Возраст третьей любви - Берсенева Анна - Страница 11

• Предыдущая
• 11/79
• Следующая

Оля Ким, вчера существовавшая только в виде черных длинных глаз и тихого голоса из-под марлевой повязки, сегодня оказалась вполне хорошенькой девушкой: маленькая, как все кореянки, с точеной фигуркой, с правильными и тонкими чертами смуглого лица.

«Снайперский у Генки глаз, – думал Юра, все так же, сквозь смеженные ресницы наблюдая за тем, как она вместе с остальными сестричками и докторшами нанизывает мясо на шампуры – быстро и ловко, как бисер на шелковые нити. – В самом деле, симпатичная. И глаза не померещились…»

Глаза у Оли действительно были такие точно, как он вчера разглядел в перевязочной: большие, удлиненные к вискам, и с этим трепетным выражением… Юра видел, что она часто взглядывает на него – вскидывает на мгновение голову, отрываясь от своего занятия, и тут же снова склоняется над шампуром, или тянется к кастрюле с маринованным мясом, или вскакивает и бежит к мангалу относить готовый шашлык. А потом возвращается и снова поглядывает на него.

В одно из таких мгновений – когда Оля смотрела на него – Юра открыл глаза и быстро, пружинисто сел. Она смутилась, тут же отвела взгляд, а он улыбнулся. Ему было смешно – как будто он, взрослый, поймал маленькую Полинку, таскавшую из буфета конфеты, и та искренне уверена, что он недоволен.

– Все, хлопцы, закусить пора! – пригласила наконец Катерина Данильчук, ассистентка из ожогового – та самая, что неровно дышала к Гриневу и всегда справлялась о нем у Гены. – Шашлыки доходят, напитки и холодные закуски поданы!

Расстеленная на траве скатерть была уставлена мисочками с острыми корейскими закусками, которые покупались на рынке ко всем гулянкам и которые Юра очень любил, особенно под водку. От них слезы выступали на глазах – от пекинской капусты, жгучей моркови, папоротника со специями, по-особому приготовленных морских гребешков.

Было как раз то недолгое и приятное время любой коллективной пьянки, когда никто еще не осоловел, не обозлился неизвестно на что, никто не требует, чтобы все по очереди боролись на руках… Когда всем еще просто весело, с аппетитом поедаются шашлыки, все беззаботно смеются, бренчит гитара, Генка сыплет шутками и заигрывает со всеми девушками подряд, а не уговаривает одну какую-нибудь удалиться с ним в лесок.

Юра за то и не любил общие пьянки, что такое вот время кончалось слишком быстро.

Сегодня Рачинский явно «окучивал» Олю. Он все время садился рядом с нею, что-то шептал ей на ушко, отводя рукой ее недлинные, прямые и блестящие черные волосы, восклицал:

– Олечка, Олечка, что это ты села на уголок? Замуж, что ли, не хочешь?

– Пускай сидит! – сердито поглядывая на Рачинского, возражала его нынешняя главная пассия, процедурная сестра Люба Яровая. – Почему это – замуж не выйдет? И по-другому говорят: на углу сидеть – свой угол заиметь!

Но Генка уже обнимал Олю, притягивал к себе, как будто бы заставляя отодвинуться от угла скатерти. Юре неприятны были эти Генкины уверенные жесты – в общем-то ведь такие же, как всегда. И он чувствовал, что ему не из-за себя неприятно все это видеть, а вот именно из-за Оли.

Та смущалась, робко пыталась отстраниться от начальника, и тут же еще больше смущалась своих попыток – конечно, безуспешных.

К тому же оказалось, что она совсем не пьет – ни портвейна, который ей настойчиво предлагал Гена, ни тем более водки. И ей самой неловко было оттого, что она не выпивает в компании, как будто строит из себя не такую, как все, – это тоже чувствовалось.

– Я просто не могу, Геннадий Викторович, – отбивалась она от Генкиного угощенья. – Ну конечно, я вас очень уважаю, но я просто не привыкла к спиртному, честное слово, у меня и мама не пьет, и бабушка…

«Свинья Генка, – подумал Юра, прислушиваясь к Олиному голосу. – И Любка вся кипит, аж веснушки побелели, и этой не в радость».

Но не драться же с ним! Гена есть Гена, он со всеми такой, и девочка привыкнет к этому, как привыкнет к яростному мужскому мату во время перевязок. И это еще не худшее, к чему ей придется привыкнуть во взрослой жизни…

«Сколько ей лет, кстати? – подумал Юра. – Восемнадцать-то, пожалуй, есть, но вряд ли больше».

На вид казалось и того меньше.

– А что это там за народ на сопке? – заметила вдруг Катерина. – Гляньте, во-он те, у подножья у самого! Геологи, что ли – приборы у них…

– Ты, Катюша, прям как пограничник у нас, – захохотал Гена. – Бдительная! Шпиены, не иначе. – Он смешно выпучил глаза. – Олечка, хочешь шпиенов посмотреть? Пошли, пошли-ка, деточка, посмотрим с тобой шпиенов!

Рачинский быстро вскочил, потянул за руку Олю. Той невольно пришлось тоже встать, сделать несколько шагов вслед за шефом. Вдруг она обернулась и посмотрела прямо на Юру такими жалобными, испуганными глазами, что и покойник бы не выдержал.

– Пошли, Гена, – сказал он, тоже вставая. – Шпиены, не шпиены, а пройтись пора – растрясти жирок.

Генка слегка скривился: похоже, коллективный поход на сопку, по дороге к которой были укромные заросли шиповника, вовсе не входил в его планы. Но уже и Катерина двинулась вслед за ними, и решительно настроенная Любка. Остальные, правда, пожелали им успешного восхождения и остались сидеть у мангалов, на которых дожаривалась последняя порция шашлыков.

Сопка, у подножья которой Катерина заметила «шпиенов», казалась совсем близкой, но идти пришлось минут пятнадцать – далеко за кусты шиповника.

– Черт тебя понес, Юра! – на время забыв даже про Олю, ворчал Гена. – Дыхалка ж не работает после возлияний обильных! Так сидели хорошо, выпивали, закусывали…

Гринев только усмехался про себя. Его-то совсем не утомила дорога. Ни на шаг не отстававшая Катерина была куда утомительнее, особенно когда цеплялась за его руку, пьяновато похохатывала и прижималась щекой к плечу.

Ему и в самом деле интересно было посмотреть, чем это занимаются там люди в камуфляжных куртках, зачем полукругом расставляют они свои приборы на высоких треногах.

Распоряжался всеми действиями высокий бородатый человек в вязаной шапочке. Юра догадался об этом по привычке сразу определять главного в любой группе.

Бородатый стоял рядом со штативом, на котором было закреплено что-то похожее на подзорную трубу, и обеими руками крест-накрест махал другому человеку, забравшемуся на вершину сопки.

– В чем дело? – настороженно спросил он, заметив подвыпившую компанию. – Вам тут что-нибудь нужно?

– Ничего нам тут не нужно, – сердито отдуваясь, ответил Рачинский. – Дамочки наши инопланетян посмотреть хотят или хоть тарелочку завалящую. Покажите дамочкам, ради Христа, инопланетян на тарелочке, мы и отбудем восвояси!

– А мы инопланетян, собственно, не ожидаем, – совершенно серьезно ответил бородатый. – Мы из Владивостока, уфологическая экспедиция, аномальные явления здесь изучаем. Но инопланетяне – едва ли…

– О! – обрадовался отдышавшийся Гена. – Это я! Я – абсолютно аномальное явление! Вот и Любочка подтвердит, и Катюша. Правда, девочки? А Олечка – она еще не знает всей силы моей аномальности, она у нас еще молоденькая…

Не прислушиваясь больше к Генкиному трепу, Юра рассматривал уфологические приборы. В общем-то рассматривать было особенно нечего: действительно, подзорная труба, установленная на штативе между двумя большими зеркалами. Такие же трубы и зеркала были закреплены и на других штативах.

– И какие же аномальные явления вы здесь предполагаете? – спросил Юра главного уфолога.

Он постарался, чтобы ирония не была слышна в его голосе, но, кажется, это ему не совсем удалось, потому что бородатый взглянул недовольно.

Юрины институтские годы пришлись на время повального увлечения НЛО, экстрасенсами, какими-то полями и прочими сомнительными исследованиями, которые официально не поощрялись, но уже и не запрещались. А целительница Джуна, по слухам, даже лечила членов Политбюро.

Гринева раздражал бы весь этот идиотизм, если бы он вообще мог раздражаться из-за таких, ему посторонних, вещей.

• Предыдущая
• 11/79
• Следующая