Отражение в мутной воде - Арсеньева Елена - Страница 36
- Предыдущая
- 36/77
- Следующая
– Не надо! Не трогайте меня! Они будут стрелять, вас убьют! Они убили Валентина, Данилушку, всех! Да отплывайте же!
Вот так открытие. Она не просто боялась Виталия и его команды – она боялась за незнакомого ей человека.
Что-то тяжело взбаламутило рядом сизую амурскую волну: ага, чернявый плюхнулся. Поплыл красивым кролем, вмиг оказался рядом, выставил из воды маленькую голову, облепленную мокрыми волосами, вдруг сделавшись до странности похожим на водяную черепашку. Правда, в отличие от черепах он не был лишен дара речи:
– Все, ребята, хватит купаться. Поплыли, сушиться будем. А ты, герой, помоги ее выудить.
Делать нечего, пришлось Георгию подхватить девушку с другой стороны и с помощью чернявого вытолкнуть ее на нос, где уже махал пистолетом Виталий.
Единственное, что Георгий мог сделать для себя в этой ситуации, это очень естественно окунуться с головой, постаравшись, чтобы волосы прилипли к лицу: у Пидоренко, хоть он и сущий змей, глаза отнюдь не подслеповатые, как у всех существ его породы…
Обошлось. Все, что угодно, уловил он в глазах Виталия: ненависть, подозрительность, даже некоторую растерянность – только не опасное узнавание. К тому же он был слишком счастлив вновь получить в свои лапы девчонку: просто-таки вцепился в нее и успокоился не прежде, чем втолкнул в тот же угол той же «предвариловки» и надежно отгородил телами прочих «тюремщиков».
Ну а Георгий имел теперь право на некоторую свободу передвижения и намеревался этим правом попользоваться. Прихватив свою сумку, он проследовал до туалета, откуда вышел другим человеком: в сухих джинсах и сухой рубашке. Внизу, понятно, тоже все было сухое.
Вернулся в салон, раскинул отжатую одежду на пустых креслах, там вдобавок хорошо ветерком продувало. Пятерней взъерошил подсыхающие волосы, опять-таки постаравшись, чтобы они как можно небрежнее упали на лоб. Вид, он знал, получался диковатый. Но сейчас чем хуже, тем лучше.
Те трое смотрели на него, поэтому Георгий не торопил мизансцену: медленно развесил вещи, медленно оглянулся, медленно заметил, что под задние ряды кресел уже изрядно натекло…
Сделал испуганно-сочувственное лицо:
– Ребята, вы что, так и будете мокрые сидеть? Простудитесь. Да и мы того и гляди утопнем.
Он и впрямь чувствовал себя как на сцене: все пассажиры теперь пялились на него.
Те, к кому он обращался, впрочем, не удостоили его ответом. Девушка тоже не подняла головы, и Георгий обостренным чутьем понял: она все еще боится за него – боится привлечь к нему внимание.
Интересное кино… Особенно – про Валентина!
– Слушайте, ребята, извините, что я в ваши дела лезу, – с самым простецким видом подступил он к «предвариловке». – Я, конечно, не знаю, чего она там натворила, но переодеться-то ей можно или нет? Так ведь и впрямь воспаление легких схватить недолго.
Виталий обратил на него немигающий взгляд. У Георгия даже спина похолодела.
– Да в самом деле, дайте девке переодеться, – встряла какая-то сердобольная бабка.
– Намыкается еще на зоне, успеет, – с авторитетным видом подтвердил бородатый мужичок.
По салону пронесся гул, означающий, что и остальные пассажиры поддерживают гуманистический курс.
Виталий, ничего не скажешь, умел применяться к обстановке. Лицо его утратило каменную неподвижность черт, а на губах появилось что-то вроде растерянной улыбки:
– Ну во что я вам ее переодену? Вот доберемся до отделения – может быть, там найдем что-нибудь.
Вот же черт, так и не сказал, до Комсомольска или до Хабаровска держат они путь! Если первое – дело почти наверняка швах, если второе – можно будет немножко побарахтаться…
– Да вот и одежонка! – с идиотски-радостным видом провозгласил Георгий, выхватывая из сумки шорты и футболку. – И товарища вашего не обижу!
На свет божий вылезла еще одна футболка, а за ней – парадные шелковые брюки. Слава богу, что он не поленился потащить все это с собой. Смена одежды – лучший способ отрываться от слежки. Там, на дне сумки, еще пяток разноцветных каскеток лежит – для тех же целей, понятно, но сейчас они вроде без надобности.
Теперь Виталий оказался в сложном положении. Да что он, зверь, что ли, если обрекает на потенциальную пневмонию не только злодейскую преступницу, но и своего боевого товарища?
Ничего, тоже хорошо сыграл: так широко растянул губы в улыбке, что веки невольно сощурились – и скрыли ненависть, блеснувшую в глубине глаз:
– Ну, спасибо, добрый самаритянин. Вот же, а? Не перевелись еще!
Пассажиры дружно закивали: не перевелись, мол!
Виталий и белобрысый опять повели девушку в туалет: не заставишь же ее обнажаться у всех на глазах! Интересно знать, дадут они ей запереться? Вопрос не маленький…
Георгий сидел как на иголках. Так, возвращаются. Она идет, отставив руку с мокрым барахлишком, опустив глаза. По лицу совершенно ничего невозможно понять. Показалось или она как-то по-особенному дрогнула ресницами? Хоть бы взглянула!
Нет. Кое-как развесила свои одежки и села, полуотвернувшись.
Боится. А между тем в этих коротковатых шортах, в свободной майке вид у нее, прямо скажем… фривольный. И ноги – какие ноги, мать честная!
Георгию как-то странно сделалось при мысли, что его одежда прикасается к ее обнаженному телу.
Теперь переодеваться пошел чернявый. Надо надеяться, он управится быстро: до Комсомольска меньше часа ходу, у Георгия почти не остается времени!..
Ну вот, наконец-то притащился. Тоже не удостоил и взглядом этого простака с черными лохмами. Помог правосудию – ну и сиди, будь счастлив! Но нет, Георгию пока не до сидения. Надо покурить – и это, ей-богу, вполне естественное желание после такого приключения.
Что ли, подойти еще раз к этим, предложить подымить вместе? Нет, не стоит нарываться. Он сегодня и так уже достаточно поизображал из себя гусара!
Продемонстрировав снова поиск сигарет, вышел. И, убедившись, что никто не смотрит вслед, прошмыгнул прямехонько в рубку.
Он с самого начала не допускал мысли, что здешний «царь, бог и воинский начальник» или «первый после бога», как в старину говорили про капитана, в связке с теми тремя. Так и вышло.
Через несколько минут Георгий вышел из рубки, облегчив свой карман на пятьсот «зеленых» и лишний раз похвалив себя за то, что предусмотрительно побеспокоился о непромокаемости документов и казны.
Он вернулся на свое место с видом сонного человека и тут же «задремал», прикрыв лицо газеткой, всем телом чувствуя, как идут, уходят минуты.
Ну, вот и Комсомольск. В салоне началась суматоха. Засуетились и те, чье путешествие закончилось, и те, кто следовал до Хабаровска: всем хотелось постоять на твердой земле.
Георгий тоже привскочил, завертел головой, как только что проснувшийся человек, – и ему сразу стало легче дышать, когда увидел серые комбинезоны, мелькающие на набережной.
Ай да капитан, ай да сукин сын! В смысле – молодец, не подвел!
Георгию стоило превеликого труда сохранять безразличный вид. А уж какого труда это стоило Виталию… можно себе представить!
Он, похоже, собирался-таки сойти в Комсомольске, но, увидев серые омоновские тени на набережной, впечатал себя в кресло, что-то буркнув своим.
Девушка встрепенулась было, но белобрысый оказался рядом, чуть ли не приобнял… она сразу сникла. Убедительный аргумент – дуло, упершееся в бок, ничего не скажешь. Да и руки опять скованы.
Острая минута, острая! Один из омоновцев, как и было «заказано», заглянул в салон. Ого… у Виталия меж лопаток взмокла рубаха.
Нет, он не боится, конечно, этот волк вряд ли способен всерьез струхнуть. Просто по-звериному чует что-то необъяснимое в повороте событий, некую неожиданную помеху, но пока не в силах ее постигнуть.
«Я – ваши неприятности», – ехидно процитировал Георгий фразу из какого-то детектива и снова вытянул ноги, прикрыв лицо газетой: до Хабаровска путь долгий!
- Предыдущая
- 36/77
- Следующая