Язон четырех морей - Бенцони Жюльетта - Страница 38

• Предыдущая
• 38/73
• Следующая

– Я следую за вами! – сказал он громко, затем тише, обернувшись к Марианне: – Не волнуйтесь, княгиня! Я не первый раз дерусь на дуэли, и Император хорошо знает меня. Я предпочел позволить убежать казаку. С ним дело приняло бы совсем нежелательную окраску. В худшем случае я отделаюсь несколькими днями тюрьмы и кратким отдыхом в моем милом Сарла.

Марианна обладала слишком тонким слухом, чтобы не уловить легкое сожаление, звучавшее в голосе гусара. Сарла, может быть, и таил для него прелесть родного края, но это значило также и бездействие, удаление от полей сражений, для которых он был создан и на которые он вот-вот должен был попасть в Испании, если бы не эта глупая история. Конечно, Марианна вспомнила также и о том, что ей рассказывал Жан Ледрю об ужасах безнадежной войны в той стране, но она знала, что никакие испытания не могли охладить пыл первого рубаки Империи, а, наоборот, только подогрели бы его непреодолимую страсть к битвам.

Непроизвольно она протянула ему руки.

– Я постараюсь увидеть Императора, – пообещала она. – Я расскажу ему, что произошло и чем я вам обязана. Он поймет. Я также поставлю в известность Фортюнэ. Но я спрашиваю себя: поймет ли она все это правильно?

– Если бы дело шло о другой женщине – безусловно, нет! – смеясь, сказал Фурнье. – Но в этом случае она не только поймет, но и одобрит мои действия. Благодарю за обещанную вами протекцию. Возможно, я буду в ней нуждаться.

– Это я должна благодарить вас!..

Несколько минут спустя Фурнье-Сарловез, засунув руки в карманы, переступил порог особняка д’Ассельна под изумленным и возмущенным взглядом мажордома Жерома, который, еще не совсем очнувшись от сна, с каким-то священным трепетом поглядывал на жандармов. Один из них привел оставленную Фурнье на улице лошадь. Генерал так непринужденно вскочил в седло, словно собирался на парад, затем кончиками пальцев послал воздушный поцелуй наблюдавшей за его отъездом Марианне.

– До свидания, княгиня! И особенно не огорчайтесь. Вы не представляете себе, как опьяняет сознание, что идешь в тюрьму ради такой прекрасной женщины!

Небольшая группа удалялась навстречу рождающемуся дню. Заря заиграла розовыми бликами на белых камнях дома, а из соседних садов вместе с первым пением птиц распространялась свежесть и легкая дымка. Марианна смертельно устала, и бедро причиняло ей ужасную боль. Позади нее слуги в ночных колпаках и чепчиках хранили благоразумное молчание. Только Гракх, пришедший последним, босой и в одних штанах, осмелился спросить у своей хозяйки:

– Что с вами случилось, мадему… госпожа княгиня?

– Ничего, Гракх! Ступай оденься и закладывай карету. Мне надо ехать. Что касается вас, Жером, то вместо того, чтобы смотреть на меня так, словно я собираюсь послать вас на эшафот, поскорей разбудите Агату! На нее может дом обрушиться, а она и не заметит!

– И… что я должен ей сказать?

– Что вы недотепа, Жером, – выйдя из себя, вскричала Марианна, – и что я впредь откажусь от ваших услуг, если через пять минут она не будет в моей комнате!

Вернувшись к себе, совершенно равнодушная к картине разорения, которую представляла ее комната с оборванными занавесями и усеянным осколками фарфора полом, Марианна смазала ожог перуанским бальзамом, выпила стакан холодной воды и приказала прибежавшей растерявшейся Агате приготовить очень крепкий кофе. Но при виде открывшегося ей зрелища девушка окаменела на пороге.

– Ну? – теряя терпение, спросила Марианна. – Ты не слышала?

– Го… госпожа! – пробормотала Агата, сжимая руки. – Кто приходил сюда этой ночью? Похоже, что… что сам дьявол был здесь!

Марианна невесело усмехнулась, затем подошла к гардеробу взять платье.

– Именно так! – сказала она. – Дьявол собственной персоной! Или скорее… в трех обличьях! А теперь кофе, и побыстрей.

Агату как ветром сдуло.

Вечер зажег кровавый огонь пожара за холмом Шайо, когда карета Марианны снова проехала по мосту Согласия, направляясь в Пасси. Приближение ночи, ускоренное плотными облаками, укрывшими небо Парижа в конце дня, казалось, хотело затмить серым покрывалом лучи заходящего солнца. Гнетущая влажная жара была невыносимой. Воздух едва проникал через опущенные окна кареты, и Марианна, откинувшись на горячий бархат подушек, с трудом дышала, одновременно стараясь найти немного свежести в удушающей атмосфере и хоть как-нибудь успокоить натянутые до предела нервы.

Второй раз она ехала в Пасси… Когда она приезжала утром, готовая на все, чтобы увидеть хоть на мгновение Язона и предупредить его, она нашла дверь запертой. Появился только привратник-швейцарец в шлепанцах, брюзгливый и сонный, когда Гракх повис на звонке у ворот. На ломаном французском уроженец кантонов сообщил ему, что дома нет никого. Господа Бофоры были в Мортфонтене, куда они отправились после театра. Вид золотой монеты заставил все-таки добряка сказать, что американец должен вернуться вечером. И разочарованной Марианне пришлось возвращаться, сожалея, что она не решилась хоть один раз последовать совету Франсиса. Но правдивость так не вязалась с ним!..

Несмотря на усталость после бессонной ночи, несмотря на болезненную рану в бедре, вызвавшую легкую лихорадку, молодая женщина не могла найти покоя. Как неприкаянная душа, она бродила по саду, без конца забегая в салон, чтобы взглянуть на сверкающие лаком и бронзой настенные часы. Единственным развлечением этого бесконечного дня был визит комиссара полиции, пришедшего задать несколько вопросов, настойчивых и коварных, по поводу предрассветной дуэли. Марианна подтвердила версию Фурнье: никакой дуэли не было. Но чиновник ушел явно неудовлетворенный.

Проехав аллею Королевы, карета теперь быстро катила по обсаженной деревьями Большой Версальской дороге, которая, следуя изгибам Сены, вела к заставе Конферанс. Задержка произошла только в месте больших работ по сооружению Иенского моста – кстати, почти законченного, – из-за перевернувшейся днем повозки с камнями, загородившими часть дороги. Но Гракху, рассыпавшему проклятия, как тамплиер, после головокружительных поворотов удалось преодолеть препятствие и помчаться галопом к заставе.

Ночь полностью опустилась, когда приехали к первым домам деревни Пасси, ночь, которую несущиеся грозовые тучи делали совершенно непроглядной. Ни один огонек не мелькал среди укрывавшей усадьбы густой зелени, кроме желтого света в привратницкой у железных ворот, указывавшего, что швейцар сахарного завода банкира Бенжамена Дельсера находится на своем посту. Дальше расстилался парк водолечебницы Пасси, обычно полный шума и оживления, но сейчас хранящий полную тишину среди словно окаменевших в неподвижном воздухе деревьев. Гракх принял вправо и направил лошадей по плавно поднимающемуся склону между парком и каменным забором большого владения. В конце этой улицы висящие на черных железных кронштейнах изящные позолоченные фонари освещали высокие решетчатые ворота и две сторожевые будки, охранявшие вход в особняк Ламбель. Марианна, однако, приказала Гракху остановить карету на спуске, не доезжая, и поставить ее таким образом, чтобы ее было меньше видно. И когда юный кучер выразил удивление, она добавила:

– Я хочу войти в этот дом незаметно.

– Однако утром…

– Утром было светло, и сохранить тайну не представлялось возможности. Теперь же темная ночь, и я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал о моем присутствии здесь… Это не могло бы принести ничего, кроме неприятностей всем, а особенно господину Бофору, – сказала она, подумав о том, какова была бы реакция ревнивой Пилар, если бы она узнала, что в ее отсутствие, ночью, Язон принимал женщину, и не просто женщину, а именно Марианну.

Видя, как со смущенным видом отвернулся Гракх, она поняла, что он заблуждается, считая это любовным свиданием. Потому она сразу же поставила точки над «i».

– Этой ночью Язону грозит большая опасность, Гракх. Я одна имею возможность спасти его. Вот почему мне надо пойти туда. Ты хочешь помочь?

• Предыдущая
• 38/73
• Следующая