Жажда возмездия - Бенцони Жюльетта - Страница 49

• Предыдущая
• 49/76
• Следующая

– Когда вы говорите прав и когда лжете? Для того чтобы иметь невестку, надо иметь брата, а вы сказали моему отцу, что никакой родни у вас нет.

– Так оно и есть. Мой старший брат, Амори, погиб в сражении при Монлери десять лет назад. Его вдова ожидала, что я женюсь на ней, как это часто происходит в наших семьях. Но я никак не мог решиться жениться на женщине, которую не люблю. А вас, Фьора, я... любил.

– Вы любили меня и все же уехали, не оставив никакой надежды хотя бы когда-нибудь вас снова увидеть?

– Но я вернулся и узнал, какое несчастье случилось с вами. Мне сказали, что вы умерли. У меня не было никакой причины не верить.

– Боже мой, Филипп, я так вас ненавидела!

После того, как она столько пережила, Фьора почувствовала такую радость, что забыла о присутствии герцога и уже протянула руки к своему возлюбленному, когда холодный голос Карла, который все это время внимательно наблюдал за ними, прервал их объяснение:

– История, конечно, трогательная, но поскольку вы, мадам, теперь графиня Селонже, скажите нам, пожалуйста, как случилось, что вы являетесь любовницей графа Кампобассо?

– Мне кажется, монсеньор, что достойнее служить принцу, рожденному под прилавком, чем герцогу Бургундскому. Ваше Высочество, вероятно, ненавидит мессира де Селонже?

– Его? Он пользуется нашим уважением и дружбой.

– Так оно и есть. А что было бы, если бы вы стали его ненавидеть?

– Не берите на себя слишком много. Он скорее предпочтет страдание, после того, как унижен в глазах всех. У нас адюльтер наказывается смертью.

– Только не у принцев, если верить тому, что говорят об отце вашего высочества. Велите меня казнить, это положит всему конец.

– К тому же будет хорошим примером для других, потому что я ненавижу неверность и вы мне внушаете отвращение при всей вашей красоте! Мы посмотрим, что делать дальше, а пока вы останетесь в лагере под надежной охраной. Ваша стража ответит мне головой, потому что я не позволю вам избежать вашей законной участи. А сейчас нам еще предстоит взять город... Однако будьте уверены, что о вас не забудут!

Снова в сопровождении де Ла Марша Фьора уже хотела выйти из палатки, но Карл остановил ее:

– Минутку! Перед тем как прибыть во Францию, вам случалось покидать Флоренцию?

– Нет, монсеньор. Никогда...

– Странно... Мне кажется, что я вас уже видел... Очень давно...

– Говорят, что на этой земле у нас у всех есть двойники, Ваше Высочество могли видеть женщину, похожую на меня... Где-нибудь на улице... На рынке...

Пожав плечами, он жестом велел ей выйти. Фьора, нисколько не склонив головы, сделала ему изящный реверанс и вышла в сопровождении стражи. Уже наступила ночь, но вокруг палатки герцога было совсем светло от факелов и костров.

Когда Фьора вышла, Кампобассо, который ожидал ее, сидя на том самом пне, на котором до него сидели Филипп и Матье, бросился было к ней, но Ла Марш остановил его:

– Прочь! Герцог отдал строгий приказ никому с ней не разговаривать.

– Куда вы ее ведете?

– Здесь недалеко, но ее будут бдительно охранять. Вам запрещено приближаться к ней!

Кондотьер отпрянул, как будто его ударили: Фьора прошла мимо, даже не взглянув на него. Тогда он хотел ворваться внутрь герцогской палатки, но стражники словно предвидели это и скрестили перед ним свои копья. Потеряв рассудок от бешенства, Кампобассо принялся оскорблять их, но они оставались так же невозмутимы, и поэтому он решил направиться вслед за стражей, чтобы узнать, куда повели ту, которую он так любил.

Это было совсем рядом. Позади огромного герцогского шатра стояли палатки, предназначенные для некоторых офицеров. В одну из них, освободившуюся после гибели хозяина, Ла Марш ввел свою пленницу, осветив внутренности палатки взятым снаружи факелом. Внутри было довольно прилично: стояла походная кровать с подушками, одеялами, два сундука, в одном из которых хранились принадлежности туалета, большой металлический подсвечник, погасшая жаровня; тут же был ковер, который положили прямо на траву.

Один из солдат разжигал в жаровне огонь, а капитан в это время с помощью факела зажигал свечи:

– Я принесу вам ужин, – сказал Ла Марш Фьоре, которая, дрожа от пережитого, присела на край постели. – Еще я пошлю за вашим багажом, а завтра придет женщина прислуживать вам.

– Благодарю. Только зачем столько хлопот? Разве я не пленница?

– Здесь у нас нет тюремного помещения. Кроме того, герцог приказал, чтобы вы ни в чем не нуждались. Мне велено проследить за этим лично...

– Он очень любезен... раз так, не могли бы вы мне сказать, далеко ли отсюда палатка господина Селонже?

– Мне приказано вам этого не говорить, мадам. Вы здесь в некотором роде тайная узница, и вам запрещается выходить и общаться с кем бы то ни было, исключая меня и того, кто получит на это разрешение...

Фьора кивнула в знак того, что все поняла, затем встала и протянула замерзшие руки к огню. В голове не было ни единой мысли, как у человека, пережившего сильное потрясение, впрочем, она и не пыталась думать, а только ощущала свое измученное и озябшее тело, которое медленно отогревалось. Она чувствовала огромную усталость, которая приносила ей боль; усталость была вызвана совсем не долгой дорогой верхом, а этим внезапным и жестоким переходом от чувства ослепительной радости к глубочайшему горю, и теперь Фьора хотела только одного: спать! На многие часы погрузиться в глубокий сон, похожий на смерть. Рано или поздно придется просыпаться, но может случиться так, что силы и мужество вернутся к ней.

Она собиралась лечь, когда в дверях палатки с подносом в руке появился мальчик, элегантно одетый в расшитый серебром камзол из фиолетового бархата, в коротких светло-серых брюках и коротких сапогах из фиолетовой замши:

– Позволит ли мне благородная дама войти? – спросил он, сделав непринужденный поклон.

Он говорил по-итальянски, и Фьора улыбнулась. Это был первый мужчина, который вел себя с уважением по отношению к ней.

– Конечно! Мы что, соотечественники?

– Не совсем. Я римлянин: Баттиста Колонна, родственник князей Пальяно и паж моего кузена, графа де Челано, но недавно я перешел служить к монсеньору герцогу Бургундскому. А теперь, мадам, если вы не против, мы будем говорить по-французски, чтобы не насторожить часовых, – добавил он уже по-французски и поставил свой поднос на один из сундуков.

– Вам разве не нравилось служить графу Челано?

– Вовсе не потому, но у меня хороший голос, и монсеньор Карл, у которого есть хор из молодых певцов, любит, когда я пою с другими. Ну вот, я почти закончил.

– И вас приставили приносить мне еду, вас, который принадлежит к очень хорошей семье, – удивилась Фьора. – Кто же мог такое приказать?

– Господин Оливье де Ла Марш. Здесь, в лагере, есть только полевые ординарцы, а сейчас, когда нет женщины, которая могла бы прислуживать благородной даме из Флоренции, господин Оливье подумал, что вам будет... как бы это сказать? Ах, вот: это вас подбодрит, если вам будет прислуживать кто-нибудь, также родившийся на полуострове.

– Я не могла вообразить пять минут назад, что он будет таким внимательным. Однако я надеюсь, что герцог Карл не слишком обиделся?

– Мессир Оливье ничего не делает без ведома монсеньора. Желаю вам приятного аппетита и хорошего отдыха, донна Фьора!

– Вы знаете, как меня зовут?

– Мессир Оливье никогда ничего не забывает, – ответил молодой Колонна с мальчишеской улыбкой.

Слегка придя в себя после неожиданного визита этого очаровательного мальчика – ему могло быть лет двенадцать, – Фьора мысленно поблагодарила невозмутимого капитана гвардии герцога и дала себе слово сказать это ему лично, как только предоставится возможность. Затем она обнаружила, что страшно проголодалась, и буквально проглотила паштет из угря, слоеные пирожки и сушеные фрукты, которые паж принес вместе с кувшином бургундского вина. После этого Фьора, не раздеваясь, легла и, завернувшись в одеяло, вся отдалась усталости и погрузилась в долгожданный сон.

• Предыдущая
• 49/76
• Следующая