Жажда возмездия - Бенцони Жюльетта - Страница 16

• Предыдущая
• 16/76
• Следующая

Ее веки закрылись. Худенькие руки вытянулись вдоль тела. Дыхание стало равномерным.

Минуту в комнате царила полная тишина. Все затаили дыхание. Деметриос снова заговорил:

– Я знаю, что вы спите, Маргарита, но слышите ли вы меня?

Она подтвердила медленным кивком головы.

– Хорошо. Теперь ваш разум свободен от тела и всякое дурное влияние не действует на вас. Сейчас мы вместе пройдем всю вашу жизнь и вернемся к вашему детству. Соберитесь, Маргарита. Вам десять лет. Тогда вы говорили?

Слезы медленно скатились по щекам спящей. Она кивнула в ответ на вопрос Демитриоса, но тут же невольно сделала жест, словно защищалась от невидимых ударов. Фьора сжала руки так сильно, что ногти впились в ладони.

– Вы были несчастным ребенком, но все же вы говорили. Что произошло потом? Вспомните вашу жизнь и вернитесь к драме, после которой у вас пропал голос. Вспомните год за годом.

Внезапно все тело Маргариты начало сотрясаться. Она откинула простыни и обеими руками старалась оттолкнуть кого-то, кто приводил ее в ужас. Она делала невероятные усилия, чтобы ее ноги оставались сдвинутыми вместе, но что-то с силой раздвигало их. Она плакала, стонала... и все ее движения не оставляли никакого сомнения в случившемся.

– Боже, – прошептал Эстебан, – бедняжку изнасиловали.

Вдруг Маргарита успокоилась и лежала неподвижно, словно жизнь покинула ее. Деметриос дал ей передохнуть, затем вновь подошел к постели.

– Именно после этого жуткого испытания вы и потеряли дар речи?

Маргарита медленно покачала головой слева направо.

– Значит, это случилось позже. Вспомните, что произошло потом. Надо, чтобы вы вернулись к тому моменту, когда у вас пропал голос. Это так больно?

Маргарита стала извиваться в кровати. Она прижала руки к животу и начала громко стонать.

– Похоже, – сказала Леонарда беззвучным голосом, – что она рожает?

Ее плечи затряслись от рыданий.

– Нельзя ли, – прошептала Фьора, – помешать ей вновь пережить эти страдания?

Деметриос положил свои руки на руки молодой женщины и тихо нажал на них.

– Ребенок уже родился, вам стало легче.

Маргарита сразу же успокоилась. На ее лице появилась улыбка счастливого изумления. Она протянула руки к воображаемому ребенку, приложила его к своей груди, начала его убаюкивать, целовать. Выражение светлого счастья на изможденном лице невозможно было видеть без муки.

Но вдруг все изменилось. Присутствующие увидели, как Маргарита прижимала руки к груди с испуганным и одновременно гневным выражением, словно ей угрожала какая-то опасность. Они увидели, как она боролась изо всех сил и, без сомнения, была побеждена.

Вдруг Маргарита закричала:

– Мой сын! Отдайте мне моего сына! Вы не можете забрать его! Это мой ребенок, сжальтесь!

Не в состоянии больше видеть муки несчастной женщины, Деметриос положил руку ей на голову и приказал:

– Успокойтесь, Маргарита! Все кончено. Не думайте больше о том страшном мгновении, когда вы потеряли ребенка. Вы по-прежнему можете говорить. Вы можете говорить, не так ли?

Все еще тяжело дыша, вся в поту, молодая женщина напоминала человека с потонувшего корабля, который достиг берега после изнурительной борьбы со стихией. Фьора хотела обнять ее, но Деметриос жестом остановил ее:

– Отвечайте мне, Маргарита! Вы можете говорить? Скажите: могу.

– Я... могу.

Голос был слабый, хрипловатый, но все же разборчивый.

– Хорошо, – сказал Деметриос. – А теперь отдыхайте! Вы сделали невероятное усилие, но зло побеждено. Через минуту я разбужу вас. Вы больше не будете вспоминать о пережитых вами муках и сможете свободно говорить с теми, кто вас окружает, кто вас любит. Вы слышали меня?

– Да.

– Вы проснетесь, когда я произнесу ваше имя. Внимание! Маргарита, откройте глаза! – властно произнес Деметриос.

Она открыла глаза и направила свой несколько потерянный взгляд на внимательное лицо врача, затем на радостные лица Фьоры и Леонарды, выделявшиеся из темноты в желтом отблеске свечи. Чуть поодаль Эстебан зажигал дрожащей рукой свечи на подсвечнике. Фьора подошла к Маргарите и поцеловала ее.

– Вы выздоровели, дорогая. Ваш голос вернулся.

– Мой голос? Это правда! Что произошло? Мне кажется, что я видела страшный сон.

– Это был только сон, но черные силы, которые взяли в плен ваш голос, были побеждены, – заверил ее Деметриос. – Отныне мы сможем разговаривать друг с другом!

Эстебан, отсутствовавший несколько минут, вернулся с кувшином вина и бокалами.

– После того, что мы пережили, я думаю, нам всем не помешает выпить немного вина. Вы так же измучены, как и ваша пациентка.

Рухнувший на скамейку около кровати Деметриос действительно выглядел очень усталым, лицо его было бледным как снег. Поэтому он с удовольствием взял бокал из рук слуги и медленно выпил благородный напиток. Леонарда захлопотала около Маргариты, торопясь сменить ей мокрую рубашку. Она сама валилась с ног и хотела спать. Фьора подошла к своему старому другу:

– Ты совершил чудо, Деметриос! Откуда ты берешь эту удивительную силу, которую уже дважды применял на Вираго и на этой презренной Иерониме? Ты усыплял их, чтобы отдать им приказания, но в этот раз тебе удалось вернуть Маргарите дар речи.

– Она потеряла голос после ужасного шока. Надо было, чтобы она вновь пережила это испытание. Мне удалось это сделать усилием воли, но признаюсь, что я сам измотан.

– Это было не опасно... для нее?

Деметриос поднял на Фьору темные глаза и признался со вздохом:

– Да. Она могла бы умереть от этого.

– И все же ты это сделал?

– А почему бы и нет? – резко возразил он. – Что она теряла? Жизнь ее навсегда разбита. Ее не смогли бы вылечить от того, что она пережила. Теперь она может говорить, а через несколько дней встанет на ноги. Но что ждет ее в будущем? Ты думаешь взять на себя заботу о ней?

– А ты, который можешь приподнять завесу, скрывающую наше будущее, можешь ли ты ответить мне на этот вопрос?

– Нет. Я ничего не увидел. Вероятно, потому, что она не очень интересует меня? Не забывай, что мы вместе должны еще выполнить очень важную задачу.

– Я не забываю. А если Маргарита действительно моя сестра...

– Ничто не подтверждает этого, кроме некоторого сходства, – сказал раздраженно Деметриос.

– Но все же оно поразило вас, Леонарду и меня! Итак, если она действительно дочь моей матери – ведь ты предпочитаешь такую формулировку, – у меня есть кое-какие идеи насчет того, что мы сможем из этого извлечь.

– Не могли бы вы говорить потише? – с укоризной сказала Леонарда, задергивая полог у постели Маргариты. – Впрочем, не пора ли и нам пойти спать?

Деметриос встал, потянулся и пошел к двери. За ним молча последовала Фьора. Выйдя в коридор, они медленно направились к комнате Фьоры.

– Не можешь ли сказать мне, о чем ты думаешь?

– Я думаю, что скоро мы покинем этот дом, в котором нам нечего больше делать.

– И куда же мы поедем? К королю Луи?

– Пожалуйста, не теперь! Я не забыла, что нам рассказал Кристоф. Неподалеку отсюда живет еще одна женщина, которая тоже несет тяжкий крест по вине своего мужа. Рено дю Амель расплатился за все, а теперь мы должны посчитаться с Пьером де Бревай. И, может быть, если я затребую этот долг от него, мне удастся дать немного счастья двум существам, которые так в нем нуждаются.

И, не желая больше ничего объяснять, Фьора быстро поцеловала Деметриоса в небритую щеку и скрылась в своей комнате, дверь которой бесшумно закрылась за ней.

В этот вечер, погасив свечи, Фьора долго сидела у окна, глядя на город, в котором она жила уже некоторое время и который она должна была вскоре покинуть, так и не узнав его получше. И возможно, никогда и не узнает.

Ночь была теплая, светлое небо усеяно звездами. Ни одна грозовая туча не нарушала его бесконечную синеву. Это было почти флорентийское небо. Не обращая больше внимания на отныне пустующий дом, где при таких странных обстоятельствах свершилась ее месть, она стала смотреть на Сюзон, который исчезал из виду на улице Мюзетт и вновь был виден около церкви Якобинцев. Маленькая речушка втекала в город с севера, а именно на севере находилось владение Филиппа де Селонже.

• Предыдущая
• 16/76
• Следующая