Ядовитые цветы - Берсенева Анна - Страница 16
- Предыдущая
- 16/85
- Следующая
И Лиза снова и снова всматривалась в собственную душу, пытаясь понять: испытывает она к нему хоть что-нибудь, что можно было бы считать любовью? Вся беда была в том, что Лиза и не знала – какая она, любовь?..
Наутро она встала с воспаленными, заплаканными глазами, бледная. Мать всплеснула руками:
– Лизонька, детка, ну нельзя же так! Все я, дура старая, сама виновата! Разве можно было об этом с девочкой… Бог с тобою, Лизонька, не думай ты о замужестве об этом, если сердце не лежит! Устроится все как-нибудь, авось Господь не выдаст… Смотри, какая бледненькая, ведь так и заболеть недолго!
Но Лиза смотрела на мать устало и спокойно.
– Почему же, мама, – надо думать. Вот Борис из рейса вернется – и надо как-то подумать. Но не самой же к нему лезть с предложением, правда?
– Правда, правда, устроится все, я же тебе говорю, доча! Главное, ты сама решила… А парень он не глупый, все поймет…
Вечером позвонил Коля. Лиза подошла к телефону…
Известие о том, что Лиза бросила институт, едва не лишило Зою Сергеевну дара речи.
– Лизонька, как же это? Ведь я думала, ты справку возьмешь, разве тебе бы не дали? Да хоть к Вере Семеновне сходить, я бы позвонила…
– Мама, но я ведь тебе всегда говорила: не люблю я ни институт этот, ни химию, зачем они мне?
– Так-то оно так. – Мать вгляделась в Лизино лицо, в ее глаза, сияющие совсем новым, радостным блеском. – Если бы институт только… Лиза, честно мне скажи: не хочешь ты сюда возвращаться, передумала все, о чем говорила?
Лизе не хотелось притворяться.
– Мама, я не знаю. Вот честно тебе говорю – не знаю, и все тут. Конечно, возвращаться не хочу, но и любой ценой отсюда вырываться мне тоже не надо. Подождем, ладно? Посмотрим.
– А Борис? Что ему-то скажешь?
– А зачем ему что-то говорить? Еду брату помочь, что тут такого?
– Нельзя так, Лиза! – рассердилась мать. – Что за бессердечие такое, что за обман? Не пойдешь за него – так и скажи!
Лиза не выдержала и рассмеялась.
– Мамочка, ты так говоришь, будто он мне руку и сердце предлагал! Да, может, это все наши выдумки. Ну, поглядывает на соседку, мало ли! А по мне, – добавила она, посерьезнев, – пусть бы он женился поскорее, и жену нашел хорошую, какую он заслуживает.
Мать слушала дочку с грустной улыбкой. Совсем ребенок, хоть и притворяется взрослой, рассудительной! Только повеяло какой-то переменой, поманило чем-то новым – и она летит, как мотылек на огонь, и уже не собирается устраивать свою жизнь, уже ей ни до чего! Ну, что ж поделаешь – такая, значит, ее судьба. А может, еще и сложится…
– Что ж, доча, надо собираться, о чем уж теперь говорить, раз обещала приехать. Кто и поможет Коле, если не ты.
Борис вернулся из рейса в самый разгар сборов. Лиза сидела на полу и перебирала платья, лежащие перед нею на ковре. Зоя Сергеевна отглаживала для нее белую батистовую блузку. Нельзя сказать, что известие о Лизиной поездке вызвало у Бориса восторг, но и особенного горя на лице его не выразилось.
– Надолго, Лизуша, едешь? Ого, на полгода почти – это да! Ну, что поделаешь: родня есть родня. Не забывай там старых друзей в Москве. Столица – дело хорошее, а все ж домой возвращаться…
Он проводил Лизу на вокзал вместе с мамой, умело устроил под полкой чемодан, приговаривая:
– Все едет народ, все едет – и как не надоест только?
Когда Лиза махала им рукой, стоя в тамбуре за спиной у проводницы, сердце ее на мгновение сжалось. Но тут же всплыла перед глазами Москва – ее она увидит всего ночь спустя! – и Лиза улыбнулась этому завтрашнему городу радостно и доверчиво.
Глава 4
Наташа уехала через два дня после приезда Лизы. Перед отъездом она, обычно такая веселая и неунывающая, расплакалась, глядя на беззаботно играющую Маринку.
– Ната, ну что ты? – Лиза едва не плакала сама. – Не волнуйся, правда, все ведь хорошо будет! Ты ведь ненадолго, это кажется только…
– Как же ненадолго! – не могла успокоиться Наташа. – Я вообще никогда от них не уезжала, разве легко? Маринка вообще от меня отвыкнет, Андрюшка скучать будет, хоть и виду не подаст. И Николка – он ведь только кажется спокойным, а сам переживает…
Николай действительно ходил все эти дни мрачнее тучи. До последнего времени Наташина поездка казалась чем-то абстрактным, само собою разумеющимся, а теперь, когда надо было собирать чемоданы, он вдруг представил себе, что почти на полгода остается без нее. Ведь это совсем другая жизнь, он и вообразить ее не может – и чем наполнится она? Семья всегда значила для Николая гораздо больше, чем для большинства его знакомых, а душой его семьи была жена – и вот она уезжает… Он чувствовал настоящую растерянность, и это не была растерянность ребенка, оставшегося без материнской заботы – Николай был вполне самостоятельным, решительным человеком и не воспринимал жену как мать-наставницу, – это была растерянность любящего мужчины, из жизни которого точно улетучивался главный, неповторимый ее оттенок.
Лиза видела, как тяжела эта разлука и для брата, и для Наташи, и немного завидовала им. Повезло все-таки – оба молодые, ничем не обделенные, и нашли друг друга. Не многие могут этим похвастаться! И вместе с тем жизнь, которой жили брат и его жена, и которая, будь Лиза в Новополоцке, казалась бы ей каким-то сияющим, нереальным счастьем, – эта жизнь почему-то выглядела для нее теперь, после приезда в Москву, совершенно естественной. И правда, необыкновенный город: счастливая, многообразная жизнь здесь так же нормальна, как дыхание! Неужели она, Лиза, не найдет здесь того же, что чувствует в жизни брата и даже в жизни совсем незнакомых людей, шумной толпой плывущих по широким улицам?
Но все это так и оставалось пока предчувствием, а повседневная жизнь после отъезда Наташи потекла размеренно и спокойно.
Лиза просыпалась рано – она вообще не любила спать допоздна – и готовила завтрак Николаю и Андрюшке. Ей почти не приходилось заниматься этим дома: готовила обычно мама, да и сколько им, двум женщинам, было надо? Но неожиданно оказалось, что она, сама того не замечая, отлично умеет готовить – вкусно и разнообразно. Николай поражался:
– Лиз, я растолстею тут с тобой! Пироги какие-то, блинчики. Ведь это уйму времени отнимает!
Лиза только смеялась в ответ:
– Ты так говоришь, будто я чем-то еще занята. Почему одну яичницу надо есть?
Она довольно быстро разобралась и в московском магазинном изобилии. Правда, деликатесы покупать не решалась, но сразу поняла, какие из простых, повседневных продуктов самые лучшие. Да и Маринка подсказала:
– Лиз, я больше всего макароны люблю. Только чтобы не липкие были. Ты покупай «Макфу» – они самые лучшие!
Когда Маринка выздоровела и Николай собрался с нею по врачам за справками для садика, Лиза предложила:
– Коля, а зачем ей в садик ходить, пока я здесь? Не волнуйся, мы с ней и дома не хуже почитаем и порисуем, чем там, и волнений меньше.
– Но ведь тебе трудно с ней будет, Лизушка, – засомневался Николай, который, конечно, обрадовался предложению сестры. – Она у нас знаешь какая – только притворяется паинькой…
– Ну и что? Нормальная девочка, веселая. А мне с ней ничуть не трудно. Ты же видишь, она меня отлично слушается.
И Маринка, к радости своей, осталась дома с Лизой. До обеда они гуляли, рисовали, занимались еще какими-нибудь детскими делами, потом Маринка спала, а Лиза читала или делала что-нибудь по дому. Но дел этих оказалось не так уж и много, хоть и двое детей, и квартира большая.
«Странно, – думала Лиза, уже наслушавшись сетований молодых мам, с которыми быстро перезнакомилась во дворе, – как это женщины и не работают, и вечно жалуются, что устают от домашних дел?»
Потом приходил Андрюшка, и, несмотря на его протесты, Лиза и его вытаскивала на улицу.
– Что ты меня ведешь в эту песочницу, как маленького! – возмущался он. – Не хочу я гулять, я лучше почитаю!
– Успеешь почитать, – увещевала Лиза сердитого племянника. – Посмотри, какой ты зеленый без свежего воздуха. И зрение уже испортил. Пойдем, пойдем, не увиливай!
- Предыдущая
- 16/85
- Следующая
