Крутой мэн и железная леди - Арсеньева Елена - Страница 15

• Предыдущая
• 15/72
• Следующая

– Да-да, уверяю, вас, можете не сомневаться, у нее самая настоящая истерия. Короче, проснется она утром в общей палате, на очень… некрасивом матрасе. Белье ей дадут самое рваное, застиранное. Соседки у нее будут не бог весть какие приятные. Рожи там такие встречаются, что мизерабли господина Гюго! Хотя чаще всего внешность обманчива. Однако ваша дочь этого не знает… И вот она лежит на жуткой коечке в окружении жутких мордашек… а встать не может, потому что ее к кроватке привязали, дабы не повторила ночью попытки решить – так в старину говорили! – себя жизни. Лежит голодная и холодная, никто к ней не подходит, никаких надзирателей нет, потому что у нас клиническая нехватка младшего персонала. Ждет врача, а врачи на обходе в других палатах. Я-то знаю, – усмехнулся Юрий Литвиненко чуть не с сытым урчанием, – мы этих истеричек всегда на закуску оставляем. Уверяю вас, уже через час ваша дочь начнет вспоминать о доме и о семье совершенно иначе, чем раньше! Она очень скоро поймет, где ей лучше. И закается повторять попытки мотать родным нервы из-за мальчиков. Не волнуйтесь – скоро вы получите нормального, послушного ребенка. Всего доброго, я готов принять следующий звонок.

Он щелкнул тумблером, и в следующий миг Лада уже включила музыку: консультации «Часа доверия» перемежались музыкальными номерами. Это были «БИ-2» с «Последним героем».

– Господи! – с наслаждением пробормотал Юрий. – Одна из моих любимых песен! – И тихонько запел:

– Юра, большая просьба – быть помилосердней с радиослушателями, – перебил его пение высокомерный голос Лады. – Если вы со всеми будете разговаривать в таком тоне, к нам никто не станет звонить.

– Станут, еще как! – заявил самоуверенный Литвиненко. – Этой мамане просто необходима была шоковая терапия, так же как и ее дочке. И вообще, – шепнул он, поворачиваясь к Алёне и снова подмигивая ей, – кто здесь психолог, я или она?

– И все же я вас попрошу начать следующий фрагмент передачи с каких-то общих слов, которые сгладили бы впечатление, – непреклонно сказала Лада. – Внимание, эфир!

– Может быть, у тех, кто слышал мой разговор с радиослушательницей несколько минут назад, создалось впечатление, будто я жесток и бесчеловечен, – дружески проговорил Юрий в микрофон. – Но это не так. Меня невероятно изумляет, что самоубийство из-за несчастной любви – социально одобряемое явление. Когда вы узнаете, что какой-то бизнесмен разорился и взрезал себе вены, вы скажете: ну и дурак! Не в деньгах, мол, счастье! А вот когда дурочка-девочка пьет снотворное из-за придурка-мальчика, это да, это возвышенно и прекрасно. Чушь! Дело в том, что у потенциальных самоубийц существует общее заблуждение: они убеждены, что некое лицо, из-за которого они совершают этот тяжкий грех и лишают себя жизни (любимый мальчик, любимая девочка, злая мама, разлюбивший муж и тэдэ и тэпэ), непременно почувствует жестокое раскаяние и будет терзаться им до конца жизни. А это далеко не факт. Всякий нормальный человек норовит как можно скорее избавиться от комплекса вины, который ему пытаются навязать, и поэтому несчастного самоубийцу ждет, скорее всего, забвение. Кроме того – господа, ну давайте же смотреть реальности в лицо! – ваша смерть – это не театральное представление, которое вы сможете посмотреть, сидя на облаке и свесив ножки вниз. Насладиться зрелищем того, как вы, бледная и прекрасная, в белом венчике из роз, лежите в гробу, а он, неверный, рыдает над вами, – не удастся! Вы ничего не будете знать, видеть, а если даже и увидите, узнаете, вам будет это по большому барабану, потому что душу вашу будут терзать такие кошмарные, такие чудовищные, адские мучения, что рядом с ними боль от разбитого сердца – это комариный укус против боли от выдираемого без наркоза зубы. Можете мне поверить, я вам это говорю как специалист, который имеет дело с попытками суицида – удачными и неудачными – уже не один год! – при этих словах Юрий постучал ногтем по циферблату своих часов, как если бы там были обозначены не часы, а именно эти самые годы. – Вот так-то, уважаемые радиослушатели. А теперь я готов принять новый звонок. Слушаем вас.

– Я бы хотел поговорить с Алёной Дмитриевой, – раздался негромкий шелестящий голос.

Писательница от растерянности охрипла и сначала выдохнула в микрофон что-то нечленораздельное, но все же кое-как справилась с голосом:

– Да, я вас слушаю!

– Скажите, как вы относитесь к памяти?

– Ну… хорошо отношусь, а что? – осторожно проговорила Алёна. Дурацкий вопрос какой-то.

Странный звук, вроде сдавленного вздоха.

– Скажите, если человек забывает старых друзей, прежнюю жизнь, ему следует об этом напоминать?

– Да бог его знает, – пожала плечами Алёна, хотя, разумеется, позвонивший этого видеть не мог. – Если это не трагические, не постыдные, не тягостные воспоминания, почему бы не освежить их в памяти? Но ведь чаще всего мы забываем не просто так, а по какой-то причине. Из чувства самосохранения, к примеру.

Снова сдавленный вздох. Неужели этот беспредметный разговор так уж волнует позвонившего?

– Не все можно объяснить в двух словах, – прошелестел голос. – Вам совершенно непонятно, к чему я клоню. Но сейчас одно могу сказать: иной раз человек даже не подозревает, что он забыл нечто, для себя жизненно важное. И долг тех, кто рядом с ним, помочь ему, оживить его память.

– Ну да, конечно… – промямлила Алёна, беспомощно глядя на Юрия Литвиненко: не подаст ли ей руку помощи?

Однако Юрий рассеянно крутил на запястье широковатый ему браслет часов и невидящим взором смотрел на циферблат. Наверное, был занят какими-то своими мыслями. Хоть в бок его пихай, словно на экзамене, и проси шпаргалку! Сама Алёна никак не могла уразуметь, что отвечать – а главное, не в силах была понять, о чем, собственно, обладатель этого, какого-то безжизненного голоса спрашивает!

– Я постараюсь оживить вашу память о забытом друге, о том, что было когда-то дорого сердцу, – прошелестел он. – Я сделаю это не позднее, чем… – И, не договорив, он отключился.

Раздалась музыка.

Юрий Литвиненко подмигнул Алёне:

– Я забыл вас предупредить, коллега. Немалый процент звонков на подобных передачах составляют обращения откровенных психов. О, «Високосный год»! Ну надо же, сегодня ставят сплошь мои любимые группы!

И негромко запел:

Что было написано

на некоем клочке бумаги

– Червонцы золотые, 1898 года, проба 900, вес 8,6 г каждая – 86 штук. 86 x 100 $ = 8.600 $.

– Золотые монеты по 7,5 рублей, 1900–1903 года, проба 900 – 18 штук, 1800 $.

– Золотые монеты по 15 рублей [8], 1898–1900 года – 14 штук, 1400 $.

– Золотые монеты по 5 рублей, 1890–1903 года, 90 штук – на 9000 $.

– Перстень золотой с бриллиантами, рубинами и сапфирами – 15 750 $.

– Изумруд – 1500 $.

Итого драгоценностей антикварных примерно на сумму – 38 050 $.

– Валюта – долларов 100 500, евро – 138 300.

Всего около 250 000 долларов.

Код 6 11 0 25…

Дальше оборвано

– Ух ты, как черемухой пахнет! – сказал Юрий Литвиненко, выходя вслед за Алёной на крыльцо бывшего проектного института на углу Ошарской и Белинки, где весь третий этаж занимала радиостудия «Голос Волги».

• Предыдущая
• 15/72
• Следующая