Разбитое сердце июля - Арсеньева Елена - Страница 26

• Предыдущая
• 26/73
• Следующая

– Как – кто? Люди, конечно. Вполне реальные люди. Неужели не понятно?

В голосе соседа на сей раз прозвучала не насмешка, а нескрываемая тревога. Похоже, он несколько забеспокоился: а не сказались ли потрясения нынешней ночи на умственных способностях его собеседницы?

– Это-то мне понятно, – устало, словно больного или несмышленого ребенка, успокоила соседа Алена. – Но кто именно? Та уборщица и ее босоногий сообщник? Или кто-то другой? Кто старался выжить меня из номера? Неужели они и правда что-то ищут здесь?

– Похоже на то. – Силуэт соседа сделал некое движение, которое можно было истолковать как кивок. – И если бы вы только знали, как меня изумляет упорство этих поисков!

– А вы знаете, что именно они ищут? – не смогла сдержать любопытства наша писательница.

Повисла минута молчания.

Конечно, сосед мог буркнуть что-то типа: «Не ваше дело!» Или вообще не снизойти до ответа. Однако он все же снизошел:

– Скажем так: я предполагаю, что это такое. Но не выпытывайте подробностей: все равно не скажу. Служебная тайна.

– А вы знаете, кто именно ищет? – уже смелее спросила Алена.

Сосед оказался на диво однообразным:

– Предполагаю, но опять-таки не ждите, что я стану открывать вам служебные секреты.

– Ладно, не открывайте, – внезапно разозлившись, прошипела Алена. – Только скажите: вы можете поклясться, что мне не угрожает никакая опасность со стороны тех людей, которые лезли нынче ночью в мой номер? Положа руку на сердце?

– Положа руку на сердце, – торжественно начал сосед, – я могу поклясться, что…

И осекся. И помолчал немного. А потом упавшим голосом продолжил:

– Положа руку на сердце – не могу.

Алена не особенно удивилась – чего-то в этаком роде она и ждала. Поэтому она только вздохнула и задала вопрос, который давно уже вертелся у нее на языке:

– Значит, Толиков не сам по себе умер? Значит, он был убит?

Сосед помолчал. То ли был поражен нелепостью предположения, то ли потрясен до онемения догадливостью соседки. Потом произнес сухо:

– Скажем так: смерть Толикова произошла при загадочных обстоятельствах. И все, больше ничего от меня не ждите!

– Тогда и вы от меня не ждите, что я после этого безропотно отправлюсь в свой номер на растерзание неизвестно кому! – воскликнула Алена. – Или вы хотите утром обнаружить еще один труп человека, умершего при загадочных обстоятельствах? Хотите?

– Нет, – после некоторого раздумья признался сосед.

После его признания Алена закинула ногу на ногу и решительно заявила:

– А значит, я никуда не пойду. Остаток сегодняшней ночи я проведу с вами, хотите вы того или нет!

Неизвестно, какого ответа она ждала. Но, уж конечно, не такой плюхи, которую получила:

– А вот этого я хочу меньше всего на свете. И если вы не намерены уходить, то уйду я. Счастливо оставаться.

«Оказывается, номер два – достаточно известная фигура в кругах неизвестных. Узнать помог Мальчишка, он тоже иногда тусуется в тех же компаниях. Это называется – бисексуал.

Ну вот, принес он мне в клювике информацию, а потом уперся, когда я стала свой план излагать.

– Я?! С убийцей человека, который заменил мне отца?! Нет, я не могу!

– А я, – говорю я ему, – могла, как по-твоему? Я тоже не могла. Но сделала. И ты сделаешь. Пойми ты: это единственный путь к нему. Его достать только через эти снимки можно будет. Я его не хочу одним рывком на небеса отправить, в такую игру мы уже наигрались, и не столь уж она интересна. Я его хочу поджарить медленно, медленно…

Мальчишка усмехнулся:

– А где намечено развести костер?

Тут я улыбнулась:

– Есть такой пансионат – „Юбилейный“. Там у директора очень интересная фамилия – Юматов.

– Говорят, хороший пансионат, – сказал Мальчишка. – Он „Зюйд-вест-нефтепродукту“ принадлежит.

И тут до него дошло!

Схватил меня в объятия и ну целовать. И хохочет:

– Ты гений! Я тебя обожаю!

Парень без тормозов. Я еле отбилась. Потом говорю:

– Умерь пыл. Прибереги его для нового клиента. И пойми: мне без тебя не обойтись.

– Ты меня не считаешь мужчиной, – надулся он. – Я для тебя просто жалкий педик. А между тем я…

– Бисексуал, знаю. Ладно, не дергайся, может, и эти твои способности когда-нибудь пригодятся. А пока – работай, работай.

– А кто будет фотографировать? – спросил он уже по-деловому, по-рабочему.

– Да я, кто ж еще. Разве можно в таком деле кому-то довериться?

Он захохотал:

– Ты-ы? Да ну! А ты когда-нибудь видела, как мужики трахаются между собой?

– Господь миловал, – отвечаю.

– Знаешь что, – говорит он этак снисходительно, – ты бы для начала каких-нибудь порнушек на эту тему посмотрела, что ли. А то зрелище… не для слабонервных, надо немножко закалиться. Вдруг впадешь в истерику и все дело испортишь?

– Не волнуйся, – говорю. – У меня железные нервы. Ничего я не испорчу.

Разумеется, я сделала отличные фотографии. Но Мальчишка был прав: зрелище и впрямь препакостное!»

«Мне снился поцелуй любимых губ…»

Красивая строка.

Эта красивая строка снилась Алене.

А сначала ей снился сам поцелуй.

Будто лежит она… неважно где, может, в постели, может, на траве райского сада, а может, и на розовом облаке небесном. В общем, лежит, не ощущая от счастья своего тела, растворившись в блаженстве, которое ей доставляет легкое, невероятно нежное прикосновение губ Игоря. Лицо его – обожаемое, самое красивое на свете, дыхание его, запах его тела, тихая, затаенная усмешка и шепот, его шепот: «Мне снился поцелуй любимых губ…»

И сам поцелуй – незавершенный, мучительный и в то же время такой сладостный. Так умел целовать только Игорь. И снова – шепот: «Мне снился поцелуй любимых губ…»

И вдруг раздается скрежещущий, дребезжащий звук. Сначала Алене чудится, будто жужжит стая мух, но в следующее мгновение она понимает: это хохот… хохот Жанны.

Игорь вздрагивает, съеживается – причем в буквальном смысле: становится меньше, меньше, словно сдувшийся воздушный шарик, – и вот вместо него остается почти неразличимое, жалобно пищащее нечто, а в следующее мгновение и это нечто исчезает, и там, где только что светилось его лицо, где сияли его глаза, где звучал его страстный шепот, мерцает лишь бледная надпись: «Мне снился поцелуй любимых губ…»

Но вот меркнут и эти написанные неизвестно где, неизвестно кем, неизвестно на чем слова, и Алена остается в блеклой, унылой, тоскливой мгле.

Одна.

Она села так резко, что закружилась голова и к горлу подкатила тошнота. Открыла глаза – и тотчас зажмурилась, такая в них стая черных мушек полетела, заслоняя мир.

Снова упала на подушку. Ой, нет, не просыпаться, спать, спать… Может быть, вернется Игорь, может быть, хотя бы во сне, если не в жизни, снова станет все чудесно, как было с ним. Как было только с ним!

А вот интересно, почему ее так ужасно тошнит?

– Да что за черт? – хрипло пробормотал кто-то рядом. – Мне снится, что ли? Ах да, это вы…

Алена снова села и уставилась на незнакомое мужское лицо, маячившее перед ней сквозь бледный, отвратительный полусвет занимающегося утра. Бледное, усталое лицо с резкими чертами, узкими злыми глазами, низко нависшими над лбом рыжеватыми волосами. Недобрый, изогнутый в усмешке рот:

– Не пугайтесь. Насколько я помню, вы этого сами хотели. Вразумить вас было просто невозможно, пришлось уступить. Так что теперь воспримете сложившуюся ситуацию мужественно!

– Что? – выдавила жалобный звучок Алена, которая совершенно ничего не понимала.

Что, какую ситуацию она должна воспринять мужественно? Кто он, человек рядом? Где она находится?

И словно в ответ на панический вопль, прозвучавший в ее мозгу, снова раздался хохот Жанны, и снова полетели перед Алениными глазами черные мушки, и снова подкатила к горлу тошнота…

• Предыдущая
• 26/73
• Следующая