Полет над разлукой - Берсенева Анна - Страница 2
- Предыдущая
- 2/77
- Следующая
Это было неприятно, но Алю не смущало и не пугало. Ее вообще почему-то ничего не испугало за время, прошедшее после расставания с Ильей. Жизнь менялась почти ежедневно, и поэтому три года казались ей бесконечно долгими. Хотя ведь в юности время вообще течет медленно…
Она не могла точно определить ни причины своего странного бесстрашия, ни даже того, радоваться ему или печалиться. Это было что-то смутное, так же неясно тревожащее, как забытье собственного возраста, как привычка к душевному холоду. И такое же тоскливое, как ноябрьский мокрый снег на пустынной набережной.
Аля не опоздала, но пришла последней. Барменша Ксения, конечно, была уже на месте и бросила на нее такой пронзительно-осуждающий взгляд, который лучше было не замечать, чтобы не испортить себе настроение на весь вечер. И Рита, напарница, уже протирала столы на своей половине пустого зала.
– Ритуля, протри мои, а? – попросила Аля. – Промокла, голову надо подсушить, а то рассопливлюсь до завтра.
– Сбегай, – кивнула Рита. – Все равно мыдлоны не скоро соберутся.
Мыдлонами называли клиентов, и в этом названии было точно отражено то бесконечное презрение, которое питали к этой категории людей все без исключения работники ночного клуба.
Фен Аля попросила у посудомойки Кати. Кате было восемнадцать лет, она стояла на низшей ступени клубной социальной лестницы, но выглядела всегда так, как будто ей вот-вот предстоит бросить грязную посуду, вытереть руки и сесть за столик в зале рядом с самым роскошным мыдлоном. Такой поворот судьбы был маловероятен, еще невероятнее было бы ожидать, что кто-нибудь, перепутав кухню с туалетом, забредет на Катин огонек и оценит красоту посудомойки.
И тем не менее именно у Кати, а не у шикарной барменши Ксении всегда имелся в сумке полный набор парфюмерии и косметики, зубная щетка последней модели, кружевные трусики, чулки и прочие интимные мелочи и даже маленький фен с «пальчиками», которые, согласно рекламе, делают прическу пышной.
Правда, подпышнять прическу феном Але было ни к чему: ее светлые волосы, казавшиеся воздушными, на самом деле были жесткими, как проволока, и поблескивали в вечернем свете. Из них можно было соорудить любую прическу за пять минут, и любая смотрелась эффектно. Подсушивая волосы, Аля украдкой разглядывала молоденькую посудомойку, занятую подсчетом чистых бокалов на подносе.
Макияж у Кати был в точности как у знаменитой телеведущей, так что даже простенькие черты ее юного лица казались довольно выразительными под надежным слоем косметики.
Аля только удивлялась про себя Катиной вере в чудо, которой позавидовала бы любая Золушка.
Когда она вернулась в зал, Ритка уже курила, сидя за одним из только что протертых столов.
– Зря ты шапку не носишь, – сказала она, глядя, как поднимается к потолку тонкая струйка дыма. – Попадешь под кислотный дождь, волосы испортишь. Жалко, хорошие.
– Я зонтик всегда с собой ношу, – ответила Аля, садясь рядом за столик.
– Но сегодня же забыла.
– Сегодня забыла.
– Дубленка у тебя хорошая, – завистливо заметила Рита. – На обе стороны можно носить, удобно, если дождь. Давно купила?
– Давно. Тогда в Луже еще недорогие были, – успокоила ее Аля.
Зачем будить в человеке зависть? Двустороннюю, до невесомости легкую испанскую дубленку цвета кофе с молоком Аля купила не в Лужниках, а в бутике на свой первый и единственный клиповый гонорар, и стоила она примерно столько, сколько Ритка зарабатывает за полгода.
Они перебрасывались скучными фразами, забывая их прежде, чем произносили до конца. Аля видела, что у Ритки не то чтобы плохое настроение – просто нет никакого. Она не спрашивала, почему: надо будет, сама скажет.
Ритка действительно сказала, гася окурок в фирменной пепельнице:
– День рожденья тут вчера праздновала. А сегодня опять работать. Что-то беспросветное.
– Зачем же ты здесь праздновала? – спросила Аля. – Не надоело разве?
– Не знаю, – пожала плечами Рита. – А где еще? Тут хоть все свои…
Это было то, что больше всего удивило Алю, как только она немного огляделась в «Терре». Все работники клуба непременно посещали его в свободное время: праздновали дни рожденья, приглашали подруг и кавалеров.
Аля работала всего третий месяц, но уже не могла представить: какое такое удовольствие можно испытать, придя в свободное время в зал, в котором несколько часов назад бегал между столиками, обслуживая клиентов?
Но приходили, отдыхали, радовались… Ладно еще Ритка, мать-одиночка, сокращенная в каком-то НИИ на первом месяце беременности, – женщина без особенных интересов, круг общения которой состоял из тех же официанток да из бывших сослуживиц. Самое удивительное заключалось в том, что таким же образом расслаблялись в «Терре» и девочки-студентки, подрабатывающие здесь несколько ночей в неделю, и выпускница консерватории Марина, имевшая ставку в филармоническом оркестре, где зарплату, правда, почти не платили и концерты бывали раз в сто лет, но все-таки…
– Тут хоть знаешь, что не обсчитают, – словно оправдываясь, объяснила Рита. – И закажешь все самое лучшее, не по второму разу тебе принесут.
– Да мне-то что? – пожала плечами Аля. – Каждый ходит, куда нравится, и слава богу.
– Но ты-то же не ходишь, – заметила Рита.
Аля не только не ходила в «свой» клуб в свободное время, но и думать боялась о том, что может наступить день, когда ее потянет вечером в «Терру». Это была работа, за которую платили деньги, притом можно было поработать подольше и заработать побольше. И заработанные таким образом деньги нужны были не для того, чтобы сидеть ночами в кабаке, а чтобы жить так, как требовала душа. Чтобы выходить на сцену и не понимать, что с тобою происходит, а потом вдруг понять, а потом…
Все это трудно было объяснить Рите, да и незачем было объяснять.
– Вчера такой убой был! – вдруг оживилась та. – Нет, серьезно, Алька, жалко, что тебя не было! Представляешь, пришли два братка – ну натуральные, конкретные такие, цепи по два кило, гайки золотые и все такое. И двух проституток с собой привели.
– С чего это вдруг? – удивилась Аля.
Проституток в ночные клубы водить было не принято, с ними просто расплачивались по таксе, без дополнительных развлечений.
– Да черт их разберет. А одна девка, представляешь, негритянка. Так мало того – ты б видела, что на ней надето было! Черный такой кружевной комбидрез и шортики коротенькие, прям трусы – и все, представляешь? – радостно засмеялась Ритка. – И, похоже, специально ради нее пришли, по личной просьбе. Братки взяли по чаю с лимоном, сидят мрачные такие, ждут. Группа наяривает вовсю, а она себе пляшет, представляешь? Такие фортеля выделывала, все наши сбежались посмотреть, не говоря про мыдлонов.
Судя по всему, это было самое сильное Риткино впечатление от вчерашнего праздника. И было бы просто свинством не расспросить подробности, разыгрывая интерес. «Неужели прямо в комбидрезе, а ты не путаешь, может, просто блузка такая? Да ну, что я, комбидрез не отличу! А вторая не негритянка? И что она в это время? Да ты что!»
И так далее.
Потом Ритка рассказала про компанию, которая сидела вчера всю ночь. Один башлял на девятерых, заказывал сплошь текилу, выкинул штуку баксов, а после всего потребовал расписать счет и дать всю сдачу.
– И ни рубля чаевых! – возмущалась Рита. – Наташка, говорит, прямо убила б его, сволочь такую! Целую ночь вокруг них и так и этак, пепельницы вытряхивала чуть не каждые пять минут. А он, гад – сдачу…
– Чему ты удивляешься? – усмехнулась Аля. – Человеческая комедия…
– Кому комедия, кому слезы горькие, – возразила Рита. – У Наташки на той неделе мыдлон сбежал, она и так теперь еще неделю бесплатно вкалывать будет, да еще и без чаевых остаться! Ну, в общем…
Конечно, Аля сочувствовала работавшей вчера Наташке, у которой, видно, наступила полоса невезения: и клиент сбежал, не расплатившись, и чаевые не шли. Но слишком убиваться по поводу людского коварства тоже не приходилось. «Виноват медведь, что корову задрал, виновата и корова: зачем в лес ходила?» – кажется, так звучала народная мудрость, которую любила повторять незабвенная Бася Львовна, соседка по мхатовскому дому в Глинищевском переулке.
- Предыдущая
- 2/77
- Следующая
