Самая шикарная свадьба - Богданова Анна Владимировна - Страница 19
- Предыдущая
- 19/62
- Следующая
«Нет, я, конечно, не отрицаю, что нельзя разбрасывать вещи и тушить окурки в цветочных горшках и что во многом Влас прав, но на меня, привыкшую в течение трех лет холостяцкой жизни делать что хочется и когда хочется, новый уклад несколько довлеет. Страшит даже!» – подумала я и, машинально потушив окурок в бочке с пальмой, набрала номер Иннокентия.
– А-алле-е? – вопросительно раздалось в трубке, и мне показалось, что бывший бабушкин ученик не один, что к телефону подошла какая-то девица – не исключено, что Лида Сопрыкина.
– Добрый день, будьте добры Иннокентия к телефону, – попросила я, и сердце мое упало – если Иннокентий не один, плакал наш гениальный план, разработанный вчера в кафе при участии любителя русской словесности.
– Ой! Это я, Магья Лексевна! – задыхаясь от радости, взвизгнул он.
– Что ты сегодня делаешь, Иннокентий? – спросила я и, затаив дыхание, ждала, что он ответит. Но он ничего не отвечал – он молчал как рыба. – Алле? Иннокентий?
– Я тут.
– Можно к тебе сегодня приехать в гости?
– Да, да, да! – он буквально захлебывался. – Я буду вас ждать! – воскликнул он и бросил трубку.
«Надо же, странный какой», – подумала я и снова набрала его номер:
– Иннокентий, а ты мне не скажешь свой адрес?
– Зачем? – подозрительно спросил он.
– Как же я к тебе в гости приеду, не зная твоего адреса? – удивилась я. Он молчал. Я поняла, что надо действовать напролом, иначе наш гениальный план разлетится подобно карточному домику. – Нет, если ты, конечно, не хочешь меня видеть, то можешь не говорить своего адреса. Тогда я просто не приеду, и мы с тобой не увидимся, – он молчал как партизан. – Ты меня слышишь?
– Да.
– И мы с тобой не увидимся, – повторила я и угрожающе добавила: – Никогда!!!
– А ты жениться на мне обещала, – капризно заметил он.
– Но не все сразу, Иннокентий, нужно запастись терпением.
– Пгавда женишься? – подозрительно спросил он.
– Я никогда не обманываю! Ведь я обещала тебе позвонить и вот звоню, – мое терпение было на исходе. – Так ты дашь адрес или нет?
Наконец он раскололся и продиктовал свой несчастный адрес, а потом сбивчиво и нудно принялся объяснять, как дойти от метро до его дома.
Двадцать минут четвертого за мной заехали девчонки, и мы отправились к Анжелиному мужу.
– Едва вырвалась с работы! – воскликнула Пулька, когда мы отъехали от дома Власа.
Ползли мы еле-еле, наконец Пулькина «каракатица» остановилась у девятиэтажного дома с одним-единственным подъездом.
– Анжел, а Лидии Михайловны точно дома нет? – с тревогой в голосе спросила Пуля.
– Да они с моим отцом с Кузькой и Стехой сидят!
– Слушай, а что это с внуками все время твой отец со свекровью сидит? – спросила я. – А Нина Геннадьевна где?
– Мамаша сегодня в Серпухов поехала.
– Зачем? – удивилась Икки.
– К иконе чудодейственной приложиться. Есть там одна икона от пьянства – «Неупиваемая чаша», так вот она решила припасть к ней, попросить за нас с Михаилом.
– Девочки, идемте, все вместе, – сказала Пулька, и мы решительно направились «в гости» к Анжелкиному мужу.
Огурцова открыла дверь запасными ключами. Казалось, в квартире никого не было, но Анжела уверенно пересекла комнату, открыла дверь – там оказалась еще одна, маленькая: среди пустых бутылок из-под пива, водки и дешевого вина на грязном, сером белье возлежал Михаил в джинсах, футболке и сандалиях и, уткнувшись в подушку, спал мертвецким, пьяным, тяжелым, беспробудным сном.
Больше всего меня поразила разница между идеально чистой большой комнатой (видимо, здесь обитала Лидия Михайловна) и свинарником, где спал чернобровый детина. Хоть у Лидии Михайловны обстановка была более чем скромная, но повсюду – на столе, на тумбочке – красовались кипенные салфетки, связанные крючком вручную, на кровати – подзоры – все беленькое, чистенькое. Причем у меня сложилось такое впечатление, что все эти видимые атрибуты мещанства (как то салфеточки или кружавчики) не несли тут филистерской функции, а скрывали ободранные подлокотники кресел и облезший лак мебели. Судя по всему, Лидия Михайловна была замечательной хозяйкой – находчивой, рукодельной и чистоплотной.
– Что я вам говорила! – воскликнула Огурцова. – Мешок с дерьмом – делайте с ним что хотите!
– Да тише ты! – прошептала Пулька. Она подняла бесчувственную руку Михаила и, проверив пульс, отпустила – рука безжизненно упала на кровать. – Он до утра не очнется, – констатировала она. – Это я вам как врач говорю.
Анжелка проверяла пустые бутылки:
– Вот скотина, все вылакал!
– Действительно! Надо же, свинство какое, даже жене не оставил! – съязвила Икки.
– Ну, хватит болтать, понесли его. Ты, Анжела, взвали его на себя, я возьмусь с другой стороны, а вы, девочки, прикроете нас, – распорядилась Пулька.
– Тяжелый, черт! – задыхаясь, проговорила Огурцова, с трудом запихивая своего благоверного на заднее сиденье Пулькиной «каракатицы». – Вообще непонятно, как он туда поместился! Предупреждала я тебя – маленькую машину берешь!
– Я ее покупала не для того, чтобы твоего невменяемого мужа по городу катать!
– Мало ли что в жизни может быть, – проворчала Анжела и уселась вперед.
Мы с Икки поймали такси и велели водителю следовать за горчичной «каракатицей».
– Погоня, что ли? – шутливо спросил шофер.
– Вроде того, – бросила Икки и с беспокойством заметила: – Как бы у Пулькиной машины от такого груза дно не проломилось! Ну и здоровы же эти Поликуткины!
Потом Икки поведала мне о том, что хочет арендовать помещение под проктологическую аптеку напротив «Лекаря Атлетова».
– Я сегодня утром ездила домой, там ателье закрыли месяц назад и объявление висит: «Сдается в аренду» и все такое… Вот телефон, – и она показала мне узенькую полоску бумаги с телефоном.
– Но я не понимаю, почему тебя заинтересовало это бывшее ателье? Ты ведь теперь живешь не у матери. Будешь каждый день на дорогу два часа тратить! И это минимум!
– Ну, во-первых, мне так кажется, что я скоро снова к дорогой матушке перееду.
– Да ты что? – поразилась я.
– По-моему, они с отцом серьезно переругались – то молчат, то орут, как безумные, друг на друга. Мамаша опять на свой холодильник замок повесила. Короче, живут, как кошка с собакой, периодически меняясь ролями.
– Из-за чего они поругались-то?
– Так они мне ничего не рассказывают! Ну, а во-вторых, я хочу быть заведующей аптекой именно напротив злосчастного «Лекаря Атлетова», чтобы утереть нос Вонючке, Кургузой, Дусе, Обезьяне и Женщине с монголоидной физиономией и злыми черными глазами!
Все вышеупомянутые особы являлись бывшими Иккиными сотрудницами, которые издевались над моей подругой, как могли: под любым предлогом не платили ей премию, заставляли работать внеурочно и даже объявили как-то раз бойкот, чего Икки не вынесла и, наконец, высказав каждой мерзавке в лицо, что она о ней думает, написала заявление об уходе и уволилась.
Такси притормозило вслед за Пулькиной машиной у подъезда Иннокентия.
– Ну, иди, – сказала мне Пулька.
– Не-ет, я одна не пойду!
– Ну что ты как маленькая! Иди, кому говорю!
– Я одна боюсь к нему идти, и потом, нужно отвлечь его, чтоб он забыл о ключах. Если у него попросить ключи, он ни за что их не даст!
– Да-а, представляю я этого бывшего ученика твоей бабушки, – вздохнула Пулька и возвела глаза к небу. – Вон, Анжелка пусть идет! В конце концов, ради нее стараемся!
– А что мне делать-то? – с опаской спросила меня Огурцова в лифте.
– Да я сама точно не знаю, но нужен какой-то маневр, чтобы он напрочь забыл о ключах, дальше – дело техники, – сказала я и решительно позвонила в обшарпанную дверь.
– Кто? – взвизгнул Иннокентий.
– Это Маша, внучка Веры Петровны.
Иннокентий что-то долго ковырялся с замком, и когда наконец открыл дверь, мы с Анжелой увидели бывшего ученика моей бабушки в псиво-синих, протертых в некоторых местах тренировочных штанах, натянутых до подмышек и с оттопыренными коленями, в шлепанцах с отлетевшей липучкой на босу ногу – так, что одна из перемычек с поразительной готовностью торчала кверху, мешая владельцу передвигаться; в розовой майке с каким-то зверем, но каким именно, я рассмотреть не смогла – из-за высоко поднятых штанов видны были только чьи-то зеленые уши.
- Предыдущая
- 19/62
- Следующая
