Торпедой пли! - Бессонов Алексей Игоревич - Страница 2
- Предыдущая
- 2/3
- Следующая
«Мой дорогой Хорхе! Я слабею, силы покидают меня. Твоя мать пыталась скрыть от меня мой диагноз, но я не первый год живу на свете и понимаю, что это – мой приговор. Я и так прожил слишком, слишком много лет. Благодарение Богу, я был счастлив! Я рад, что сумел вырастить тебя добрым и порядочным человеком, я рад видеть исходящий от тебя свет.
Я знаю, что уже много лет в свободное время ты занимаешься проблемой инопланетных цивилизаций, я знаю, что во всех дискуссиях ты придерживаешься одной и той же, гуманистической точки зрения на эту проблему, чем снискал себе как известность, так и ненависть множества оппонентов. Хорхе! Сейчас, умирая, я должен рассказать тебе историю, которая, по всей видимости, напрочь разрушит все твои иллюзии и даже, наверное, пошатнет твою уверенность в собственной правоте – но ты должен это знать.
На самом деле я вовсе не аргентинский инженер-кораблестроитель. Моя (и твоя, конечно), настоящая фамилия не Санчес да Силва, а…впрочем, теперь это уже не важно. Именно поэтому ты так не похож на латиноамериканца. Я – немец, моя семья веками проживала в Восточной Пруссии. В середине тридцатых годов я, нафанатизированный речами фюрера, вступил в нацистскую партию, и вскоре стал офицером СС. В те годы я заканчивал одну престижнейшую техническую школу в Гамбурге. Когда началась война, я занимался рядом проблем германских ВМС, а позже меня перевели в секретную службу Третьего Рейха. История, о которой я должен тебе рассказать, произошла весной 1942 года. По странному совпадению, мне тогда было столько же лет, сколько и тебе – сейчас, и я находился в том же самом чине майора – я был штурмбаннфюрером войск СС.
Итак, была весна, поздняя весна 1942. Я и еще два офицера СС ниже меня рангом вышли из норвежского порта Нарвик на подводной лодке – наш путь лежал на русскую Новую Землю, где мы должны были выполнить секретное задание командования. Это была большая, так называемая «океанская» субмарина, но из-за того, что на обратном пути предполагалось принять на борт довольно большой груз, мы имели всего две торпеды – одна была заряжена в одной из носовых труб, вторая – в корме… Мы выполнили свою миссию и были на полпути к базе, когда…»
Полчаса спустя Джордж Санчес да Силва, задыхаясь, отбросил от себя последний лист, исписанный аккуратным отцовским почерком, и закрыл глаза. Перед ним живо и властно поднялась страшная картина той ледяной весны – он готов был поклясться, что чует соленый ветер далекого Баренцева моря, всем своим существом ощущает, как…
…волна ударила лодку в скулу, по-змеиному шипя, прокатилась по палубе и рассыпалась об острое ребро рубки, обдав всех стоящих на мостике пронзительно холодными брызгами. Корветтен-капитан Цихаус привычно выругался и украдкой взглянул на стоявшего рядом с ним мрачного мужчину с впалыми щеками и пронзительно голубыми глазами, которые взирали на мир с непробиваемым презрением. Тот даже не пошевелился. Струйки воды торопливо сбежали по прорезиненной ткани его зюйдвестки и ушли через шпигаты за борт – он двинулся лишь тогда, когда несколько капель, соскользнув с надвинутого на лицо капюшона, обожгли холодом его щеку.
Цихаус, сильно затягиваясь своей едкой сигаретой из дрянного болгарского табака, оглядывал прищуренными, слегка воспаленными глазами пляшущую серую линию горизонта. Голубоглазый офицер курил небольшую трубку. Неожиданно он сильно стиснул ее зубами и поднял к глазам мощный бинокль, до того без дела болтавшийся на его узкой груди.
– Там корабль, капитан, – отрывисто сообщил он, – взгляните сами.
Цихаус поспешно воздел свой «Цейсс».
– Срочное погружение! – рявкнул он в рубку. – Русский эсминец, герр штурмбаннфюрер. Скорее! Интересно, о чем думает акустик?! Сигнальщик! Я отдам вас под суд!..
Шипя насосами, лодка провалилась под холодное покрывало волн. Цихаус, все еще продолжая ругаться, поднял перископ и замер, воткнув лицо в резиновую маску визира.
– Доннер веттер, – сказал он, – эти большевики шпарят на таких узлах, что нам не стоит и пытаться… но все-таки мы попытаемся. Рильке! – позвал он штурмана. – Ну-ка полюбуйся на этих красавцев. Что скажешь?
– Как же я ненавижу тригонометрию, Эрик, – отозвался штурман, отняв лицо от маски. – Идем… где моя линейка?
Грызя ногти, пухловатый штурман стремительно произвел вычисления. Цихаус, стоя возле рулевых, отдал команды на изменение курса и снова прилип к перископу.
– Ну вот, – прошептал он через несколько мгновений, – теперь – пли!
Обильно смазанная тавотом, торпеда покинула носовую трубу. Цихаус напряженно наблюдал за ее движением. Тем временем русский эсминец, словно почуяв угрозу, неожиданно переложил руль. Цихаус исторг шквал ругани и в исступлении заколотил по рукояти ни в чем не повинного перископа. Неожиданно он смолк и вновь приник к резиновой маске.
– О, мой бог, – хрипло зашептал он. – Посмотрите, герр штурмбаннфюрер, посмотрите на это!
Эсэсовец решительно отодвинул его от перископа. Перед его глазами открылась жуткая и… странная картина: что-то большое, напоминающее собой ската (вдоль ребра объекта тускло помаргивал ряд желтых огоньков) медленно падало из седого неба прямо на русский эсминец. Запрыгали, исторгая фонтаны свинца, зенитные пушки – но через секунду все закрыло собой ослепительно яркое, искрящееся зеленное облако.
В рубке стал слышен скрежет металла – то море рвало переборки тонущего корабля… Штурмбаннфюрер провел рукой по лицу и глухо сказал:
– Я не знаю, что это.
– Это наши? – изумленно переспросил Цихаус.
– Я не знаю, – все так же глухо ответил эсэсовец. – Но, думаю, что нам лучше покинуть этот район. Как можно быстрее.
Корветтен-капитан послушался его совета. Напрягая моторы, лодка рванулась вперед. Теперь они делали почти десять узлов. Никто в рубке не смотрел друг на друга… через час акустик сбросил с себя наушники и помассировал виски:
– За нами идет какой-то гул… непонятный гул, я никогда не слышал ничего подобного.
Цихаус поднял белые от ужаса глаза. Штурман, не понимавший, что, собственно происходит, удивленно заморгал и отвернулся. Командир повернулся к офицеру в черном. Тот стиснул челюсти, отчего покрытые щетиной щеки запали еще сильнее:
– Я считаю, что мы должны всплыть. Возможно, это испытательный полет нового аппарата рейха… никакого другого объяснения я придумать не могу.
– Да о чем вы, черт побери, толкуете? – возмутился штурман.
Цихаус нервно облизал сухие губы и тронул плечо горизонтальщика:
– Всплытие… все моторы – стоп!
– Что здесь происходит? – продолжал ерзать в своем креслице штурман.
Ему не отвечали.
– Шум встал, – медленно сказал акустик. – Он был рядом, совсем рядом. Пеленг…
Командир отдраил кремальеру главного люка и резво выскочил наверх. Офицер СС, накинув на плечи просохшую зюйдвестку, ринулся за ним.
Увиденное ошеломило их. Не более чем в одном кабельтове позади лодки из пляшущих свой танец серых волн росло в небо странное черное сооружение. Цихаусу оно показалось лоснящимся округлым конусом, украшенным поверху рядом неярких желтых фонариков. В боку черного конуса виднелось слабо светящееся отверстие – возможно, люк или дверь. Цихаус вытащил сигарету; к его изумлению, неразговорчивый эсэсовец попросил и себе.
Они молча курили около пяти минут. Цихаус бросал на эсэсовца короткие взгляды, словно ожидая команды, но тот молчал. Лишь докурив сигарету, он потеребил пальцами свой бинокль и распорядился – не слишком решительно:
– Прикажите спустить на воду бот, капитан.
– Вы считаете? – ужаснулся Цихаус.
– Мы здесь одни… возможно, это экспериментальный аппарат, потерпевший аварию. Ничего другого я придумать не могу. Возьмите с собой матроса. И… распорядитесь, чтобы мне принесли пулемет.
Цихаус икнул и скрылся в люке.
Несколько минут спустя лодчонка с капитаном, эсэсовцем и рослым матросом на веслах приблизилась к таинственному объекту. Эсэсовец держал на коленях «МГ» с длинной лентой, у Цихауса и матроса были с собой автоматы. Из прямоугольного люка в рост человека лился неяркий голубой свет. Матрос остался в лодке, эсэсовец с капитаном ловко запрыгнули вовнутрь странного аппарата.
- Предыдущая
- 2/3
- Следующая
