Язон четырех морей - Бенцони Жюльетта - Страница 49
- Предыдущая
- 49/73
- Следующая
– Я вернусь. Мне необходимо увидеть эту женщину, поговорить с нею! Я должна заставить ее понять…
– Что же? Что вы любите ее мужа так же, как он любит вас? Вы серьезно думаете, что это заставит ее передумать? Да она словно глухая стена, эта Пилар… И вы даже не сможете к ней приблизиться. Ее защищает вся охрана королевы Испании, этой мещанки Юлии Клари, которая счастлива играть роль государыни перед единственной из подданных, попросившей у нее помощи. В Мортфонтене Пилар укрыта, оцеплена, окружена придворными дамами и кавалерами, более действенными, чем стены крепости. Она просила и добилась, что ее никогда не оставляют одну. Никаких визитов. Никаких посланий, если они сначала не направляются королеве. Вы думаете, – устало заключил Талейран, – что я не пытался проникнуть к ней? Меня выпроводили, как назойливого попрошайку! И с вами будет то же! Это единственное, что можно ожидать, ибо ваша репутация не может высоко цениться у этих святых женщин!
– Тем хуже! Я все равно отправлюсь туда, ночью, переодетой, если понадобится – перелезу через стены, но я хочу увидеть эту Пилар! Ведь немыслимо, что никто не пытается заставить ее услышать голос здравого смысла, дать ей понять, что ее поведение хуже всякого преступления.
– Я думаю, что она сама это прекрасно знает, но ей безразлично. Когда Язон понесет наказание, она искупит свою вину, вот и все!
– Для нее худшее из преступлений – это измена ей, – вдруг раздался новый голос от двери.
Марианна и князь одновременно повернулись к ней, и впервые за долгое время молодая женщина издала радостный крик:
– Жоливаль! Наконец-то вы!
Она была так счастлива вновь обрести своего верного друга, что непроизвольно бросилась ему на шею и звонко поцеловала в обе щеки, не обращая внимания на то, что они дня три не видели бритвы, а сам Аркадиус был грязным до ужаса.
– Прекрасно! – воскликнул князь, протягивая руку новоприбывшему. – Вы можете похвастаться, что прибыли в нужный момент! Я исчерпал все аргументы, чтобы воспрепятствовать этой юной даме учинить очередное сумасбродство! Она хочет вернуться в Париж!
– Я знаю! Я слышал, – вздохнул Жоливаль, падая, забыв о приличии, в застонавшее от удара кресло. – Но ей не следует возвращаться в Париж, и по двум причинам: первая состоит в том, что дом находится под наблюдением. Император хорошо знает ее и предпочитает помешать ей ослушаться, чем потом наказывать за это. Вторая – в том, что только ее отсутствие способно хоть немного усмирить мстительный пыл испанки. Королеве Юлии пришлось ей внушить, что, изгоняя свою бывшую фаворитку, Наполеон воздавал тем самым дань уважения поруганной супружеской чести.
– Подумаешь, важность! – процедила Марианна сквозь зубы.
– Может бьггь. Но ваше возвращение, дорогая, вызовет целую серию катастроф. Господин Бофор чувствует себя спокойно в тюрьме и по крайней мере избавлен от пристального внимания друзей его жены, особенно некоего дона Алонзо Васкеца, должно быть, наслышанного о его землях во Флориде и желающего, видимо, вернуть их Испании.
– Господи! Аркадиус, – воскликнула Марианна, – откуда вам все это известно?
– Из Мортфонтена, друг мой, из Мортфонтена, где я без малейшего стыда шпионил за вашим врагом, с грехом пополам подрезывая розы королевы Юлии. Да-да, ради вас я был садовником королевы Испании целых три дня!
– Разве вы не знаете, что розы не обрезают в июле, э? – с полуулыбкой спросил Талейран.
– Именно поэтому я и пробыл там только три дня! Разъяренный главный садовник послал меня упражняться в моих талантах подальше! Но если вы хотите, чтобы я рассказал дальше, помилосердствуйте, дайте мне выкупаться и поесть! Я задыхаюсь от жары и пыли и умираю от голода и жажды, причем не знаю, что из них раньше меня прикончит.
– Я оставляю вас, – сказал Талейран, поднимаясь, тогда как Марианна поспешила пойти отдать соответствующие распоряжения. – К тому же я сказал все, что мог, и мне необходимо вернуться к себе. Нет ли у вас других новостей? – добавил он, понизив голос.
Аркадиус печально покачал головой:
– Никаких! Похоже, что подлинные виновники каким-то чудом растаяли в воздухе, и это не удивляет меня. Фаншон – продувная бестия. Сделав свое дело, она и ее шайка где-нибудь затаились. Что касается англичанина, то он так внезапно исчез, что можно поверить, как и делает большинство, будто он существовал только в воображении нашей подруги. Ах, плохо идут дела… даже очень плохо!
– Замолчите! Она идет! Она и без этого так несчастна! До свидания.
Часом позже Жоливаль, надлежащим образом приведенный в порядок и накормленный, был в состоянии ответить на вопросы Марианны. Он рассказал, как он покинул Экс-Ляшапель, после того как Фортюнэ Гамелен вручила ему письмо. Не прошло и часа, как он в обществе Аделаиды д’Ассельна несся по дороге в Париж.
– Аделаида вернулась с вами? – удивилась Марианна. – Тогда почему ее нет здесь?
Жоливаль объяснил, что старая дева, узнав о свалившихся на ее кузину испытаниях, ни минуты не колебалась.
– Она нуждается во мне. Я возвращаюсь! – заявила она в порыве великодушия.
К тому же своего рода опьянение, толкнувшее ее к бродячей жизни, чтобы хоть на время разделить мир скомороха Бобеша, заметно утратило свою силу. Если ремесло странствующего акробата вместе с ролью тайного агента таили в себе много прелести, Аделаида в конце концов прикинула, что разница в возрасте больше десяти лет с объектом ее любви является значительным препятствием. Еще и правда, что совсем недавно начатый Бобешем роман с цветочницей из парка водолечебницы Экса способствовал укреплению ее новой мудрости.
– Конечно, – добавил Жоливаль, – она вернулась немного разочарованной, немного обиженной, немного грустной, но в глубине души довольной вновь обрести свое положение, нормальную жизнь и… французскую кухню. Она любила Бобеша, но ненавидела кислую капусту! И затем, узнав, что дела у вас идут плохо, она решила, что ее место рядом с вами. Добавлю еще, что она невероятно горда вашим княжеским титулом, хотя предпочла бы быть изрубленной на куски, чем признаться в этом.
– Почему в таком случае она не приехала с вами?
– Она считает, что будет более полезна для вас в Париже, чем, приехав сюда, подкреплять вас слезами и стонами. Дома известно о вашем изгнании, и будет хорошо, если кто-нибудь поведет хозяйство. Мадемуазель Аделаида в такой роли незаменима, и ваши домашние сразу присмирели…
Ночь уже давно опустилась, а двое друзей все еще беседовали. У них было так много сказать друг другу! Аркадиус не собирался оставаться долго в Бурбоне. Он намеревался уехать в Париж завтра и появился здесь с единственной целью – сообщить Марианне о своем возвращении и об оказанной помощи. В то же время он хотел услышать из первых уст подробный рассказ о всех событиях, чтобы извлечь из него самое значительное.
– Если я правильно понял, – сказал он, с полузакрытыми глазами смакуя старый арманьяк, присланный Талейраном к ужину, – ни инспектор Пак, ни Савари не хотели вас выслушать, когда вы пытались обвинить ваш… словом, лорда Кранмера?
– Да, странно, но это так!
– Их убеждение укрепил тот факт, что оказалось невозможным найти хоть малейший след его присутствия. Этот тип должен быть в высшей степени ловким в искусстве заметания следов! Однако был же он в Париже. И кто-то где-то должен был видеть его.
– Мне пришла в голову одна мысль, – внезапно оживилась Марианна. – А у наших соседей не искали? Эта миссис Аткинс, с которой была близка Аделаида и у которой квартировал Франсис, должна сказать, у нее он еще или нет, и если нет, то как долго он оставался у нее!
– Великолепно! – воскликнул Жоливаль. – Вот из-за этого мне и нужно было приехать. Вы даже не упомянули в письме о миссис Аткинс. Вашей кузине легче будет упросить ее сказать правду. Ее свидетельство может иметь тем большее значение, что она тоже англичанка.
– Остается узнать, – внезапно помрачнев, сказала Марианна, – согласится ли она свидетельствовать против соотечественника.
- Предыдущая
- 49/73
- Следующая