Разбитое сердце июля - Арсеньева Елена - Страница 49
- Предыдущая
- 49/73
- Следующая
– Здравствуйте! – отчеканила старуха. – Вам Лену? Ее нет дома. А зачем вам она?
Она именно чеканила, а не говорила. Причем тон был какой-то прокурорский. Отчего-то Алена почувствовала себя врагом народа, разоблаченным в связях со всеми империалистическими разведками, которые только существуют, и даже с несуществующими. «Бог ты мой, можно представить, в каких ежовых рукавицах тут держат Лену! – подумала Алена. – Как ей только удалось… Нет, не может быть, чтобы это была она, та самая! Все-таки Ирина, наверное, дала нам неправильный адрес. Но как бы проверить?»
– Э-э, понимаете, я представительница модельного агентства «Прити вумен», – выпалила она, сама изумившись, откуда взялось вдруг в голове какое-то агентство, да еще с таким названием. А, ну да, ведь Надя рассказывала Ленке, что Ирина Покровская работает в салоне «Красотка», это и есть «Прити вумен». – Мы проводили кастинг, в смысле, отбор будущих моделей, – сочла нужным пояснить она прежде всего потому, что сама не слишком-то хорошо знала, что такое «кастинг», – и ваша внучка успешно прошла конкурс, однако не явилась на первое занятие. И вот я решила узнать, как она, не заболела ли. Можно ли ее повидать?
– Первым делом я что хочу сказать… – произнесла старуха с теми же сурово-обличительными интонациями. – Лена моя правнучка. Во-вторых, ее, повторяю, нет дома, она еще вчера уехала к подруге на дачный участок. Лена часто ездит помогать, за это ей дают некоторые овощи, которые мы потом употребляем в пищу. Лена очень хорошая девочка, она зарабатывает, как может, кроме того, что трудится на основной своей работе в магазине «Пятачок». А в-третьих, вы, гражданка, очевидно, что-то перепутали, потому что ни с каким современным распутным бизнесом моя правнучка не имеет ничего общего. Модельные агентства – публичные дома, это всем известно. А моя правнучка – очень скромная девушка. Она не могла покрыть свое имя таким позором! Как вы только могли подумать о ней такое?!
Выцветшие глаза непримиримо осмотрели Аленины бриджи, легонькую сетчатую маечку, в которой было не жарко именно потому, что она практически все выставляла на всеобщее обозрение, босоножки на высоких каблуках, разноцветные легкомысленные серьги. И старуха стиснула сухонькие кулачки, словно увидела перед собой именно что содержательницу такого публичного дома и очень захотела дать ей в зубы за то, что она посмела хотя бы мысленно покуситься на ее праведную внучку.
«Ох ты, Господи… Что же делать-то?!»
– Извините, – пролепетала Алена. – Очень может быть, что мы и в самом деле что-то перепутали. Но… нет ли у вас фотографии вашей правнучки? Чтобы окончательных убедиться, что это не она?
– У вас нет никаких оснований мне не верить! – отчеканила неумолимая старуха, так и сверля Алену взглядом. – Я ни разу в жизни не сказала ни слова неправды: ни своей партии, ни людям. Я не лгала даже врагам! Если я говорю, что моя правнучка ни на какое распутство не способна, значит, так оно и есть. – Она сделала паузу, словно набираясь сил перед новым залпом обличений, но, видимо, заметила, что Алена уже совсем ни жива ни мертва, и неожиданно смилостивилась: – Хорошо. Сейчас вынесу фотографию. Стойте здесь! Ни с места! – неожиданно рявкнула она, обнаружив, что неприятная гостья изготовилась пройти в комнату.
Алена в ужасе замерла на одной ноге. Рядом окаменел Нестеров.
Только сейчас Алена заметила, какая вопиющая, несусветная, вот уж воистину стерильная чистота царит в крохотной убогой прихожей с белеными (даже без обоев!) стенами, нелепой металлической вешалкой, на которой ничего не висело, и крохотным (чуть ли не карманным!) зеркальцем на стене. Крашеный пол просто-таки светился, тряпичный плетеный коврик был выцветшим до потери всякого представления о цвете, но стерильным. И ни одной газетки, ни одной бумажки, ни одной небрежно брошенной вещицы. И такая вопиющая, такая убогая, такая воинствующая бедность кругом! Все дышало здесь бедностью, почти нищетой. Нищетой, возведенной в добродетель.
«Чистота – лучшая красота, – вспомнила Алена. – Эх, эх!.. Хоть бы это была не та Лена!»
Старуха появилась снова и протянула снимок. Наверное, его сделали, когда правнучка воинствующей ревнительницы нравственности училась в десятом классе. Ну это было просто что-то! Коса, дешевенькая скромненькая блузочка (в горошек!), застенчивый взгляд, губки бантиком. Точно: чистота – лучшая красота!
– Вы правы, – с усилием выговорила Алена, – совсем другая девушка. Наверное, произошла какая-то путаница, или кто-то воспользовался ее адресом…
– И я вам скажу кто! – громогласно провозгласила старуха, вонзая в Алену указующий перст. – Та особа была жгучей брюнеткой? Ну так это Корякина из тридцать четвертой квартиры, известная своей репутацией! Асоциальный, аморальный элемент! Да, таким самое место именно во всяких там модельных агентствах, а то и на панели. А моя правнучка – чиста! Зарубите это на своем носу. А теперь – уходите! Уходите, а то я вызову милицию!
И она сунула руку в карман своего белого фартука, словно намеревалась достать оттуда самое малое свисток. А может, даже револьвер, а то и маузер или, к примеру, парабеллум…
«Пулей погуще по оробелым, в гущу бегущим грянь, парабеллум!»
– Ну зачем же сразу милицию-то? – подал дрожащий голос Нестеров. – Мы уже уходим, уходим…
Алена исчезла молча. И вновь ринулась вниз по лестнице, не дожидаясь лифта, словно и впрямь опасалась получить пулю в спину.
Нестеров, как и в прошлый раз, догнал ее только на крыльце.
– Ну что, она? – спросил, чуть запыхавшись. – Та Лена?
Алена только кивнула.
– Я так и понял, – пробормотал Нестеров. – У вас было такое лицо… Вы совершенно не умеете скрывать свои чувства.
Вот-вот, ей и экс-подруга Жанна то же самое говорила: «Да не смотрите вы так на этого мальчишку, сразу видно, что вы от любви на части разваливаетесь! Совершенно не умеете скрывать свои чувства!»
– Бедная старушенция, – тихо сказала Алена. – Как же она теперь будет жить без своей чистой правнучки Лены?! – и про себя добавила: «И я тоже – бедная старушенция. Как же я теперь буду жить без моего Игоря?!»
Да, кто про что – а курица про просо!
– Как же Лене удавалось так маскироваться? – с усилием перевела она стрелки своих мыслей. – Наверное, держала все свои эпатажные платьица у какой-нибудь подруги, у нее переодевалась, красилась и – бежала помогать на огороде, в смысле, на свои свиданки. А деньги потом в семью несла. Страшно это как!
– Жизнь вообще штука страшная, – согласился Нестеров. – Поехали? Мы ведь выяснили…
– Что, что мы выяснили? – чуть не со слезами спросила Алена. Ее разрывала жалость – то ли к несчастной старой большевичке с девятого этажа, то ли к себе самой. – Что Лены дома нет? Но, может быть, она где-нибудь «овощи собирает», в чьей-нибудь постели, и еще вернется? Ничего мы не выяснили!
Нестеров посмотрел озадаченно.
– Хм, и в самом деле… Заморочили вы мне голову, сударыня! А ведь по-прежнему остается вариант, что Холстин наврал, что никакого трупа не было…
В это мгновение зазвонил его мобильный телефон.
Нестеров поднес трубку к уху:
– Алло! Привет, Михаил Андреевич.
Алена уставилась на него. Михаил Андреевич? Не Колобок ли Юматов? Зачем он ему звонит?!
– Что?.. – тихо проговорил в это время Нестеров. – Нашли? Где? Понятно… Милицию вызывайте, что ж тут еще делать. Я ничем пока не могу помочь, у меня тут дела в городе. Вечером приеду. Я сказал: вызывайте милицию! Да, скандал, а что поделаешь? Кстати, а где Холстин, в пансионате еще? Уехал? Часа два назад? Да нет, ничего. Ничего… Позвоните ему. Уже позвонили? А он что? Ничего не знаю, ничего не понимаю? Ладно, постараюсь вернуться как можно скорей. Держись, Михаил Андреевич, что ж поделаешь, такая вот сволочная жизнь…
Нестеров сунул телефон в карман и тяжело вздохнул, глядя на Алену исподлобья.
– Вы совершенно не умеете скрывать свои чувства, – выговорила она дрожащими губами. – Нашли ее, да?
- Предыдущая
- 49/73
- Следующая
