Юность под залог - Богданова Анна Владимировна - Страница 53
- Предыдущая
- 53/53
– Але, – басом проговорила Бубышева.
– Ника! Это я, здравствуй, как ты?
– Как? Никак. Все плачу. Ларион обещал позвонить вчера вечером, да так и не позвонил, – уныло проговорила она и вдруг воскликнула: – Врет все время! А почему? – И она захлюпала в трубку.
– Ну перестань, перестань! Никуля! Господи, и зачем он тебе нужен?
– Он все карты мне опять перепутал. Хотела сегодня поехать в институт красоты усы удалить – уж договорилась, записалась, а теперь не знаю, что делать: его звонка ждать или на эпиляцию ехать! – в сердцах воскликнула Бубышева.
– А зачем тебе усы-то удалять? Ведь это ж опасно! Они после твоей эпиляции могут так попереть, что ничем не остановишь!
– Что, прикажешь мне как Буденному ходить!
– Ну ладно, это твое дело! Я все никак не спрошу тебя! Помнишь, ты липосакцию передней брюшной стенки делала?
– Ну.
– И как?
– Так я ж тебе сто раз говорила – до процедуры я хоть живот могла в себя втягивать, а теперь он колом стоит и не убирается. Все равно, наверное, придется косяки сносить, – тяжело вздохнув, молвила Бубышева.
– Н-да, – философски промычала Аврора Владимировна. – Слушай, Ника, а какое сегодня число?
– Девятое октября! Ты прям, Аврор, со своей писаниной уж и счет дням потеряла! Так и с ума сойти недолго!
– Ой! Слава богу! Успею!
– А что, что такое-то?
– Да у Аринки тринадцатого октября начало сезона в театре и тринадцатого же дают премьеру, где она главную роль играет.
– Кого это?
– Чацкого в «Горе от ума», – не без гордости заявила Дроздомётова.
– А чо не Софью?
– Ой! Ника! Сравнишь тоже! Чацкий – это Чацкий, а что Софья-то?! Вертихвостка! Совершенно несерьезная роль!
– Ну не знаю... А что это у них сезон так поздно начинается?
– Почему поздно? Двадцать четвертого сентября – последний день сбора картошки в их захолустном городишке. Потом повальный двухнедельный запой с полным пожиранием этой самой картошки. К тринадцатому аккурат все оклемаются... Людей после страшного свинства и разврата потянет на чистое и прекрасное, а театр – это единственный культурный островок в городе. Туда все и ринутся.
– Аврор! А можно я с тобой поеду? Меня тоже ведь на прекрасное тянет! – пробасила Бубышева.
– Так в Москве полно театров! Взяла б да сходила!
– Не могу я одна! Мне б за кем-нибудь... Хвостиком... – жалостливо протянула та.
– А что? Поехали!
– Позвоню тебе вечером, расскажу, как эпиляция прошла, – сказала Вероника Александровна и поехала истреблять свои не сказать чтоб уж очень длинные и черные усы – так себе, усы как усы.
А наша героиня, покрутившись на великолепном черном кресле с высокой спинкой, точь-в-точь как у сочинительницы любовных романов, которую часто показывают по телевизору, и перечитав последний абзац, решила, что в окончании второго тома ее эпопеи недостает чего-то очень важного.
И тут ее осенило – не хватает простого обещания, некоего обязательства с ее стороны! Она склонилась над клавиатурой и вдохновенно застучала: «P.S. О том новом витке моей дальнейшей жизни, новом отсчете, новом этапе, впрочем, как и новой квартире, читайте в моей следующей книге. Вы, наверное, уже поняли, что я человек слова – раз обещаю продолжение книги, значит, оно непременно будет. Вы, главное, читайте, а за мной дело не станет!» – написала Дроздомётова и, оставшись на сей раз весьма довольна финалом, прибавила, словно желая поставить жирную и последнюю точку во втором томе своих мемуаров:
«С приветом, Аврора Дроздомётова».
- Предыдущая
- 53/53
