Портрет второй жены (Единственная женщина) - Берсенева Анна - Страница 48

• Предыдущая
• 48/91
• Следующая

Юрины глаза снова были полузакрыты, по лицу его волнами пробегали чувства, которые сотрясали его тело.

И самое сильное его содрогание Лиза ощутила в себе вместе с собственным, пронзившим ее сильнее тока, сильнее одной только телесной сладости, – так, как пронзает осуществленная любовь!..

Юра застыл над нею, словно возвращаясь откуда-то. Пот струился по его лицу, падал на Лизины губы солеными каплями, смешиваясь с ее счастливыми слезами.

Полумрак спальни охватывал их, лежащих теперь рядом в объятиях друг друга. Юра целовал ее лицо с невыразимой нежностью, его глаза полны были нежностью, но Лиза совсем не чувствовала в нем спокойной удовлетворенности. Наоборот, видно было, как он взволнован, как порывается что-то сказать.

– Лиза, Лизонька! – вдруг произнес он, слегка отодвигаясь от нее. – Можно я закурю?

– Конечно, Юра, о чем ты спрашиваешь!

– Я волнуюсь, мне так много надо сказать тебе… Нет, не много! Лиза, хорошая моя, я люблю тебя – и это все, что я хочу тебе сказать. Я представить не мог, что это так…

Его слова сотрясали теперь ее душу так же, как его тело сотрясало только что ее тело.

Юра протянул руку к столику рядом с кроватью, вспыхнул огонек сигареты, ярче высвечивая его лицо. Он словно боялся взглянуть на Лизу, пытаясь справиться со своим волнением. Тут же затушил сигарету в пепельнице, стоящей на столике, и снова обернулся к ней.

– Юра, милый, хороший мой, почему ты так взволнован?

Она вглядывалась в его лицо, стараясь разгадать причину его тревоги, но не могла понять… То, что она услышала, прозвучало так неожиданно, что Лиза едва не заплакала.

– Я не мог поверить, что ты можешь меня любить.

Услышать эти слова от самого удивительного, самого необыкновенного мужчины, какого она видела в жизни, – как непонятно это было, как необъяснимо! Но она не стала убеждать его ни в чем. Какие слова могли передать то, что происходило сейчас в ее душе?

– Единственный мой, я тебя люблю, – сказала она, приникая к нему, и он прижался щекой к ее волосам, замер, точно ее слова продолжали звучать в нем.

Потом Лиза приподнялась на локтях, приложила ладони к Юриным щекам, коснулась пальцами его ресниц, влажных, потемневших волос у него на лбу.

– Юра, счастье мое, я жить не могу без тебя, дышать не могу…

Она снова положила голову ему на грудь, чувствуя виском, как колотится его сердце.

Шрамы на его груди еще не посветлели – красные, напряженные, они казались совсем свежими. Их было несколько – один совсем близко от левого соска, и Лиза вздрогнула, увидев их прямо у своих глаз. Юра почувствовал ее испуганное движение, его рука тоже дрогнула на ее плече.

– Что с тобой? – шепнул он.

– Тебе… Тебе не больно? – спросила она. – Они выглядят так, как будто вот-вот лопнут… Я не подумала, что тебе может быть тяжело… все это.

Она не видела его улыбку где-то над своей головой, но тут же почувствовала, что он улыбнулся в полутьме.

– Не лопнут. Все прошло, Лизонька, не о чем волноваться. А хоть бы и не прошло – все равно… Я не хочу об этом думать, я о тебе буду думать, да?

Прошептав это, он подхватил ее под мышки, как маленькую – как когда-то на улице у Ингиного подъезда, вспомнила Лиза, – и подтянул повыше – так, что их губы снова оказались рядом и сомкнулись.

Они не спали всю ночь, отдаваясь неодолимой силе, влекущей друг к другу их души и тела, сотрясающей и ласкающей, страстной и нежной силе. Любовь соединила их этой ночью, и никто был не в силах и не вправе их разъединить.

Никогда он не видел Юру таким.

Сергей вспоминал те моменты, когда ему непонятно было, какое чувство отражается в Юриных глазах: когда тот смотрел на льдины, плывущие по темной воде, когда Юля медленно двигалась в золотистом полумраке комнаты и Юрка не отводил от нее глаз… Когда он слушал Сашу Неделина и думал о своем, прищурившись, глядя то на пламя лесного костра, то на его отблески в речной воде.

Все-таки их было не так уж много, этих моментов. Почти все, что происходило с Юрой, было понятно Сергею, он чувствовал даже то, что не мог выразить точными словами.

Но таким он не видел его никогда. И запрещал себе понимать, хотя разгадка была проста. Достаточно было взглянуть на Юру и Лизу, чтобы понять: произошло то, что должно было произойти между ними неизбежно. И Сергей отводил глаза, подавляя в себе чувство скрытой и неизбывной боли.

Он даже знал, когда это произошло: догадался по тому, что в понедельник утром Юрка выглядел совершенно отрешенным. Никогда такого не бывало с руководителем «Мегаполис-инвеста», способным с ходу «завести» любое количество самых разнохарактерных людей.

– Случилось что-нибудь? – спросил Сергей, зайдя к Юре, как обычно, перед недельной планеркой.

– Случилось? Нет. Или – случилось, не знаю; не от слова «случай». Не обращай внимания, сейчас приду в себя.

Трудно было не обратить внимания! Но Ратников быстро взял себя в руки, это он умел. Совещание он уже проводил как обычно – мгновенно улавливая главное в докладах начальников отделов, отдавая короткие и точные распоряжения и твердо держа в руках бразды правления своим мегаполисом и работающими в нем людьми.

Сергей задержался и после совещания: надо было обсудить то, что находилось в стадии становления и не предназначалось для широкого круга. Псковитин знал, что это-то и есть самое важное для Юры. Ни успешно работающие заводы, ни налаженные английские филиалы, ни корабли во Владивостоке не вызывали у Ратникова такого острого интереса, как уже созданная, готовая к работе «система», состоящая из информационной службы, проектирующих, строительных, эксплуатационных фирм, на которую Ратников положил столько времени, к которой привлек столько людей и которая вот-вот должна была заработать в полную силу, включившись в мощный европейский концерн через Германию.

– Меня что-то настораживает, Юра, – сказал Сергей, когда они остались одни.

– Почему? – тут же спросил Ратников.

– Трудно объяснить. Наполовину – интуитивно, я нюхом чую какую-то опасность, но выводы делать пока рановато. А наполовину – реально. Я просто не уверен в этом Звонницком.

Звонницкий был начальником службы информации – новой, созданной Ратниковым специально для этого проекта, и располагавшейся не в центральном здании «Мегаполис-инвеста». В руках Звонницкого оказались сосредоточены важнейшие нити «системы», и, пожалуй, после Ратникова он оказывался самой влиятельной фигурой в ней.

Сейчас, пока «система» еще не включилась на всю катушку, служба информации занималась тем, что собирала банк данных обо всех российских фирмах, могущих представлять хоть какой-нибудь интерес в будущем. И уже по тому, как велик был составленный ею список, можно было понять масштаб готовящегося проекта.

– Я в нем не уверен, – повторил Псковитин. – Это впервые такое – что я не могу на все сто поручиться за человека, от которого так много зависит. Вроде и работает нормально, и, ты говоришь, профессионал высококлассный… А я не уверен, что он работает только на нас.

– Ты знаешь что-то конкретное?

– Ну-у, если б знал! Другой был бы разговор. Говорю же, какие-то очень косвенные свидетельства того, что доверять ему опасно. Как хочешь, Юра, я бы его сменил, и чем скорее, тем лучше.

– Хорошее дело, Серега! – Ратников встал, прошелся по кабинету. – Заменить человека, который все наладил, который так или иначе владеет всей информацией! Во-первых, это даже технически трудно, а во-вторых, по-моему, в этом случае гораздо больше опасность, что он начнет работать против нас – и от обиды, и просто для заработка. Разве нет?

– Да, – нехотя согласился Псковитин. – Это-то и неприятно. Как будто сами себя в угол загнали… Ладно, что попусту воздух сотрясать. Посмотрю еще, может, зря нервничаю.

Ему был не слишком приятен этот разговор: он считал Звонницкого своим проколом. В конце концов, в его обязанности входила всесторонняя проверка, и он должен был все сделать задолго до того, как тот начал работать. Черт его знает, как он проморгал…

• Предыдущая
• 48/91
• Следующая