Узник в маске - Бенцони Жюльетта - Страница 37

• Предыдущая
• 37/90
• Следующая

– Не беспокойтесь, монсеньор, я уже собиралась уходить, – сказала ему с улыбкой, способной свести с ума и святого, незнакомая дама – маленькая, но привлекательная, с красивыми темными волосами и большими небесно-голубыми глазами, смотревшими весело и задиристо.

От хозяйки дома Бофор узнал, что застал ее в обществе соседки, дочери королевского судьи Дре д'Обре, супруги некоего Бринвилье, только что произведенного в маркизы. Было заметно, что маленькая маркиза сгорает от любопытства и ретируется не без сожаления. И немудрено: кому не интересно узнать, что привело знаменитого герцога де Бофора, прозванного некогда Королем нищих, в дом поблекшей красавицы?

– Боюсь, ее, бедняжку, ждет нынче бессонная ночь, если только ее не отвлечет любовник, – прошипела бывшая мадемуазель де Шемеро и засмеялась недобрым смехом.

– Я полагал, вы с ней дружны, но, как вижу, ошибся...

– Никакой ошибки, монсеньор, мы действительно дружны, если только с женщинами такого сорта можно дружить.

– А чем, собственно, она плоха? Насколько я понял, она маркиза – в отличие от вас, всего лишь вдовы откупщика налогов.

Его пренебрежительный тон оскорбил самолюбие бывшей Франсуазы де Базиньер де Шемеро. Она не любила, когда ей напоминали о том, что можно было назвать только изменой громкому родовому имени, которую ей так и не простила семья. Она встала во весь рост, выгнула и без того прямую спину и попыталась испепелить взглядом своих прекрасных глаз герцога, явившегося говорить ей гадости.

– Вы пришли ко мне в дом только для того, чтобы задеть хозяйку, монсеньор? Прежде вы были галантнее...

– Вы говорите о тех временах, когда были фрейлиной королевы, которой походя изменили? Но не будем о мелочах. Карты на стол: я пришел не с целью вам льстить, совсем наоборот.

– В таком случае соблаговолите удалиться, если не хотите, чтобы я велела своим лакеям выставить вас за дверь, невзирая на то, что вы – родня короля!

Вместо того чтобы направиться к двери, Франсуа уселся в кресло, сохранившее тепло госпожи де Бринвилье.

– Не советовал бы вам так поступать, ибо стоит мне переступить ваш порог – и я, перейдя через улицу, постучусь в дом королевского судьи, отца вашей подруги, для которой вы не нашли доброго слова, и потребую от него помощи в согласии с полученным вчера вечером дозволением короля.

– Помощи против меня? Именем короля? Что за галиматья?!

– Называйте это, как вам угодно, но, не желая меня слушать, вы рискуете навлечь на себя серьезные неприятности. Господин Кольбер, отвечая вчера вечером в Фонтенбло на вопросы короля, с ходу признался, что вы направили к нему одного из своих друзей, некоего Фульжена де Сен-Реми, чтобы он воспользовался его услугами.

Наметанный глаз Франсуа сразу подметил, что румяные щеки собеседницы побледнели. Напрасно она разыгрывала безразличие, сидя к нему в профиль и обмахиваясь веером, словно в комнате внезапно стало душно.

– Что за блажь – беспокоить его величество по таким пустякам! – молвила она с улыбкой. – Какой вред я могла причинить, порекомендовав будущему министру талантливого человека, к которому жизнь пока что была слишком немилосердна?

– Никакого, – ответил Бофор, тоже с улыбкой. – Все зависит от намерений, которые вами двигали. Где вы нашли своего протеже?

– У моих дверей. Он прибыл с далеких Островов, где ему вручил рекомендательное письмо кузен моего покойного супруга, и сгорал от желания заняться делом, достойным умного человека...

– На Островах можно многого достичь, сколотить огромное состояние. Я ума не приложу, зачем ему понадобилось пересекать океан. При том условии, конечно, если он его действительно пересек!

– Что вы хотите этим сказать?

– Что в те дни, когда он якобы прибыл, на кораблях, приплывших с островов Сен-Кристоф, Мартиника и Гваделупа, не значилось никакого Сен-Реми. Если только он не совершил путешествие под другим именем – настоящим, а этим, вымышленным, воспользовался только здесь, в неблаговидных целях.

– Вы говорите загадками. Я уже ответила вам, что мне известно об этом несчастном. Предположим, мне только казалось, что я что-то о нем знаю... Во всяком случае, чистота моих намерений от этого не страдает.

Улыбка Бофора, только что благодушная, стала недоброй. Он показал великолепные зубы, словно готовился укусить собеседницу.

– Невинная овечка, святая наивность! Итак, вы действовали из чистой благотворительности? И разумеется, понятия не имели, что этот авантюрист осмелился выдать себя за старшего сына маршала Фонсома? Это же те самые Фонсомы, чье герцогское достоинство всегда не давало вам покоя!

– Право, не знаю, о чем вы толкуете...

– Короче говоря, – не унимался Бофор, – ваша наивность дошла до того, что вы не колеблясь помогли своему протеже похитить молодого герцога. Однако похитители допустили оплошность: они сами крикнули, что являются орудиями господина Кольбера. Тот, конечно, с гневом это отвергает.

Услышав эти слова, госпожа де Ла Базиньер звонко расхохоталась. Опытное ухо легко различило в этом смехе надрыв.

– Как же ему не отпираться? Ведь тот бедняга здесь совершенно ни при чем, как и я. Фарс так груб, что легко расшифровывается: ребенка похитили сторонники господина Фуке с целью свалить преступление на Кольбера и дискредитировать его.

– Чтобы друзья Фуке украли сына женщины из своего же лагеря?! По-вашему, такое можно вообразить?

– Для людей, желающих бросить на Кольбера тень, это было бы очень хитроумно.

– Готов согласиться, что вы смогли бы додуматься и не до такого. Однако сам Кольбер не оставляет от вашей версии камня на камне: по его словам, Сен-Реми ему рекомендовали вы, а тот – иными словами, вы! – похитил юного герцога де Фонсома. Так что, мадам, советую вам без промедления бежать туда, где он засел, и молиться, чтобы при счастливом исходе вам удалось избежать серьезных неприятностей. С тем и остаюсь...

Бофор развернулся на каблуках, чтобы выйти, но госпожа де Ла Базиньер остановила его криком:

– Подождите!

– Хотите сказать мне еще что-то? – бросил он презрительно.

– Да. Я сижу и гадаю: что подумает король, пожелавший вступиться за свою дражайшую герцогиню, если узнает, что молодой герцог, как вы его называете, не имеет никаких прав на имя, не говоря о титуле?

– Продолжайте!

– Боюсь, он сразу поймет, почему вы так заступаетесь за герцогиню.

– Он и так это понимает: я убил на дуэли отца этого ребенка и мой долг теперь – заменить ему отца в минуту смертельного испытания.

– Вы его отца не убивали: ведь вы и есть его отец!

– Опять сплетни, которыми вы так любите тешиться! Конечно, ведь у вас подлая душонка...

– Возможно. Но если вам не хочется, чтобы король узнал правду, я вам советую не впутывать меня в эту историю и искать своего Сен-Реми в других местах, а не у меня под столом.

Тут Бофор окончательно лишился самообладания. Молниеносно выхватив шпагу, он приставил кончик к горлу де Ла Базиньер.

– Говорите, куда дели ребенка, иначе вам конец!

Бледная, как мел, с побелевшими дрожащими губами, она еще продолжала хорохориться:

– Вы не убьете женщину...

– Вы не женщина, а чудовище. Я жду! Но лучше вам не испытывать мое терпение дольше пяти секунд. Раз, два...

На счет «три» дверь открыл слуга. Возможно, он стучался, но слишком робко, потому что смертельные враги увлеклись враждой и ничего не слышали. В руке слуга держал записку. Франсуа опустил шпагу так же молниеносно, как занес ее, и женщина со вздохом облегчения упала в кресло. Слуга обратился к Бофору так, словно не заметил ничего странного:

– Оруженосец монсеньора просил немедленно передать ему эту записку.

Бофор развернул бумажку и обнаружил единственное слово: «Сюда!» Спросить, что оно означает, он не успел: за спиной первого лакея появились еще трое, вооруженные дубинами. Бофор понял, что эта публика подслушивала под дверью и явилась на подмогу своей хозяйке. Та уже оправилась от испуга.

• Предыдущая
• 37/90
• Следующая