Звезда для Наполеона - Бенцони Жюльетта - Страница 114
- Предыдущая
- 114/116
- Следующая
И для молодой женщины все складывалось удачно. Ее очень приветливо встретили новые товарищи, а особенно галантным был Эльвиу, несмотря на свои многочисленные победы, не оставшийся нечувствительным к очарованию новенькой. Он приложил все усилия, чтобы она чувствовала себя уверенно на просторной сцене, размеры которой привели ее в ужас, когда она первый раз на нее вышла.
– Едва зажгутся огни рампы, – поучал он ее, показывая внушительный ряд кинкетов с рефлекторами, – вы уже ничего не увидите в зале. К тому же сначала вы будете на сцене не одна, а вместе со мною.
Чтобы она поскорее привыкла к театру, он поводил ее по нему от подвалов до крыши, показал декорации, ложи, оформленный по вкусу XVIII века зал с розовым бархатом, золоченой бронзой, жирандолями на балконах и громадной люстрой из сверкающего хрусталя. Большая императорская ложа находилась в центре яруса, и Марианна решила, что во время всего представления будет смотреть только на нее.
Она дала себе слово быть спокойной в этот решающий вечер, от которого зависела ее жизнь. Большую часть дня она провела в своей, погруженной в полумрак комнате под наблюдением Аделаиды, уже взявшей в свои руки управление домом и приготовление для Марианны легкой пищи в этот нелегкий день. Никто, кроме Фортюнэ Гамелен, почти такой же измученной ожиданием, как и Марианна, не имел права приблизиться к молодой женщине. А из Тюильри пришли три или четыре нежные и подбадривающие записки.
Несмотря на это, несмотря на заботливость друзей, у Марианны по дороге в театр заледенели руки и пересохло в горле. Она дрожала, как лист на ветру, в подаренной Наполеоном подбитой соболем, великолепной шубе из белого атласа, несмотря на грелки, которыми Агата, ее горничная, заполнила карету. Никогда еще она так не нервничала.
– Я ни за что не смогу, – повторяла она непрерывно Аркадиусу, в своем черном фраке почти такому же бледному, как она, – я ни за что не смогу… Я слишком боюсь!
– Это обычное волнение перед выходом на сцену, – ответил он, демонстрируя спокойствие, которого и близко не было. – Все великие артисты его испытывают. Особенно при первом выходе на сцену. Это пройдет!
У дверей ее уборной Марианну поджидал Эльвиу с громадным букетом алых роз в руке. Он протянул их ей с поклоном и вкрадчивой улыбкой.
– Вы – самая прекрасная! – заявил он своим звучным голосом. – Сегодня вы станете самой великой, и мы, может быть, станем друзьями навсегда, если вы этого захотите…
– Я уже ваш друг, – сказала она, протягивая руку певцу. – Благодарю за вашу поддержку. Я в ней очень нуждаюсь.
У этого светловолосого красавца, в сорок лет сохранившего стройность, уже стало привычкой назойливо разглядывать ее в упор, особенно ее декольте, но он был симпатичным и по-хорошему старался ей помочь. К тому же Марианна привыкла к характерным особенностям этой среды, резко отличавшейся от той, в которой она до сих пор вращалась и где она хотела не просто занять место, а царствовать.
Предоставленная ей уборная превратилась в сад, столько цветов туда принесли. Можно было подумать, что не осталось ни одной розы, ни гвоздики, ни тюльпана во всем Париже, так постарались ее друзья. Там были громадные букеты, присланные Талейраном, Фортюнэ и ее другом банкиром Увраром, Фуше, Дюроком и многими другими. Был и малюсенький букетик от имени застенчивого г-на Феркока и целая охапка фиалок, присланная Наполеоном, содержащая внутри и другой букет: из алмазов, с запиской, удваивающей его цену: «Я люблю тебя, в чем и расписываюсь: Наполеон».
– Все будет хорошо, – нашептывал ей Аркадиус. – Разве можно бояться, когда все вас так любят? Подумайте, что он будет там. Пойдем посмотрим.
Пока Агата принимала во владение уборную и прокладывала себе дорогу в цветах, Аркадиус взял Марианну за руку и увлек за кулисы. Хористки, машинисты сцены, осветители и прочий люд метались взад-вперед, взволнованные последними приготовлениями. В оркестровой яме музыканты настраивали инструменты, а в это время постепенно зажигались огни рампы. Из-за гигантской бархатной стены доносился шум зала.
– Смотрите! – едва выдохнул Аркадиус, слегка раздвигая складки.
Под бесчисленными светильниками большой люстры театр буквально сверкал. Все иностранные послы были там, все советники Империи в полуфантастических костюмах, введенных Наполеоном. С бьющимся сердцем Марианна увидела м-м де Талейран, сидевшую в ложе с несколькими друзьями, Талейрана с дамами – в другой и узкое лицо Доротеи – в третьей. Принц Евгений был тоже здесь, и королева Гортензия, его сестра. Вполголоса Аркадиус назвал присутствующих: старый князь Куракин, канцлер Камбасере, красавица м-м Рекамье в серебристом газовом платье, Фортюнэ Гамелен, конечно, сияющая и яркая, как райская птичка, рядом с пролазой Увраром. В одной из боковых лож восседала Аделаида д'Ассельна, великолепная в фиолетовом платье и тюрбане из белого атласа, которые ей подарила Марианна. Через невероятный лорнет старая дева посматривала на всех и вся. Она переживала сегодня день своей славы одновременно с возвращением в парижскую жизнь. Бесстрастный лакей охранял дверь ее ложи, где она царила в гордом одиночестве, тогда как вокруг все ложи были переполнены.
– Здесь вся Империя… или почти вся, – вздохнул Аркадиус. – Ясно, что Император должен прибыть… Еще немного, и все эти люди будут влюблены в вас!
Но взгляд молодой женщины приковался к большой ложе, еще пустой, где должен был занять место Наполеон с сестрой Полиной и несколькими сановниками.
– Завтра, – прошептала Марианна с пронзительной грустью, словно обращаясь сама к себе, – он уезжает в Компьен! Он будет ждать будущую Императрицу. Какое мне дело до других влюбленных! Мне нужен только он, а он меня покидает!
– Но этой ночью он будет принадлежать вам! – резко оборвал ее Жоливаль, понимая, что, если позволить Марианне поддаться меланхолии, она пропала. – А теперь скорей идите готовиться. Оркестр уже настраивается… Быстро!
Он был прав. У Марианны больше не было ни времени, ни права думать о себе. В эти последние минуты она должна слиться с театром. Она действительно станет артисткой и как таковая должна сделать все, чтобы не разочаровать тех, кто оказал ей доверие! Марианна д'Ассельна исчезнет, Мария-Стэлла займет ее место. И Марианне хотелось, чтобы место это было блестящим.
Отвечая на несущиеся со всех сторон дружеские приветствия, она дошла до своей уборной, где ее ждала Агата. С легким реверансом субретка протянула ей большой букет камелий чистейшей белизны, обернутый и перевязанный зеленой лентой.
– Рассыльный принес его, – сказала она.
С неподвластным ей чувством прочла Марианна приложенную карточку. На ней было два слова: «Язон Бофорт». Больше ничего.
Итак, он тоже подумал о ней? Но как? И откуда? Неужели он вернулся в Париж? У нее вдруг появилось желание побежать на сцену и из-за занавеса поискать в зале загорелое лицо и высокую фигуру американца. Но это было невозможно. Внизу скрипки начали увертюру. Хористки должны были уже собраться на сцене. Через считаные мгновения занавес поднимется. Марианне оставалось времени, только чтобы переодеть платье. Тем не менее, устанавливая на туалетный столик букет, она не могла избавиться от ощущения волнующей растроганности, заставившей ее почти полностью забыть о своих страхах. Своим простым именем, спрятанным среди цветов, Язон словно взорвал узкую, заполненную букетами уборную, принеся с собой морские ветры, терпкий аромат приключений и ежедневной борьбы… И Марианна открыла, что ни одно изъявление привязанности не подействовало на нее так ободряюще, как эти несколько букв.
В то время как Агата подправляла ей прическу и украшала алмазными звездами густые локоны, Марианне вспомнился нелепый вопрос, который ей задала Аделаида:
– Вы уверены, что не любите его?
Какая глупость! Конечно, она в этом уверена! Разве может она хоть мгновение колебаться между Наполеоном и американцем? Она честно признавала обаятельность моряка, но Император… тут не может быть никакого сравнения. К тому же он любил ее всем сердцем, тогда как ничто не подтверждало утверждения Аделаиды. Она решила, никогда не видев его, что Язон любит ее. Марианна же думала иначе. По ее мнению, американец испытывал угрызения совести и – что бы ни думала она о нем тогда – был человеком чести и хотел возместить причиненный ей ущерб, вот и все! Однако Марианна призналась себе, что с большой радостью увидела бы его снова. Как чудесно, если бы он был здесь сегодня вечером, чтобы разделить ее триумф!
- Предыдущая
- 114/116
- Следующая
