Страшное гадание - Арсеньева Елена - Страница 27
- Предыдущая
- 27/93
- Следующая
– Ничего себе! – пробормотала Марина. – Да ведь он держит вас просто-таки в ежовых рукавицах. Лучше бы призраков из замка изгонял этот ваш Сименс, коли ему так хочется.
– Потому он и пошел к старому лорду камердинером! – пояснила Глэдис. – И знаете, миледи, правда: призраки почти не появляются. Правда… – она таинственно понизила голос, – правда, за несколько минут до кончины его светлости три бульдога, большие его любимцы, лежащие в коридоре около входной двери, вдруг зловеще завыли, опрометью бросились вниз по лестнице, как будто кто-то за ними гнался. Выбежали во двор и забились в самый темный угол, дрожа от испуга. Мы все думаем, что псы видели Смерть, которая шла за старым милордом. Леди Урсула, конечно, уверяла, будто это была леди Элинор, мол, она видела ее белый призрак, но ведь леди Урсула, вы понимаете… она немножко не в себе! – Глэдис деликатно поджала губы.
– И все так боятся Сименса, что про брауни поговорить не с кем, кроме него? – проворчала Марина.
– Да, знаете ли, даже сэр Джаспер – он, конечно, не сэр, но мы его так по привычке называем – не решается с ним спорить, – с явной гордостью за то, что господа робеют перед слугами, заявила Глэдис, но ее слова насторожили Марион.
– Почему же это Джаспер – не сэр?
– Ну, он младший сын, – пояснила Глэдис снисходительно. – А титул и имение наследуются старшим.
– Однако Десмонд… я хочу сказать, милорд – тоже младший сын, а он и сэр, и наследник, – непонимающе свела брови Марина.
– Так ведь сэр Алистер умер! – Глэдис посмотрела на нее как на глупенькую.
– Но ведь еще до этого умер старый лорд, а Джаспер не стал наследником, в то время как Десмонд наследовал после своего брата, – запальчиво возразила Марина. – Я знаю, Джаспера лишили наследства, но за что?
Глэдис дрожащими руками схватила пустые кувшины.
– Простите, миледи, – пробормотала она, – но, ежели узнают, что я тут с вами все утро болтала, да еще и обсуждала господ, меня в два счета выгонят из замка. А что я буду делать в деревне? Моим родителям и без меня туго приходится. Уж тогда мне только и останется, что утопиться с горя, и даже без помощи мистера Сименса. Вы уж лучше спросите, если что нужно, у леди Джессики. Она все знает, а ее даже сам мистер Сименс побаивается, потому что уверен, будто она… Ой! Что я говорю!
Глэдис прихлопнула рот ладонью, забыв, что в руке у нее кувшин. Тот что есть мочи загрохотал по не прикрытому ковром полу. С испугу Глэдис выронила второй кувшин, потом подхватила оба и пустилась прочь, так и не одев и даже не причесав Марину – благо та никогда не имела горничной и сама умела обиходить себя как надо.
«Ишь, коза пугливая!» – осерчала было Марина, но гневаться-то уже было не на кого.
– Эй! А где мне найти ее, леди Джессику?
– В оранжерее-е! – донесся слабый отзыв из коридора, и Марина невольно улыбнулась: это слово мгновенно привело ее в хорошее настроение.
У них в имении на окраине сада стояла оранжерея, и матушка, пока была жива, все свободное время проводила среди своих диковинных цветов. Конечно, потом, когда приехали дядя с теткой, все захирело и многие диковинные заморские растения померзли: стекла же побили, а новых не вставили. Марина хотела бы все восстановить, да ей не давали тратить денег. Тем дело и кончилось, однако красивое слово с тех пор воскрешало в памяти Марины милое лицо матушки, ее ловкие руки, перепачканные землей, а рядом – какое-нибудь розовато-золотистое, лиловое или белое чудо невероятной формы и запаха, именуемое ирисом, тюльпаном, розою, – сказочной красоты! Любопытно, что разводит Джессика?
Марина торопливо закончила свой туалет и побежала искать оранжерею.
Если она ожидала ощутить влажную жару и увидеть буйные заросли тропической растительности и клумбы редкостных цветов, то ее постигло разочарование: в стеклянном домике было едва теплее, чем на улице, а небольшие грядочки поросли какой-то скудной травой. Впрочем, Джессика разглядывала невзрачные ростки так пристально, что не сразу заметила Марину, однако потом одарила ее приветливой улыбкой.
– Хорошо ли спали? – спросила она не чинясь, и Марина облегченно вздохнула: английская чопорность ее пугала.
– Да разве на новом месте уснешь? – пожала плечами Марина. – И потом, эти коридоры… Вы ничего не слышали? Никакого шума?
– Моя комната в старом крыле, где башни, – Джессика кивком указала куда-то в сторону. – Туда доносится шум речных перекатов, долетает ветер с моря. Я люблю ветер! А что, кстати сказать, я должна была слышать ночью? – лукаво подняла она брови. – Неужели к вам заглянула познакомиться леди Элинор? Или, не дай бог, постучалась деревянная нога с черным котом?
– Кота я видела, – угрюмо ответила Марина, с неудовольствием вспоминая, где и когда. – Только не черного, а белого.
– О, да это Макбет, – улыбнулась Джессика. – Он вполне живой и гораздо более противный, чем любое из привидений… которых, кстати сказать, и не существует вовсе.
– Не существует? – вытаращила глаза Марина.
– Ну, ну… – укоризненно покачала головой Джессика. – Не станете же вы уверять, будто поверили бредням бедняжки Урсулы! Конечно, и леди Элинор, и лорд с деревянной ногой, и его черный кот, и злополучный поэт, который бросается в окно башни, – просто милые фамильные предания. Особенно поэт. Это я знаю доподлинно!
– Как так? – растерялась Марина.
– Очень просто. Ведь я живу в той самой комнате, которую некогда занимал рыцарь, застреленный своим легкомысленным братцем. Разумеется, от седой древности там уже не осталось и следа, но именно ко мне должен был бы вбегать несчастный призрак, именно в мое окошко кидаться!
– И… что? – с волнением спросила Марина. – Никто не вбегал?
– За кого вы меня принимаете? – Джессика изобразила оскорбленную мину. – В спальне порядочной девицы – мужчина, хоть и призрак?! – Тут же она не выдержала гримасы и засмеялась, а Марина вместе с ней.
Сегодня Джессика нравилась ей гораздо больше, чем вчера днем – трагически рыдающая на груди Десмонда, или вечером – с этим ее презрительно-испытующим взглядом. Сейчас Джессика смотрела весело, одета была в простенькое черное платьице, и, хоть по-прежнему выглядела очень хорошенькой, ничто в ней не напоминало о роковой, опасной красоте, так поразившей Марину. И, похоже, Марина ей тоже нравилась, она с удовольствием оставила свое занятие и, чудилось, рада была поболтать. Пожалуй, ее можно спросить о многом, что так интересует Марину. Но как бы к этому половчее подступиться?..
– А что здесь вырастет? – спросила Марина, осторожно коснувшись стебелька, окруженного снизу волнистыми листочками.
– Это примула. В лесу она появится еще не скоро, под Пасху. Есть даже примета – девушка, которая первой найдет на Пасху расцветшую примулу, раньше всех выйдет замуж. Но я выращиваю примулы не для цветов, а для еды.
– Есть цветы? – пробормотала Марина. – Вы имеете в виду, делать снадобья?
– Нет, почему? Для этого есть особые травы. Но я страдаю от нашей тяжелой пищи – вы, как мне показалось вчера, тоже. Однако сегодня не опаздывайте к ужину: вместо салата у нас будут молодые листья примулы, а ее корни, имеющие приятный анисовый вкус, заменят пряности. Надеюсь, это придется вам по вкусу.
– Спасибо, – шепнула Марина. – Мне очень приятно, правда. Я никогда не думала, чтоб ради меня…
– Нет, дорогая! – улыбнулась Джессика. – Я ужасная эгоистка и все делаю ради себя, а потому в свободное время охотно отдаюсь незатейливым радостям садоводства.
– И это все примулы? – Марина обвела рукой грядки. – Хотя нет, здесь ростки другие.
– Конечно, другие. Видите ли, Марион, я не люблю примулы. Эти цветы – деревенские простушки, желания которых сводятся к одному: всем нравиться! Впрочем, таковы и другие цветы. И только один цветок всецело занят лишь собой, своей красотой. Это существо самодостаточное. Ему все равно, что думают о нем люди, он любит себя одного. Угадали?
- Предыдущая
- 27/93
- Следующая