Узник в маске - Бенцони Жюльетта - Страница 11
- Предыдущая
- 11/90
- Следующая
– Хорошо, вы меня убедили. Давайте свою записку. Постараюсь передать так, чтобы не скомпрометировать себя. Пожалуй, я просуну под дверь, когда буду уверена, что девушка у себя.
– О госпожа герцогиня! Не знаю, как выразить мою благо...
– Не стоит благодарности. Но не смейте больше появляться!
Вернувшись, Сильви наткнулась на Персеваля, дожидавшегося ее в обществе маршала Грамона. Оба, разумеется, лакомились шоколадом. Старый солдат и дипломат – в действительности ему было всего 56 лет, но на вид можно было дать гораздо больше – был рад возможности засвидетельствовать свое почтение вдове одного из самых блистательных своих соратников по оружию, а главное – внучке старого однополчанина, маршала-герцога де Фонсома, учившего его азам ратного мастерства.
– Когда ваш сын сможет носить оружие, я был бы счастлив, если бы вы доверили его моим заботам. А пока окажите мне честь, считайте своим преданным другом. Жаль, что мы не познакомились раньше, но вы предпочитали жить вдали от двора, мне тоже часто приходится отсутствовать: то войны, то Байонна. Лишь изредка я оказываюсь в своем замке Бидаш, хотя он совсем недалеко отсюда. Я был бы счастлив принять вас у себя в ближайшие дни.
Сильви быстро убедилась, что, заговорив, Грамон не скоро замолкал. Объяснялось это, видимо, свойственной южанам словоохотливостью. Это был истинный беарнец – сухопарый, седеющий, остролицый, носатый, быстроглазый, обладатель жестких торчащих усов, которые делали бы его похожим на разъяренного кота, если бы не любовь к шутке, благодушие и склонность окружать заботой друзей. Он бесконечно гордился своим происхождением и всякому напоминал, что его отец был последним вице-королем Наварры, а бабка – знаменитой Коризандой д'Андуэн, первой возлюбленной Генриха IV.
В этот раз он, впрочем, не стал об этом распространяться, а придал своим речам галантное направление и быстро довел до сведения госпожи де Фонсом, что она – женщина в его вкусе. Сильви была несколько ошеломлена этим натиском, зато Персеваль веселился от души. В конце концов он сумел обуздать поток маршальского красноречия и осведомился у крестницы, не желает ли она попробовать «напиток богов». Сильви охотно согласилась.
Маршал поспешил налить ей своего нектару, сопроводив процедуру подробным описанием способа его приготовления, а также того волшебного мгновения, когда Грамон, сам впервые его вкусив, понял, что перед ним «распахнулись врата рая». Сильви еще не была готова с ним согласиться: она признала, что жидкая ароматная кашица с корицей не вызывает у нее отвращения, однако кажется ей чересчур сладкой и тяжеловатой для желудка. С откровенностью, легко объясняемой опасением утонуть в шоколаде при всякой последующей встрече с маршалом, она призналась в своем отношении к напитку.
– Как мне представляется, – заключила она, – он должен быстро надоедать.
– Ничего подобного! Первая проба не обязательно дает правильное представление, поэтому следует продолжать. Во всяком случае, вы, любезная герцогиня, попросту обречены на то, чтобы привыкнуть к шоколаду, и весьма скоро: наша новая королева пьет его весь день, а ведь вы предназначены ей в комнатные фрейлины...
– Если меня не будут заставлять его поглощать, я как-нибудь выдержу.
У себя в комнате Сильви стала размышлять, как бы получше передать записку, доверенную ей беднягой Сен-Маром. Она уже сожалела, что согласилась ее взять. Дочь Эшевери была сдержанна и чересчур горда, и Сильви плохо себе представляла, как она будет подсовывать записку ей под дверь. Вдруг дверь несвоевременно откроется? Что делать тогда – заговорщически улыбаться?
Она пребывала в таком сильном замешательстве, что не осмелилась обсудить эту тему с Жаннетой, появившейся с выглаженным платьем. После ужина она сказалась уставшей и улеглась, оставив Жаннету прогуливаться в обществе пожилой гувернантки. Правда, пролежав совсем недолго, она встала и стала прислушиваться, не скрипнет ли дверь в спальню девушки. Убедившись, что та находится у себя, она подбежала босиком к ее двери, сунула записку в щель внизу и поспешно вернулась. Сердце колотилось у нее в груди так сильно, словно она только что избежала страшной опасности. Только в своей комнате она перевела дух и засмеялась.
«Кажется, я становлюсь старой чудачкой, – подумала она. – Такие игры – в моем возрасте! Если бы меня увидела Мари...»
Сон никак не шел, поэтому она зажгла свечу и села писать пространное письмо дочери.
Напрасно она надеялась, что больше ей не придется заниматься любовными делами мушкетера. Утром, узнав, что Персеваль и Грамон едут в Байонну, она соблазнилась великолепной погодой и решила прогуляться пешком по берегу океана, навевавшего ей столько воспоминаний. Выходя из дома, она столкнулась с Маитеной, которая, накинув на голову вуаль и прихватив молитвенник, куда-то торопилась – не иначе к мессе. Девушка извинилась и посторонилась, давая Сильви пройти, но при этом умудрилась сунуть ей в руку записочку. Отойдя на приличное расстояние, Сильви развернула ее и прочла:
«Умоляю, госпожа, приходите в часовню Милосердных Братьев...»
Сильви отказалась от мысли прогуляться. Она еще раньше приметила вблизи церкви приют для паломников, держащих путь на Компостелу вдоль морского берега, и сейчас, повернув туда, размышляла, правильно ли выбрано место для встречи: ведь сейчас приют переполнен людьми – как паломниками, так и просто бродягами, ожидавшими королевской свадьбы и сопровождающей ее раздачи обильной милостыни.
В часовне горели бесчисленные свечи, сотни голосов произносили молитвы. Маитена стояла на коленях чуть в стороне от остальных молящихся, рядом с баптистерием. Преклонив колено с ней рядом, плечо к плечу, Сильви прошептала:
– Для чего вы меня звали?
Маитена подняла на нее свои прекрасные карие глаза, полные слез.
– Я знаю, что поступаю дерзко, герцогиня, и тысячу раз прошу вас простить меня за то, что посмела к вам обратиться. Просто вчера вечером, получив письмо, я подумала: вдруг вы согласитесь помочь нам еще раз? Вы проявили столько доброты...
– Как вы догадались, что письмо передала я?
– Я видела, как вы беседовали с ним у церкви. О герцогиня, умоляю, передайте ему, что я не могу выполнить все его просьбы. Да, я готова его ждать, если потребуется – даже в монастыре Гаспарен, куда грозит заточить меня отец, если я откажусь выйти за кузена, которого он прочит мне в мужья. Только пусть проявит терпение! Я никак не смогу встретиться с ним в вечер бракосочетания короля в том самом месте, где мы уже много раз встречались.
– Почему он вас туда зовет?
– Чтобы скрепить кровью обещание, которое мы друг другу даем. Он говорит, что это придаст ему отваги, что он преодолеет любые препятствия, завоевывая меня, но прежде хочет быть во мне уверен. Мне бы очень хотелось туда пойти, но я знаю, что не смогу: отец слишком пристально за мной следит.
Сильви помнила о старой средневековой традиции – смешивать кровь, создавая неразрывные узы, но возраст научил ее трезвому отношению к силе первого любовного порыва.
– Глупости! – пробормотала она, пряча улыбку. – Рискуя так сильно, вы ничего не прибавите к своей любви, если она и так сильна и искренна.
– Полностью с вами согласна, но надо еще внушить это ему. Прошу, попытайтесь хоть вы его вразумить!
– Он останется на гауптвахте до завтрашнего вечера, до самого прибытия инфанты. Тогда господину Д'Артаньяну потребуются все мушкетеры до одного. У меня нет возможности его увидеть.
– Понимаю. Но встреча должна произойти только послезавтра. Видите, у вас нашлось бы время.
– Вы полагаете? Как только инфанта прибудет, я не смогу отойти от нее ни на шаг.
Сильви трудно было себе представить, как она, пренебрегая обязанностями фрейлины, кинется на поиски какого-то мушкетера, чтобы, найдя, беседовать с ним наедине. Тем временем Маитена заплакала и прошептала:
– Умоляю вас, госпожа, помогите мне! Попробуйте хотя бы передать ему вот эту записку. Я завернула вместе с ней платок, окропленный моей кровью. Надеюсь, этого ему будет довольно.
- Предыдущая
- 11/90
- Следующая
