Нелюбимая фаворитка (Екатерина Долгорукая – император Петр II) - Арсеньева Елена - Страница 3

• Предыдущая
• 3/8
• Следующая

Став государем, Петр не забыл первого своего друга. Молодой Долгорукий, признанный фаворит, обер-камергер[2], майор Преображенского гвардейского полка[3], кавалер орденов Александра Невского и Андрея Первозванного, жизнь вел рассеянную и превеселую, ну а женщины падали к ногам его словно переспелые яблоки, несмотря на то что вел Иван Алексеевич себя с прекрасным полом совершенно беззастенчиво. Похождения фаворита нимало не смущали царя, который, несмотря на юность, мог уже во многом дать фору своему повесе-наставнику. Что государь, что его обер-камергер исповедовали закон: «Быль молодцу не укор!», подчас делясь не только фривольными воспоминаниями о своих любовницах, но и самими этими любовницами.

Вот и за прекрасной Елизаветой, которую при дворе чаще называли на старинный лад Елисавет, а то и просто Елисаветкою, император и фаворит ухлестывали разом. Не далее как вчера на балу, устроенном в Грановитой палате и посвященном рождению в Голштинии принца Петра-Ульриха[4], сына сестры Елизаветы, Анны Петровны, все могли видеть, как явно ревновал государь, наблюдая контрданс, в котором шли Елисавет и Иван Долгорукий. Люди ушлые и дальновидные даже начали спорить, кого скорей прогонит император от своей особы: Ивашку, разжаловав его в солдаты, или шалую рыжую царевну, отдав ее в монастырь.

Впрочем, все обошлось и никаких гонений не последовало.

Больше всех уязвлен был этим случаем Алексей Григорьевич Долгоруков, отец Ивана. Душа его просто-таки разрывалась!

С одной стороны, хорошо, если бы зазнавшийся не в меру сынок получил хороший щелчок по носу. С другой, если Ивана пометут со двора, то очень может быть, что пометут вместе с ним и всех Долгоруких. А князь Алексей Михайлович не для того сладил ссылку своего старинного неприятеля Алексашки Меншикова в Березов, чтобы уступить нагретое местечко при императоре кому-то другому! Алексашка ведь тоже цеплялся за Петра руками и зубами, вплоть до того, что даже обручил его со своей дочерью Марией. Умен был, прощелыга! Вот кабы Алексею Григорьевичу нечто подобное сладить! Его Екатерина ни в чем Марии Меншиковой не уступит, а красотой, пожалуй, и превзойдет. Эта холодноватая красота великолепно смотрелась бы на царском троне. А уж каково красно смотрелся бы князь Долгорукий в роли императорского тестя…

Алексей Григорьевич, разнежившись в честолюбивых мечтаниях, отмел, словно нечто незначащее, воспоминание, что обручение с Марией Меншиковой Петр спокойно расторг, словно и не менялся с ней кольцами. Нет, с Екатериной он так не поступит. Потому что Алексашка, выскочка безродный, на старости лет вдруг ощутил дурацкое тяготение к приличиям и дочку свою мечтал выдать замуж непорочной девою. А вот Алексей Григорьевич, природный князь, чья родословная насчитывала невесть какое число поколений, на всякие такие глупости насчет девичьей чести плевать хотел. И твердо знал: если он хочет добиться своего, надо, чтобы Катька сперва стала любовницей государя, а уж потом – супругою. То есть она должна затащить молодого дурня в постель. Тогда уж он точно не отвертится от брака!

Но беда состояла в том, что Алексею Григорьевичу приходилось преодолевать сопротивление не только императора, но и дочери…

В эту самую минуту тихоходный конек Алексея Григорьевича вдруг испуганно шарахнулся в сторону: мимо во весь опор пронеслась всадница в синем, будто вечерние небеса, бархатном платье. Круп ее вороного коня лоснился под солнцем, и точно такого же густого, вороного, черного цвета были великолепные локоны, ниспадавшие на точеные плечи красавицы. Конем она правила с великим мастерством, несмотря на то, что сидела в седле не по-людски, а по-дамски – бочком, свесив ноги на одну сторону. Алексей Григорьевич только себе мог признаться в том, что он бы, скажем, и двух шагов в такой позиции проехать не смог, а красавице словно нипочем были ни бешеная рысь, ни резкие прыжки вороного. На лице ее сохранялось холодновато-невозмутимое выражение.

Это была княжна Екатерина Долгорукая.

Алексей Григорьевич вздохнул. Красавица, слов нет. И при этом глупа как пробка. Выгоды своей не понимает! Влюблена по уши, но, увы, не в Петрушку-императора, а в какого-то там… в какого-то… Долгорукий задохнулся от возмущения.

Ну, если говорить правду, задыхался и возмущался князь-отец совершенно напрасно. Избранником его дочери был совсем не «какой-то там», а Альфред Миллесимо, шурин австрийского посланника в Петербурге графа Вратислава. Миллесимо исполнял при своем родственнике должность атташе. Екатерина познакомилась с ним на приеме у саксонского министра[5] Лефорта. Представила их друг другу жена английского посланника леди Рондо, когда все собравшиеся были самозабвенно увлечены игрой в карты, для которой, собственно, и собирались у Лефорта – человека не очень приятного в общении, зато азартного картежника. Добродушной сплетнице леди Рондо сделалось жаль двух молодых людей, которые не разделяли общей страсти к игре, вот она и познакомила княжну Екатерину с молодым графом, не подозревая, что положила начало совсем другой страсти…

Они полюбили друг друга с первого взгляда, и совсем скоро Миллесимо уже сделался своим человеком в доме Долгоруких. Еще через некоторое время молодые люди были объявлены женихом и невестой. Князь Алексей Григорьевич, казалось, был очень доволен партией, которую сделает дочь: ведь семейство Миллесимо, поселившееся в Богемии в конце пятнадцатого столетия, было ветвью старинного итальянского рода Каретто, состояло в родстве с маркизами Савона и другими влиятельными старинными фамилиями. Князь Иван Долгорукий, благоволивший к Вратиславу оттого, что к нему благоволил молодой император, также покровительствовал увлечению Екатерины. Ее сестра Елена, и вполовину не такая красивая, как остальные молодые Долгорукие, злословила, будто Екатерина и черту руку отдаст, только бы этот черт был иноземного подданства и смог увезти княжну из России, которой та не любила. Это правда: Екатерина больше всего на свете желала бы жить за границей, однако никакого расчета в ее любви к графу не было.

Она была без ума от Миллесимо. Невысокого роста, не выше Екатерины, он выглядел хрупким, изящным, но это нравилось ей, хотя мужчины в ее семье – и отец, и братья – отличались почти богатырской статью. Ей нравились тонкие черты его красивого лица, ясные глаза цвета густого меда, нравились чуть рыжеватые, мягко вьющиеся волосы – столь пышные, столь тщательно ухоженные, что смотрелись краше любых, самых дорогих париков. Ей нравились его белые руки с нежной, будто у женщины, кожей. Он и не скрывал, что ложится спать только в перчатках, обильно смазав руки самым жирным кремом, который делал сам, по своему собственному рецепту, да и Екатерине подарил несколько склянок с собственноручно изготовленными притираниями, которыми она пользовалась каждый вечер с особенным чувственным наслаждением.

Однако Екатерина, упиваясь своим счастьем, не учла, что отец позавидует тому влиянию, которое имел на императора ее брат Иван. И захочет сам прибрать к рукам мальчишку, которому было всего лишь тринадцать. Он прежде времени повзрослел, оказавшись на троне, а оттого выглядел значительно старше своих лет. Причем люди, хорошо его знавшие, помнили, что он стал так смотреться, едва заговорили о возможном для Петра Алексеевича престолонаследии. Он то казался избалованным ребенком, то в чертах его проскальзывала некая ранняя умудренность, порою даже усталость от этой мудрости – этакая брезгливая пресыщенность, какую можно увидеть в лицах пожилых людей, но какой не наживают некоторые старики, прожившие счастливую жизнь. Жизнь юного русского императора никогда нельзя было назвать счастливой, оттого и обрели его черты выражение холодного недоверия ко всем и каждому, оттого и производил он отталкивающее впечатление престарелого юнца.

• Предыдущая
• 3/8
• Следующая