Язон четырех морей - Бенцони Жюльетта - Страница 67

• Предыдущая
• 67/73
• Следующая

– Таково и мое намерение, – подтвердила она, – но я хочу увидеть лично министра полиции. Похитившие меня люди принадлежат ко двору королевы Юлии, и у них длинные руки. Они распустили слух, что за смерть дяди ответственна я. Меня разыскивают… и мне надо предъявить доказательства моей невиновности. А они находятся в Париже!..

Дав объяснения, она с облегчением вздохнула, надеясь, что они достаточно убедительны. Жак с бабушкой отошли в глубь кухни и несколько секунд о чем-то шушукались. Затем молодой человек вернулся к Марианне.

– Вам лучше всего, – сказал он, – будет немного отдохнуть здесь, в полной безопасности. После полудня я провожу вас в Дамартен-ан-Гель, к моему дяде Кошю. Он местный мэр и регулярно каждые три дня отправляет в Париж повозку капусты и репы. Завтра как раз такой день, и повозка отправляется утром. В одежде крестьянки вы сможете вернуться в Париж, не боясь полиции и ваших похитителей… И вы будете у себя завтра вечером.

Завтра вечером? Марианна прикинула в уме, что процесс Язона начался накануне и идет сейчас, тогда как она здесь, с этими хорошими людьми, а время неумолимо движется. Она робко возразила:

– А нельзя ли добраться туда быстрей как-нибудь? Я так спешу!

– Быстрей? А как вы хотите? Конечно, вы можете завтра сесть в Дамартене на дилижанс из Суассона, но выиграете при этом только несколько часов и… будете в гораздо меньшей безопасности!

Это не вызывало сомнений. Естественно, она хотела бы найти лошадь, но где? И на что? У нее не осталось ни единого су, ибо перед похищением она оставила содержимое своего кошелька в руках Дюкателя, консьержа Лафорс. Мудрость подсказывала ей проявить благоразумие. Главное – вернуться, а предложенным Жаком способом она это сделает без особого риска. Лучше прибыть позже, чем никогда, а такой важный процесс, безусловно, продлится несколько дней… В итоге она подарила хозяевам ласковую улыбку.

– Я согласна, – промолвила она признательно, – и должна поблагодарить вас от всего сердца! Я надеюсь, что когда-нибудь смогу доказать вам свою признательность!..

– Не говорите глупостей! – отрезала бабушка Кошю ворчливым тоном. – Если бедные люди не будут помогать друг другу, им нельзя тогда называться христианами! А признательность хранится в сердце. Идите теперь прилягте немного. Сырая земля в лесу – плохая постель! А я пока схожу к Этьенетте, невесте Жака, одолжить у нее нижнюю юбку и кофту. Вы с ней примерно одного роста.

В конце дня Марианна, одетая в грубошерстную красную юбку и черный корсаж, закутанная в шерстяную шаль – щедрый дар г-жи Кошю, – в великоватых сабо и с головой, закрытой громадным гофрированным чепцом, уселась позади Жака на крупе большой крестьянской лошади, годной как для обработки земли, так и для передвижения. Возле колен молодого человека две большие корзины с поздними яблоками свисали с шеи животного.

Уже совсем стемнело, когда приехали в Дамартен, окруженный крепостной стеной городок, и Жак передал Марианну в руки своего двоюродного деда, Пьера Кошю, красивого седовласого старца, который принял ее, не задавая нескромных вопросов, с полным благородства великодушием живущих плодами земли людей. Она сошла за кузину Этьенетты, отправляющуюся в Париж, чтобы работать прачкой у дальней родствен-ницы. Поэтому, когда наступил момент прощания с Жаком, домашние нашли вполне естественным, что она бросилась на шею юноше и расцеловала его в обе щеки. Но никто не догадался о бесконечной признательности, которую она вложила в этот порыв, как, впрочем, и о том, почему Жак так покраснел, получив эти свидетельства привязанности. И чтобы скрыть смущение, он громко рассмеялся, затем заявил:

– Скоро увидимся, кузина Мари! Этьенетта и я после свадьбы поедем посмотреть Париж! Всем будет приятно!..

– Особенно мне, Жак! Скажи Этьенетте, что я вас не забуду…

Она испытывала сожаление, расставаясь с ними. Хотя она знала их совсем недолго, его бабушка и он проявили такую доброту и дружелюбие, что у Марианны было ощущение, словно они давние друзья. Внезапно они стали ей очень дорогими, и она пообещала себе, если вернутся лучшие времена, доказать им свою благодарность. Но едва молодой человек уехал, как все мысли Марианны неотвратимо вернулись к печальной действительности: судьбе Язона, которая решалась в то время, когда она прилагала столько усилий, чтобы вернуться к нему.

После ночи, короткой, но с комфортом проведенной в маленькой комнатке, пахнущей воском и мятой, Марианна на рассвете устроилась рядом с молчаливым слугой, который за всю дорогу не произнес и десяти слов, на сиденье большой повозки с капустой, и они тихо покатили по дороге в Париж. Даже слишком тихо, по мнению Марианны, которая за бесконечный путь сто раз думала, что умрет от нетерпения.

К счастью, дождя не было. Сухо и довольно холодно. Фландрская дорога ровная и однообразная. Однако Марианне не удалось последовать примеру своего возницы, к великому неудовольствию пассажирки, дремавшего большую часть пути. Когда она видела, как парень сонно покачивает большой головой, Марианна с трудом удерживала желание вырвать у него вожжи и пустить упряжку в галоп, рискуя растерять всю капусту. Но это была бы плохая благодарность тем, кто ей помог. И она молча сдерживала нетерпение.

Тем не менее, когда из осеннего тумана возникли колокольни Парижа, она готова была кричать от радости, а при пересечении канала Сен-Дени у деревни Лявилет еле удержалась, чтобы не спрыгнуть на землю и бежать быстрей, но надо было доиграть игру до конца.

Отвратительное зловоние Большой свалки, около которой проезжали, вырвало, похоже, кучера из его оцепенения. Он сначала открыл один глаз, потом другой и повернул голову к Марианне, но так медленно, что она спросила себя, не приводит ли его в движение часовой механизм с недельным заводом.

– А где живет ваша прачка? – спросил он. – Хозяин вроде сказал подвезти вас поближе. А я еду прямо на базар!..

На всем протяжении этой бесконечной дороги у Марианны было достаточно времени, чтобы поразмыслить, что ей делать по прибытии в Париж. О возвращении к Кроуфорду не могло быть и речи, и также опасной казалась попытка войти в свой дом. Потом она подумала, что Фортюнэ Гамелен уедет наконец из Экс-Ляшапель. Сезон на водах закончился. Креолка должна вернуться в ее любимый Париж, если только она не пожертвует этой большой любовью, чтобы сопровождать в Анвер своего другого возлюбленного, Казимира де Монтрона, проживающего под надзором в этом фламандском городе… Если будет так, Марианна дождется глубокой ночи и попытается тайком проникнуть в свой особняк. Поэтому она ответила своему спутнику:

– Она живет около заставы Поршерон.

В тусклом взгляде парня что-то промелькнуло.

– Ого! Это нетрудно. Да ладно, завезу…

И после этих слов он, похоже, снова задремал, в то время как на берегу широкого водоема показалась изящная ротонда Леду и красные беседки заставы Лявилет.

Не вызывая никаких подозрений в своем наряде, Марианна наблюдала, как таможенники исполняли свои обязанности. Затем поехали вдоль стены Откупщиков до заставы Ляшапель, откуда повозка углубилась в предместье Сен-Дени. Попрощавшись с молча кивнувшим парнем и дрожа от возбуждения, снова наконец оказавшись в Париже, Марианна так помчалась к улице Тур д’Овернь, словно от этого зависела ее жизнь. Но это оказалось трудным упражнением, ибо склоны Монмартра были очень крутые. Чтобы легче бежать, ей пришлось снять слишком большие сабо, к которым ее ноги никак не могли привыкнуть. Поэтому и босиком пришла она наконец с пылающим лицом, растрепанными волосами и еле дыша к белому дому, где она всегда находила такой теплый прием, опасаясь увидеть закрытые ставни и весь тот неприветливый облик, который обычно имеют пустые дома. Но нет: ставни были открыты, трубы дымили, и за окном вестибюля виднелась ваза с цветами.

Однако, когда Марианна вошла в калитку и направилась к дому, она увидела швейцара, бегущего к ней со всей скоростью его маленьких ножек и растопыренными руками загораживавшего ей дорогу. Она с разочарованием обнаружила, что это новенький, и она его не знает.

• Предыдущая
• 67/73
• Следующая