Полет над разлукой - Берсенева Анна - Страница 34

• Предыдущая
• 34/77
• Следующая

Аля действительно забыла, когда ей в последний раз приходилось размышлять над такой простой вещью, как выбор одежды перед свиданием. Хотя что в этом удивительного? Не для Родьки же Саломатина было наряд выбирать! А Рома и не замечал, что на ней надето.

Зато Илья все заметит и отметит сразу, в этом Аля не сомневалась. Он всегда был очень щепитилен во всем, что касалось одежды – вернее, того облика, который неуловимо создавался с помощью одежды, гаванских сигар в золотом портсигаре, множества добротных и изящных мелочей…

«Он черный цвет любил, – вспоминала Аля, уже стоя под душем. – Говорил, его не каждый может носить, потому что он блеклого человека просто убивает. Только что надеть – может, просто джинсы?»

Джинсы она надевать не стала: вдруг они пойдут куда-нибудь, куда в джинсах не ходят? Даже почти наверняка туда и пойдут…

Аля надела любимое свое платье – то самое, в котором когда-то пошла на антрепризу во МХАТ, где впервые увидела отца Ильи и поразилась пропасти между отцом и сыном… Впрочем, об этом ей сейчас вспоминать не хотелось. Мало ли что произошло с Ильей за эти годы? Зачем вытягивать из памяти те эпизоды, когда он представал в невыгодном свете?

Платье это она с тех пор почти не носила, оно выглядело как новое, и Илья его наверняка не помнил. А платье было отличное, в этом сомневаться не приходилось. Оно было французское, и от него веяло той благородной простотой, которую любил Илья. Черное и одновременно дымчатое, оно поблескивало едва заметным матовым блеском и очень шло к Алиным темным глазам.

К нему лучше всего было бы надеть жемчужный гарнитур – да, она ведь тогда во МХАТ и надевала нитку жемчуга и сережки-капельки. Но жемчужный гарнитур подарил Илья, и Аля оставила его, в числе прочих драгоценностей, на подзеркальнике… Не надевать же Ромино ожерелье! Да оно сюда и не пойдет.

Аля сама удивлялась тому, как серьезно и долго размышляет над всем этим, даже переживает, что нет подходящих украшений. Она понимала, что думает обо всех этих мелочах для того, чтобы не думать о самом свидании с Ильей…

Вдруг она вспомнила о недавнем отцовском подарке, который у нее еще не было случая обновить. Андрей Михайлович привез его из Туркмении, куда ездил на какую-то особо выгодную халтуру, которая должна была заметно приблизить долгожданную квартиру. Он тогда и денег ей предлагал, просил бросить работу, говорил, что у нее вид усталый…

Работу Аля бросать не стала, денег взяла немного – как будто отец для того туда ездил, чтобы ее деньгами снабдить! Но папин подарок, шелковый палантин потрясающего малинового цвета, очень ей понравился. Она сразу поняла, что этот широкий невесомый шарф может преобразить любой наряд. К тому же ей к лицу был яркий, чистый цвет.

И к черному платью он подходил просто отлично! У Али была еще специальная застежка – что-то вроде пряжки, с помощью которой можно было закрепить шарф самым причудливым образом.

Она взглянула на себя в зеркало и решила, что выглядит неплохо.

Сборы были окончены, она стояла в прихожей у входной двери, и больше думать о шарфе, пряжке, платье было невозможно. Аля думала о том, что через час увидит Илью, и сердце едва не выпрыгивало у нее из груди.

Весна стремительно катилась к лету, дни наливались теплом. Аля расстегнула длинный свободный плащ, сев в попутную машину. На метро ехать не хотелось: все в ней было сейчас не для метро в час пик – от высоких тонких каблуков до настроения.

Они с Ильей подошли к памятнику почти одновременно.

– Чуть успел, думал, опоздаю.

Он даже запыхался слегка.

– Почему – ты вовремя, – покачала головой Аля.

– Но ты же всегда точно приходила, – возразил он. – Значит, я должен был прийти немного раньше.

Аля чуть заметно улыбнулась его словам: свод его жизненных правил оставался неизменен. И одет он был так, как она и ожидала: темный вечерний костюм, явно дорогой, но очень неброский, с едва различимым рисунком ткани, и даже в модном узоре на галстуке чувствуется вкус.

Она заметила, что и Илья оглядывает ее тем внимательным, оценивающим взглядом, который она знала раньше. Глаза его, словно прикованные, остановились на ярком шарфе.

– Что, не нравится? – усмехнулась она. – Не комильфо?

– Нет, наоборот. – Кажется, он даже смутился слегка. – Необычная вещь, очень тебе идет. Поехали?

– Поехали, – кивнула Аля. – В космос?

– Почему в «космос»? – удивился он.

– Ну, как в песне про Гагарина. «Он сказал: «Поехали!» – и взмахнул рукой»…

– А-а, – вспомнил Илья. – Забыл я песни про Гагарина, это точно.

– Ничего, за твой непатриотизм я на тебя не в обиде, – успокоила она.

– А разве за что-то ты на меня в обиде? – мимоходом заметил Илья.

– Ни за что, – согласилась Аля. – Так куда поедем?

– Давай, может, подальше куда-нибудь закатимся? – предложил он. – Мне тут сказали, французский ресторан открылся шикарный. Повар француз, все как надо, по высшему разряду. У черта на куличках только, на Коровинском шоссе, где глазной институт. Поедем?

– Как хочешь, – пожала плечами Аля. – Поехали, если бензина не жаль.

Совершенно непонятно было, почему надо ехать в час пик за тридевять земель, на Коровинское шоссе, когда в центре на каждом шагу полно ресторанов. Но вообще-то ей было все равно.

Они перешли дорогу, лавируя между намертво застрявшими в пробке машинами, и вышли к площадке возле «Известий».

– Я здесь припарковался, – объяснил Илья, хотя это и так было понятно.

Аля удивилась, увидев, что он идет к черному «Мерседесу» – небольшому, но совершенно новому, блестящему.

– Когда это ты успел машиной обзавестись? – спросила она. – А говорил, только что приехал.

– Да это мне Федька дал, – ответил Илья. – Федя Телепнев, помнишь? Надо же на чем-то ездить, пока свою не куплю.

Федю Телепнева Аля, конечно, помнила. Это был детский приятель Ильи, с которым у него еще три года назад не только сохранились дружеские, но и образовались деловые отношения.

– Чем он сейчас занимается? – спросила она.

– Да чем, – пожал плечами Илья, распахивая перед ней дверцу. – Чем и раньше, бизнесом. Думаешь, в оперу пошел петь?

– Да нет, думала – мало ли, вдруг разорился…

Она села на переднее сиденье, краем глаза наблюдая за тем, как Илья заводит машину, смотрит в зеркальце заднего вида, трогаясь с места.

– Расскажи лучше, чем ты-то занимаешься? – сказал он, когда наконец удалось выехать на Тверскую – правда, только для того чтобы снова остановиться в длинной и почти неподвижной веренице машин. – На Хитровке, я слышал, играешь?

– Начинаю, – кивнула она. – Первая роль… Ты с ним не виделся?

– С кем, с Павлом Матвеевичем? – переспросил Илья. – Да нет, не успел еще. Потом зайду как-нибудь – в театр к вам или в институт…

Илья и сам когда-то учился у Карталова, потому Аля и спросила. Правда, он недолго занимался режиссурой после ГИТИСа, но все же…

– Расскажи, расскажи, – повторил Илья. – Довольна ты?

– Да, – кивнула Аля. – Я в Учебном театре в Шекспире играю, в Островском и еще в пьесе одной, современной. И у Карталова репетирую.

– И в клубе ночном работаешь, – добавил Илья. – Что ж, сама выбрала.

Снова он в лоб давал ей понять, что она очень проиграла, расставшись с ним!

– Слушай, – рассердилась Аля, – если ты меня воспитывать собираешься, то давай я лучше сразу выйду.

– Ну все, все, не буду, – примирительно заметил Илья. – Досадно же, сама пойми. Думаешь, я в клуб этот твой просто так пришел, из-за диджея? Таких диджеев, как там у вас – пол-Москвы. Сразу же доложили диспозицию по всем вопросам – ну, и про тебя, конечно… – Он ловко объехал машину, водитель которой замешкался на светофоре. – Досадно, говорю… Выглядишь ты на все сто. – Он бросил на Алю быстрый взгляд. – Еще даже лучше, чем раньше. Могла бы сейчас… А вот я уверен: тебя как актрису не больше народу знает, чем как официантку. Скажешь, нет?

• Предыдущая
• 34/77
• Следующая