Яблоки из чужого рая - Берсенева Анна - Страница 29
- Предыдущая
- 29/82
- Следующая
– Я же по-русски, – сказал Сергей. – Никто же не понимает. Может, все думают, я процентные ставки с тобой обсуждаю. Хотя вряд ли, – заметил он. – Ты и правда выглядишь необыкновенно, надо быть конченым кретином, чтобы думать рядом с тобой о такой глупости, как процентные ставки. А вот и пивная, – быстро, прежде чем Анна успела удивиться этому неожиданному заявлению, сказал он. – Вот где мой высокий слог кстати придется.
В пабе, в который они вошли, после тумана показалось необыкновенно тепло и уютно. Посетителей было мало, играла волынка, на вытертом кресле у входа сидел огромный кот в шелковом ошейнике – разумеется, рыжий. Только цилиндра на коте недоставало для викторианской картинки.
– Ты какое пиво будешь? – спросил Сергей.
Он, наверное, упустил из виду, что она может вовсе не хотеть пива, а хотеть, например, шампанского. Но то, что он упустил из виду вежливое правило, придуманное для общения посторонних людей, было Анне приятно. Ну да ведь спьяну всегда хочется нарушить какое-нибудь правило, и это всегда приятно.
– Да бери уж, какое сам хочешь, – махнула рукой она.
Пиво, которое он для нее взял, оказалось имбирным. Анна сразу определила это по запаху: имбирем пахнул глинтвейн, который она когда-то варила зимой в Белоруссии, отбивая пряностями сивушный дух «плодово-выгодного» вина, купленного в соседней с гарнизоном деревне.
Анна медленно пила густое пахучее пиво и рассматривала фотографии лондонских улиц, которыми были увешаны стены паба. Потом она взглянула в окно.
– Ты что там такое интересное увидела? – заметил Сергей, проследив за ее взглядом. – Лондонского денди?
– Нет, это у меня профессиональное, – смутилась Анна. – Видишь, какая витрина напротив? Запомни, где мы находимся, а, Сережа? Я завтра одна сюда приду, посмотрю, что за магазинчик.
– Почему же завтра? – улыбнулся Сергей. – Можно прямо сейчас посмотреть, он еще открыт, по-моему. Вдруг я спьяну все-таки забуду, где мы находимся? – добавил он таким убедительным тоном, что Анна снова засмеялась.
Надо было знать Сергея, чтобы оценить это его заявление. В отличие от нее, он одинаково легко ориентировался где угодно – хоть в незнакомом городе, хоть в глухом лесу. Это было проверено не раз еще в молодые годы, притом проверено буквально: и на охоте, когда он забредал один куда-нибудь в полную глушь, в леса за Сожем, и в Гомеле, куда ездил по каким-то военным делам и брал с собой молодую свою жену, чтобы она хоть куда-нибудь выбралась из гарнизона.
Матвей удался не в маму и уже в шесть лет вместе с папой издевался над ее топографическим идиотизмом, из-за которого она могла не узнать дорогу, пройденную пять минут назад и пройденную в пятый раз. Из-за этого своего смешного качества Анна больше всего любила гулять в Москве по бульварам. Идешь себе долго-долго по Страстному, по Тверскому, потом по Никитскому, потом по Гоголевскому, смотришь на старые, прекрасные, все разные дома, а потом просто поворачиваешь обратно и безошибочно возвращаешься домой…
– Ну, тогда подожди меня здесь минут десять, – сказала Анна. Она вдруг вспомнила, что завтра они улетают, и не сдавать же билет ради того, чтобы посмотреть какой-то магазинчик. – Я быстро гляну и вернусь.
– Я тоже гляну. – Сергей встал и отодвинул ее стул ровно на секунду раньше, чем она успела прижать ножкой этого стула полу своего пальто. – Вдруг ты потом обратной дороги не найдешь.
– А пиво ты не допил, – заметила Анна. – Жалко, хорошее ведь пиво.
– Искусство требует жертв, – с серьезным видом объяснил он. – Ты ведь там искусство увидела, в витрине-то? Ну так я готов пожертвовать пивом ради искусства.
Магазин, витрина которого привлекла Аннино профессиональное внимание, был из тех милых лондонских магазинчиков, которые напоминают блошиные рынки, но все же отличаются от них изысканностью. Вещи здесь продавались новые, но сделаны они были во вкусе умной старины, хотя вместе с тем в каждой из них чувствовалась какая-то очень точная современная нота. Анна заметила это при первом же взгляде на витрину и, войдя в магазинчик, сразу поняла, что не ошиблась.
Когда Анна с Сергеем открыли дверь, над их головами серебряно зазвенели непальские колокольчики и затрепетало от ворвавшегося уличного воздуха какое-то снежно-белое сооружение.
– Смотри, люстра какая, – показала Анна. – По-моему, из лебяжьего пуха. Нравится тебе?
– Не знаю, Анюта, – сказал Сергей. – Я в этом ничего не понимаю, ты же знаешь. Наверное, красивая, раз тебе нравится.
Он действительно не понимал, что красиво и что некрасиво в том предметном мире, который она чувствовала и любила, о котором научилась писать глубоко и ярко. Когда-то он просто любил жену и потому любил в этом мире то, что любила она. Оказывается, эта привычка была у него такой сильной, что не исчезла даже вместе с любовью к жене.
– Не то чтобы красивая, но все-таки необычная, – сказала Анна. – А вот эта – точно красивая! – обрадовалась она, показывая на другую люстру, серебристо-палевую, сделанную из каких-то полупрозрачных чешуек. – Я даже не пойму, из чего она. Как будто из лунника, помнишь?
Вряд ли он помнил округлые, похожие на крупные монеты, листья лунника. Сухие букеты из этого растения стояли в каждой квартире гарнизона – как и вазочки, связанные из белых катушечных ниток и вымоченные для твердости в соляном растворе. Или как пестрые елочные бусы, свернутые из разрезанных журнальных страниц. Эти нехитрые украшения делали все офицерские жены, и букеты из высохшего лунника тоже. Вазочки из просоленных ниток Анна терпеть не могла, а лунник любила, даже несмотря на то, что он нравился майорше Тамаре Григорьевне, у которой вкус отсутствовал напрочь.
Но, конечно, Сергей не мог помнить какой-то лунник, который последний раз видел двадцать с лишним лет назад. Да и тогда вряд ли видел – то есть видел, но вряд ли замечал.
– Помню, – тем не менее подтвердил он.
Он не прошел за Анной в глубь магазинчика – стоял у входа, рассеянным взглядом скользя по батистовым подушкам и кружевным рамкам, которыми были уложены и уставлены столы и полки.
– Еще только пять минут, – просительно сказала Анна. – Рита в Лондон едет через неделю, я бы ее сюда направила, если здесь что-нибудь интересное найдется.
– Смотри, смотри, – кивнул он. – Я же никуда не тороплюсь.
Хотя изучение магазинчика было не столько прихотью, сколько производственной необходимостью, Анне все же не хотелось, чтобы Сергей ждал слишком долго. Когда-то он терпеть не мог магазинов, и затащить его туда за покупкой, для совершения которой требовалось его присутствие, было просто мучением. Правда, теперь это, кажется, изменилось. Не сам ведь собою появился у него темно-серый плащ, и серый же, но едва заметно и дорого отливающий синим костюм, в котором нет нарочитого дендизма, но есть ненарочитая элегантность, и тонкий шерстяной шарф, на котором чуть заметно серебрится туманная пыль… Хотя, скорее всего, его просто водит по магазинам нынешняя жена, и, наверное, ей тоже нелегко бывает уговорить его на это.
Анна прошла в дальний угол магазина и принялась разглядывать небольшой обруч из засушенных роз и медных шариков; как она догадалась, это было авторское колье.
И тут ее внимание неожиданно привлекло летнее платье. Оно было так легко брошено на кресло, как будто какая-то неведомая хозяйка приготовила его для вечернего выхода и лишь на минутку где-нибудь задержалась. В том, что Анна его заметила, неожиданность была, собственно, только одна: она совершенно не собиралась покупать платье, тем более летнее, тем более такое легкое и праздничное. Она давно уже покупала одежду, только когда это было необходимо, а сейчас, в феврале, никакой необходимости в покупке летнего платья не было.
– Аня, я правда никуда не спешу, – услышала она голос мужа и вздрогнула. Неужели ей так сильно захотелось примерить это нежное, беспечное платье, что даже со стороны стало заметно? – Можем здесь хоть заночевать, не то что платье померить.
- Предыдущая
- 29/82
- Следующая
