Красавица некстати - Берсенева Анна - Страница 55

• Предыдущая
• 55/83
• Следующая

Вера молчала. Павел понял, что зря заговорил с нею о вещах, которые не имеют к ней отношения. Да он и не собирался ни о чем таком заговаривать, это сказалось само, помимо его воли. Наверное, от шампанского – иначе этого было не объяснить, потому что вообще-то он ничего не делал помимо своей воли. Во всяком случае, с тех пор как все кончилось с Кариной.

– Вам с ними нелегко, – наконец произнесла Вера.

– Почему вы так решили? – насторожился он.

Случайная знакомая не должна предполагать, что родителям может быть нелегко со своими детьми. А раз она это предположила, значит, есть в его поведении что-то, заставляющее относиться к нему как… Как к экзотическому явлению. Как, он прекрасно понимал, и относятся к нему все его знакомые.

– Они слишком разные, – спокойно объяснила Вера. – Это даже удивительно, потому что оба похожи на вас. А с разными детьми всегда нелегко: быстро приходится перестраиваться.

– У вас разные дети? – усмехнулся Павел.

– Нет. – Она никак не реагировала на его тщательную иронию. – У меня один сын. Взрослый, ему двадцать семь уже.

Она сказала о немаленьком возрасте своего сына так легко, как никогда не говорят об этом женщины.

– Тогда откуда вы про это знаете? Ну, что с ними приходится перестраиваться?

– Пока Тим вырос, он бывал таким разным, что иногда мне приходилось перестраиваться по нескольку раз на день.

Павлу стало неловко за свои мальчишеские попытки иронизировать над ее словами. В ней было так много простой и живой прямоты, что ирония выглядела по отношению к ней совершенно неуместной. Как в стихах, он забыл чьих, которые учили в школе: «Я не люблю иронии твоей – оставь ее отжившим и нежившим». Ну, и так далее. Продолжение этих стихов не имело отношения ни к нему, ни тем более к ней.

Павел растерялся. Он не понимал, как разговаривать с этой женщиной. Вернее, когда пытался это понять, то не понимал. А когда не пытался, то просто разговаривал, и все. Или даже не разговаривал, а просто смотрел на нее.

– Я не думаю, что они на меня похожи, – невпопад сказал он.

– Очень похожи, – улыбнулась Вера. – Притом вот именно оба, хотя они совсем разными кажутся.

Павел был уверен, что Антон и Гришка не кажутся разными, а совершенно разными и являются. Это было очевидно, причем не только для него, но и для всех.

Но, оказывается, не для Веры. Когда это, кстати, они стали называть друг друга по имени? Он и не заметил, как это произошло.

«Осталось только на брудершафт выпить», – подумал Павел.

И тут же рассердился на себя за неистребимую ироничность своих мыслей. Хорошо, что Вера их не слышала. Или слышала? Он не понимал. Он вообще чувствовал себя с нею будто голый, причем во всех смыслах этого слова, в том числе и в прямом.

– Чем же они на меня похожи? – все больше теряясь, спросил он.

– У Антона ваша манера говорить, – сказала Вера.

– То есть?

– Отрывистая и точная. А это ведь изнутри идет. Значит, он внутренне на вас похож. Хотя внешне кажется, что не очень.

Всеми чертами лица Антон был похож на Алену. Но при этом у него совсем не было с ней сходства, того простого внешнего сходства, которое так любят обнаруживать дедушки и бабушки: «А носик у нас мамочкин! А ротик у нас папочкин!» У Антона и ротик, и носик были мамочкины, но сходства с Аленой не было. Павел не понимал, как такое может быть. Вера каким-то загадочным образом поняла это сразу.

– А Гришка?

Павлу все интереснее было ее слушать. Хотя то, что он при этом чувствовал, все-таки называлось не интересом, а иначе.

– А Гриша просто копия вы.

– Ну да! По-моему, у него-то со мной уж точно ничего общего. Глаза совсем другие, волосы… Какое же сходство?

Вера улыбнулась его непонятливости.

– Это же неважно, – сказала она. – Глаза, волосы… Это не имеет никакого значения.

– Ладно, пусть глаза и волосы неважно. Но я никогда не был таким, как он, – помолчав, сказал Павел. – Я всегда был обыкновенный человек. Защищенный от чего угодно.

– Вы думаете?

Тут она, кажется, наконец поняла, что их разговор приобретает какой-то странный характер. Едва ли его можно было объяснить даже шампанским: она выпила всего один бокал, а Павел и вовсе лишь пригубил из вежливости. Она покраснела – необычно, одним алым пятнышком у виска – и опустила глаза. Павлу жалко стало не видеть ее глаз. Но он не знал, что сказать или сделать, чтобы она подняла их снова.

Неловкость разрядил Гришка, который, наглядевшись на лошадь, вернулся к столику.

– А мороженое твое растаяло, – торопливо сказала Вера.

Гришка не ответил. Взглянув на него, Павел сразу понял, что его снедает какая-то мысль. Как грусть-тоска снедала князя Гвидона? Он насторожился – у Гришки часто бывало, что какая-нибудь гнетущая мысль поселялась в нем слишком глубоко. Тогда ее не выманить было никакими средствами, и вообще непонятно было, что с ним делать. Павлу в таких случаях казалось, что Гришка тает на глазах.

Главное, что это могло начаться в любую минуту и неизвестно от чего. Павел испугался, что именно это сейчас и случилось.

– Что? – спросил он.

Он постарался, чтобы в голосе не послышалось тревоги.

Гришка молчал.

– Что, Гриша? – повторила тот же вопрос Вера.

Она как раз ничего не старалась скрыть – ее голос так и дышал тревогой.

«Зачем она спрашивает? – сердито подумал Павел. – Только хуже сделает!»

Но, к его полному изумлению, Гришка вдруг Вере ответил:

– Знаете, Антон, наверное, не будет ходить к вам в школу. Вы на нас за это обидитесь?

Он смотрел на Веру печальными карими глазами, как будто ожидал от нее ответа, от которого зависела его жизнь.

– А я знаю, – сказала Вера. – Я знаю, что Антон не хочет заниматься английским.

– А как вы знаете? – удивился Гришка. – Он вам сказал, да?

– Я сама догадалась. Это не очень трудно.

– А я никогда не могу догадаться, чего Антон хочет, – вздохнул Гришка. – И про Мишу тоже не могу.

– Просто они уже большие, – сказал Павел. – Вырастешь – будешь догадываться.

– Наверное, все равно не буду. Они не большие. Они другие.

– Я нисколько не обижусь, если Антон не будет ходить в школу, – сказала Вера. – А ты можешь ходить туда, несмотря ни на что.

– Правда? – В Гришкиных глазах мелькнула робкая радость. – А… А вы меня не испугаетесь? – решившись, выпалил он.

Павел ожидал, что Вера засмеется такому вопросу. Наверное, Гришка ожидал того тоже: короткая радость снова сменилась в его глазах печалью.

– Нет, – ответила Вера.

Она не стала ни удивленно переспрашивать, чего же должна испугаться, ни даже объяснять, что в Гришке нет ничего страшного. Вообще-то Гришка не любил коротких ответов – от Павла он ждал объяснений всегда и по любому поводу. Но в Верин короткий ответ объяснение уже было свернуто, как в тугую пружину. Оно было в тоне ее голоса и еще больше – в ее глазах. Ее взгляд пронизывал мир насквозь, и мир весь держался на нем, как яблоко на ветке, и был так же гармоничен, как яблоко.

Даже Павлу показалось, что это так, хотя он-то прекрасно знал, что гармония совсем не главное качество мира. А Гришкино лицо и вовсе прояснело и даже зарумянилось в самом деле как яблочко. Он был так взволнован и от волнения так растерян, что не знал, что сказать и сделать.

– Вера Игнатьевна завтра нам позвонит и скажет, когда у тебя начнутся занятия, – сказал Павел. – А сегодня домой пора. Мы и так у нее целый день отняли.

Вера встала из-за стола.

– Спасибо, – сказала она. – Я провела этот день прекрасно. Как в шесть лет.

– Почему? – удивился Павел.

– Ну как же? – улыбнулась она. – В том же самом кафе.

Летом московские улицы пустели. Верин «Ниссан» быстро исчез в неплотном потоке машин. Странное чувство охватило Павла, когда он перестал ее видеть. Он не сразу понял, что это с ним, а когда понял, то удивился так, будто обнаружил, что знает марсианский язык.

Когда Вера исчезла, он почувствовал растерянность. Этого быть не могло, он не чувствовал растерянности никогда в жизни, он вообще знал о ее существовании только потому, что часто наблюдал ее в других людях! Но это было так: он стоял посреди широкой Тверской и чувствовал себя как ребенок, оказавшийся в большом городе в полном одиночестве и не знающий, что ему делать.

• Предыдущая
• 55/83
• Следующая