Красавица некстати - Берсенева Анна - Страница 39

• Предыдущая
• 39/83
• Следующая

– Это скульптура Пикассо? – спросила она.

– Не самого Пикассо, но сделана по его картине. Он, оказывается, целый год здесь прожил. Пережидал творческий кризис, – усмехнулся пират. – Во-он в том доме.

Он кивнул на один из домов, обрамляющих площадь с фонтаном.

– Вы искусствовед? – спросила Вера.

Он расхохотался.

– Неужели я похож на искусствоведа?

– Но про Пикассо ведь знаете.

– Наша экскурсоводша рассказывала вон той старушке, я и услышал. После обеда, наверное, всем расскажет.

Одновременно с этими его словами экскурсоводша, маленькая, хлопотливая, похожая на курицу, замахала руками, выглянув из ресторана, в который зашла, чтобы узнать, готов ли обед для ее группы.

– Будто цыплят созывает, – улыбнулась Вера.

– Довольно смешно, – кивнул пират. – Даже идти неохота.

– Почему? – удивилась Вера.

– Терпеть не могу массовых мероприятий.

– Тогда зачем же вы поехали в экскурсионный тур?

– Сам не знаю. – Он пожал плечами. И вдруг улыбнулся. Улыбка у него оказалась широкая и до невозможности обаятельная. – Борис, – представился он.

– Вера.

– Странно, что мы до сих пор не познакомились. Ведь третий день вместе путешествуем.

– Что же странного? Я половину группы еще не знаю. Да и вы, наверное, тоже.

– Половина группы не имеет значения. А вот что мы с вами незнакомы, это иначе как странным не назовешь.

Он начал ухаживать за ней с первого взгляда и с первого слова. Не клеиться, не заигрывать, а вот именно ухаживать – красиво, внимательно, очень по-мужски. Это было приятно! За Верой давно никто не ухаживал. Да, собственно, и никогда за ней никто не ухаживал. Дима был не в счет, а Кирилл хоть и был к ней внимателен, но невозможно ведь было не сознавать, что вообще-то она сама решила его завоевать и завоевала в точном соответствии со своим сознательным решением.

Насчет этого красавца-пирата она ничего не решала. Он обратил на нее внимание сам.

– Пойдемте, – сказала Вера. – А то без обеда останемся.

Борис пошел рядом упругой походкой. Тонкая, крепкая талия, подчернутая ладно сидящим костюмом, пружинила, как ствол дерева.

– Скажите, Вера, – вдруг сказал он, – а не хотите ли вы пообедать, так сказать, индивидуально?

– Как это? – не поняла она.

– Очень просто. Как мужчина приглашает женщину пообедать с ним в ресторане? Не в составе группы, а тет-а-тет.

Обедать в ресторане тет-а-тет, когда оплачен общий обед, не было ни малейшей необходимости. Но Борис предложил это так, словно понимал какую-то другую, не целесообразную, но безусловную необходимость такого обеда. Это Вере понравилось.

– Но здесь, наверное, один ресторан, – сказала она.

– Это же европейская деревня, – улыбнулся Борис. – И ресторан здесь, конечно, не один.

Вообще-то Вера не любила многолюдные гулянья. Охваченная бурным весельем толпа пугала непредсказуемостью, и, узнав, что на праздник Патум в крошечную Бергу съедутся тысячи людей со всего мира, она уже пожалела, что предприняла подобную авантюру.

«В Венецию надо было ехать, – сердясь на себя, подумала Вера. – Каталась бы по каналам на гондоле, любовалась палаццо и слушала серенады».

Впрочем, тогда она, пожалуй, не встретилась бы с Борисом. А за тот неполный день, что они были знакомы, он так расположил ее к себе, что не узнать его было бы жалко до слез.

Услышав, что Вера побаивается Патума, Борис рассмеялся.

– Не бойтесь, – сказал он. – Здешняя толпа не агрессивна. Это же не матч «Спартак» – «Динамо». Ну, выпивают люди, конечно. Но витрины не бьют и по головам друг друга не колотят. Веселятся, вот и все.

Но когда этот долгожданный Патум наконец начался, Вера поняла, что даже Борис с его прекрасной мужской уверенностью все-таки ошибся.

Люди, собравшиеся на маленькой площади между ратушей и церковью Святой Евлалии, не просто веселились. То ли невидимые магнитные линии образовали именно здесь особенную энергетическую точку, то ли в глубине старых Пиренеев до поры до времени дремал какой-то могучий огонь, но то, что происходило на этой площади, не поддавалось ни осознанию, ни осмыслению, а только полному, всеохватному восторгу.

Праздник здесь был исполнен беспримесной, чистой, саму себя создающей радости.

Хорошо, что экскурсоводша разбудила всю группу чуть свет. Утром на площадь еще можно было войти. Но уже к полудню, когда началась первая часть праздника, Блистательный Патум, эта маленькая площадь оказалась забита так, что люди стояли даже не плечо к плечу, а ухо к уху и гроздьями висели на балконах окрестных домов.

– Смотрите, вон Булавы появились!

Борис возвышался над толпой, поэтому видел то, что Вере, буквально вдавленной в его бок, увидеть не удавалось.

– Где? Я не вижу! – воскликнула она.

Он сделал какое-то неуловимо быстрое движение – и вдруг подхватил ее рукой под колени и поднял так легко и высоко, что чуть на плечо себе не посадил.

– Ух ты! – восхитилась Вера.

– Видите Булавы? И Гидра, Гидра!

Верин восторг относился вовсе не к бутафорским Булавам, которые плясали в толпе, и даже не к Гидре, чья зеленая голова на длинной шее возвышалась над площадью, а к тому, что Борис не задумываясь поднял ее на руки. И к тому, что она чувствовала его руку у себя под коленями.

Но объяснять это она не стала – просто обхватила его за шею и сделала вид, будто любуется костюмированными фигурами.

Гидр было уже целых три. И вдруг они все разом осыпали толпу снопами огненных искр! Кто-то захохотал, кто-то завизжал и отшатнулся, точнее, попытался отшатнуться, потому что сделать в толпе хотя бы шаг было невозможно. Вера надвинула пониже на лоб льняную косынку – туристов заранее предупредили, что без головных уборов появляться на патумской площади нельзя. Местные жители были одеты в остроконечные разноцветные шапочки и разноцветные же плотные плащи, точно человечки из Волшебной страны, и Вера чувствовала себя среди них сказочной девочкой Элли.

Вровень с ее головой торчала голова малыша лет трех. Он смотрел на Гидр испуганными карими глазами, а увидев россыпь искр, заплакал.

– Ну чего ты все время ревешь? Баба! – по-русски прикрикнул на него другой мальчишка, подросток с веснушчатым, резким каким-то лицом, наверное, брат.

Отца этих братцев трудно было разглядеть в толпе, но ясно было, что ему можно лишь посочувствовать. Пугливый малыш плакал, сидя у него на плечах, веснушчатый подросток то и дело нетерпеливо подпрыгивал, чтобы получше разглядеть Булавы и Гидр, хватаясь при этом за ремень отцовских джинсов, а рядом стоял еще один мальчишка, чуть младше второго, совсем на него непохожий, и, не проявляя ни малейшего интереса к каким бы то ни было приметам праздника, мрачно разглядывал брусчатку у себя под ногами, словно находился в стане врагов.

– Не плачь, маленький, – сказала Вера. Малыш на секунду притих и посмотрел на нее кроткими, печальными глазами. – Кто не будет плакать, тому дадут конфету из звездочек.

– Конфету из синих звездочек? – с интересом спросил малыш.

Вера думала, что такой крошечный ребенок еще и слова толком выговорить не может. Но он задал вопрос внятно и, судя по живому блеску в красивых глазах, вполне осмысленно.

– Из синих, из красных и из золотых, – ответила Вера. – Но только тому, кто совсем-совсем не будет плакать. И вечером тоже.

– Я и вечером не буду, – серьезно пообещал малыш.

Но тут искра из пасти Гидры попала Вере на косынку и на рукав Борисова костюма, уже не элегантного чесучового, а плотного, из простой ткани. Вера вскрикнула и захлопала ладонью по его рукаву. Борис засмеялся и взглянул на нее. В его узких пиратских глазах не было ни тени испуга.

– Испугалась? – весело спросил он. – Не бойся, не сгорим! – И добавил: – Если только от страсти.

Это были смешные, как оперная ария, слова. Но он произнес их с такой глубокой, такой завораживающе мужской интонацией, что у Веры сердце екнуло.

• Предыдущая
• 39/83
• Следующая