Флиртаника всерьез - Берсенева Анна - Страница 29
- Предыдущая
- 29/70
- Следующая
Глава 3
Когда Катя была маленькая, то не понимала, почему их город Ростов называют Великим.
– Великий – это же большой, да? – спрашивала она маму. – А наш Ростов разве большой? Он же хороший!
Она не могла представить, что слова «большой» и «хороший» – это не противоположности. Все большое казалось ей пугающим, а значит, плохим. Как, например, лев в заезжем зверинце – он был очень большой, смотрел на Катю злыми желтыми глазами, и она так его испугалась, что он снился ей потом целую неделю, заставляя просыпаться с плачем.
А город ее был добрый, как мамина шкатулка для шитья. Шить мама не умела, но шкатулка для шитья у нее все-таки была. Эту шкатулку когда-то привез с войны ее папа, то есть Катин дедушка. Другие привозили одежду, часы и сервизы, а дедушка только шкатулку. Зато она была очень красивая, деревянная, с перламутровыми картинками на крышке. Дедушка закончил войну в Китае, мама говорила, что так необычно сложилась его солдатская судьба. Внутри шкатулки было еще множество маленьких лаковых шкатулочек, в которых лежали разноцветные пуговицы, Катя не видела таких ни на какой своей или маминой одежде, и шелковые нитки, и маленькие блестящие ножницы, и серебряный наперсток, и кусочки причудливых кружев. Ни с одной игрушкой Катя не любила играть так, как с этой шкатулкой!
И точно такой же – любимый, добрый – был ее город Ростов. А никакой не Великий!
Жалко только, что в любимом городе Ростове не было совсем никакой работы для мамы. То есть работа, конечно, была, но очень тяжелая. Уборщицей в магазине, например, или продавщицей в киоске. А здоровье у мамы было такое, что она не могла долго работать на тяжелой работе – у нее начинали болеть руки и ноги, и ее забирали в больницу. Болезнь называлась ревматизм. Бабушка всегда плакала, когда произносила это слово.
Но когда мама не болела, они жили очень хорошо. Кате казалось, что они с мамой и бабушкой живут в своем маленьком домике на окраине, как пуговицы в китайской шкатулке: им красиво и уютно. Она мало ела и медленно росла, поэтому ей надо было совсем немного еды и одежды, и то, что у них мало денег, ее нисколько не угнетало.
И все-таки она выросла и в один непрекрасный день поняла это сама.
День был непрекрасный потому, что Катя пошла устраиваться на работу; это было летом после десятого класса. Ей оставалось учиться в школе еще год, и мама с бабушкой очень не хотели, чтобы она начала работать и даже просто подрабатывать. Они хотели, чтобы после школы она попробовала поступить в какой-нибудь институт, но Катя понимала, что это желание неосуществимо. Она училась неплохо, но все-таки не настолько хорошо, чтобы быть уверенной в том, что сдаст вступительные экзамены. К тому же многие ребята, которые закончили ее школу год или два назад, в институты все-таки не поступили, хотя были самыми что ни на есть отличниками. Их родители рассказывали Катиной бабушке, что одних отличных отметок для поступления мало, а нужны деньги – как везде.
Поэтому, как ни расстраивались мама с бабушкой, Катя решила заработать денег еще до окончания школы. Конечно, не на поступление – для этого нужны были такие деньги, которых она не заработала бы никогда, – а хотя бы на платье к выпускному вечеру. Это было глупое, детское желание, но что же делать, если все свое детство она любила читать сказки, и даже сейчас любила, только читала их теперь тайком. А в сказках – ну просто во всех, хоть братьев Гримм, хоть Андресена, хоть в русских народных! – обязательно наступал момент, когда прекрасная девушка становилась счастливой. И главным признаком ее счастья было то, что она надевала чудесное платье.
Сказочные книжки, в которых Катя об этом читала, были старые, еще бабушкины, поэтому картинки в них были очень красивые. И платья на этих картинках были нарисованы такие, что у нее захватывало дух.
Что такое счастье, Катя не знала, и как его добиться, не знала тем более. Да и можно ли его добиться?.. Она очень стеснялась такой своей мысли и никому никогда ее не высказывала, но все-таки думала: а вдруг для того, чтобы добиться счастья, достаточно просто надеть прекрасное сказочное платье? Ну, пусть не для очень большого счастья, но хоть для самого маленького? Ей хватило бы!
В общем, она пошла устраиваться на работу, не сказав об этом ни маме, ни бабушке.
Про эту работу ей рассказала одноклассница Наташа. И не только рассказала, но даже предложила помочь с устройством. Какой-то Вадим, друг ее старшего брата Сергея, купил гостиницу, хоть и маленькую, но в старой части города. И для этой гостиницы ему нужен был персонал.
– Там у него такой лом, что мало не покажется, – объяснила Наташа. – Ну, дерутся за места, это ж понятно. Но Серега обещал, что Вадик меня возьмет. Конечно, только на лето, но хоть так. Если не боишься, я попрошу, чтоб и тебя взял.
Катя совсем не боялась. А чего бояться, это же друг Наташиного Сергея, а Сергея она же с детства знает!
Вадим набирал работников, вернее, работниц лично. Из окна его кабинета открывался вид на просторное озеро Неро, по воде скользили солнечные лодочки, и это было очень красиво, но Вадим в окно не смотрел. Он смотрел на девчонок, которые по три заходили в его кабинет, и взгляд у него был такой ленивый и недовольный, как будто все эти девчонки были какими-то кикиморами болотными, хотя, на Катин взгляд, они были очень даже симпатичные. И вообще, не все ли равно, симпатичные они или нет, если, как сказала Наташа, для них остались только вакансии посудомоек в гостиничном кафе?
Когда Катя вместе с Наташей и еще одной девчонкой – Ирой с соседней улицы, она ее тоже знала с детства, – вошла в кабинет, Вадим встретил их как раз таким недовольным взглядом. Но тут же глаза его сделались цепкими, как крючки, в них блеснул огонек. Катя не поняла, почему это произошло, он ведь просто скользнул по ней взглядом. Он быстро расспросил всех трех девчонок, что они умеют делать, и, не дослушав последний, Ирин, ответ, сказал:
– Вы две в коридоре ждите. А ты останься, поговорим. – Катя думала, что он велел остаться Наташе, и пошла было к двери, но Вадим повторил: – Ты, ты, блондинистая.
Тут уж сомнений не оставалось: Ира и Наташа были брюнетками, а у Кати волосы были не просто блондинистые, а, как говорила мама, солнечные. Как у принцессы из сказки.
– Целка? – спросил Вадим, когда за девчонками закрылась дверь.
– Что? – растерянно проговорила Катя.
– Не что, а кто. Ты, спрашиваю, целка?
Катя покраснела так, что у нее защипало в носу. Конечно, она знала, что такое целка, не с луны же свалилась, десять лет проучилась в самой обыкновенной школе. Но она всегда старалась избегать людей, которые могут вот так сказать о девчонке, и всегда ей это удавалось. До сих пор удавалось.
– Извините, – чуть слышно пробормотала она, – я пойду…
– Куда? – Проворства, с которым Вадим вышел из-за стола, трудно было и ожидать при его грузной фигуре. Он схватил Катю за плечо прежде, чем она успела взяться за дверную ручку. – Ты ж вроде работать хочешь?
– Работать, – зачем-то ответила Катя.
Теперь она хотела только поскорее выбраться отсюда.
– Ну так чё за понты, я не понял? Я и спрашиваю: целка, нет?
– Я думала… посудомойкой…
Вадим расхохотался так, что изо рта у него прямо Кате в лицо брызнула слюна.
– Взрослая девка, а дура-дурой! – сказал он, отхохотавшись. – Кто ж с такой жопой в посудомойки идет? И грудка ничего. – Он по-хозяйски потискал Катю за грудь. Она попыталась вырваться, но он держал ее за плечо крепко. – Ладно, не сцы, я сегодня сытый и добрый. Короче, мое предложение: беру тебя на постоянную работу. Мне тут левых блядей не надо, – объяснил он. – Выручку мне сдаешь, имеешь с каждого клиента свой процент, не имеешь никаких проблем. С ментами там, ну, мало ли. – И предупредил: – Если чего получше рассчитываешь найти, обломаешься. С работой у нас трудновато.
Это Катя знала. И что живут они с мамой только благодаря бабушкиной пенсии, потому что у мамы пенсия по инвалидности такая, что прожить на нее невозможно, – это знала тоже. И что бабушка старая и часто говорит, не боясь уже даже расстроить внучку, что в любой день может умереть, да что ж они тогда будут делать, две ее девочки никому не нужные…
- Предыдущая
- 29/70
- Следующая
