штанов. А Моршан бесцеремонно шарил у Ангелины между ног, хрипло дыша ей в ухо и бормоча непристойности. От всего этого у Ангелины ослабли колени, томительная боль расползлась по чреслам, и предательская мысль: «А вдруг это будет не страшно, а приятно?..» – уже не показалась ей отвратительной. Краешком сознания она успела понять, что плоть предает ее, что жажда наслаждения, разбуженная некогда Никитою, безраздельно властвует над ее чувствами, однако эта отрезвляющая мысль тотчас отлетела, ибо руки Моршана и впрямь знали толк в женском естестве.
– Остановитесь, господа! – послышался резкий, с командирскими интонациями, голос мадам Жизель, и Ангелина поразилась той власти, которую эта женщина имела даже над опьяненными желанием мужчинами. Сен-Венсен приподнялся, Ламираль оставил возню с пуговицами, а Моршан так вовсе отпустил Ангелину – и она неминуемо упала бы, словно тряпичная кукла, не окажись рядом Фабьен, который успел подхватить ее и усадить на диванчик.
– Одну минутку, господа, – сказала мадам Жизель. – Вы-то люди искушенные в подобных забавах, а вот наша дебютантка, кажется, не поняла моих намеков и не все знает о спектакле, где ей предстоит играть. Ей неведомо самое главное...
Она обернулась к Ангелине, и та изумилась той ненависти, что сверкнула в агатово-черных очах мадам Жизель.
– У этой пьесы будут зрители, – промурлыкала она и, подойдя к гобелену, изображавшему пасторальную сцену, приподняла его край... за которым открылась комната, полная людей.
Это были гости графини, отдыхающие после бала в маленькой гостиной, которая отделена от сей комнаты стеклянной стеною. Точь-в-точь как в тех домах в Париже, о которых рассказывала мадам Жизель!
Ангелина зажмурилась от ужаса. Так вот почему графиня завела эти непристойные разговоры! Она решила устроить для своих гостей бесовское развлечение!
Но это же глупо. Ангелина с надеждою открыла глаза, готовая к борьбе: разве могут благородные люди, увидев, как девушку из знатной семьи насилуют трое негодяев, оставаться равнодушными, не прийти на помощь?!
А вдруг графиня поднимет гобелен как раз в тот момент, когда Моршан и его присные заставят Ангелину метаться в приступах безрассудного, темного блаженства? Зрители решат, что Ангелина сама пришла сюда, – и она будет опозорена навеки! И что бы она ни говорила потом, мол, ее завлекли обманом, опоили, одурманили, – ничто не поможет!
Прижав руки к горлу, Ангелина всматривалась в лица людей за стеклом, беззаботно болтающих и смеющихся, и отчаяние леденило ей душу. Здесь были собраны самые недостойные, никчемные людишки из нижегородского общества. Все сплошь или недоброжелатели ее деда, или просто люди завистливые, известные своим злоречием. От них не жди пощады! Чужая беда для них – награда!..
Графиня по ее лицу, как по раскрытой книге, прочла все ее надежды и понимание полной безнадежности... Ангелина все смотрела в эти черные глаза, торжествующие, горящие, – глаза победительницы!
– Застегните штаны, господа! – опустив край гобелена, скомандовала мадам Жизель с грубой прямотою армейского капрала. – Представление отменяется. Девочка все поняла, не так ли?
Ангелина кивнула:
– Да... да, поняла! Вы отпустите меня? Я могу уйти?
– Не прежде, чем дашь слово молчать! – произнесла мадам Жизель, и Ангелина пролепетала в ответ:
– Нет, нет, я никому не скажу... Как я могу... Это же позор, позор!
– Дура, – беззлобно бросила мадам Жизель. – Разумеется, ты промолчишь о том, как чуть не кончила только от пальца Моршана!
Ангелина отшатнулась. Каждое слово хлестало ее по лицу. И поделом, поделом ей, она все это заслужила!
– Не реви! – прикрикнула мадам Жизель. – Ты должна дать мне слово, что не обмолвишься ни словом не только о них, – она мотнула головой в сторону мужчин, – а главное... – она помедлила, – о маркизе д’Антраге!
– Значит, она и впрямь была здесь?! – не сдержалась Ангелина – и съежилась от презрения, прозвучавшего в голосе мадам Жизель.
– О господи, Анжель, да ты еще глупее, чем я предполагала! И что ты нашел в ней, Фабьен, что?! Впрочем, ее мать тоже не отличалась особым умом, однако же твой отец воистину потерял от нее голову, чем и погубил себя!
В голосе графини зазвучали истерические нотки, и Моршан предостерегающе взял ее за руку:
– Сударыня... сейчас не время предаваться воспоминаниям! Вы хотите отпустить девчонку? Но кто поручится, что она прямо отсюда не бросится к своему деду или к капитану Дружинину, не расскажет им все, что слышала здесь?..
– Вы недооцениваете меня, друг мой! – Мадам Жизель надменно вздернула голову. – Кто поручится, что она будет молчать? А взгляни-ка сюда, Анжель! – Она выхватила из шкатулки пачку бумаг и сорвала перевязывавшую их ленточку.
Она тыкала бумаги в лицо Ангелине, и та не сразу поняла, что перед нею – долговые расписки.
Мелькали знакомые имена – имена тех людей, которых Ангелина только что видела за стеклянной стеной. А суммы... О господи, да на что можно потратить такие деньги?!
Впрочем, не это должно ее заботить сейчас. Не случайных зрителей собрала мадам Жизель за стеклянной стеной! Все они в ее руках – и, чтобы не разгневать ту, что к ним так щедра, пойдут на любую ложь без раздумий.
– Они у меня вот где! – подтверждая ее догадки, мадам Жизель показала сжатый кулак. – И по одному моему слову они так вываляют тебя в грязи, что ты вовек не отмоешься... И не только ты! Навеки будут опозорены твои дед с бабкою. В Лондоне – твои родители. Дипломатическая карьера твоего отца рухнет. Велико искушение напомнить о себе Марии таким образом... Но нет, Моршан прав: еще не время!
Графиня хрипло рассмеялась, но через несколько мгновений смех ее стал обычным – беззаботным и веселым. Она напутствовала Ангелину почти дружески:
– Иди, Анжель. Хорошенько отдохни после нашего веселья, и пусть наутро тебе покажется, будто стеклянная стена, и три бабы с узлами, и маркиза, и воришка, который тебя услаждал, – все только сон, который нужно забыть поскорее! Проводи ее до кареты, Фабьен!
Она почти вытолкала их из комнаты.
Фабьен пытался что-то сказать, но словно утратил дар речи. Да и Ангелина перевела дух, лишь забравшись в карету и крикнув кучеру Филе погонять.
Позор, страх, стыд, раскаяние давили, гнули ее долу. Хотелось одного: забиться в угол, зарыться в подушки, уснуть! И как велела мадам Жизель – забыть. Все забыть!
Ангелина знала, что не посмеет ослушаться графиню, что ни слова никому не скажет. Слишком сильно было потрясено все ее существо открытиями нынешнего дня. Но самым ужасным оказалось осознание того, что все беды, обрушившиеся на нее сегодня, являются следствием давней неизбывной ненависти, которую мадам Жизель питает к ее матери – баронессе Марии Корф!
- Предыдущая
- 17/58
- Следующая
