Повесть о плуте и монахе - Бояшов Илья Владимирович - Страница 2

• Предыдущая
• 2/30
• Следующая

Передавала царица первосвященнику младенца, как хрупкую драгоценность, как хрустальный сосуд.

Сиял рядом с нею отец – государь российский – не было человека счастливее его.

Народ же на улицах ликовал и теснился повсюду – с трудом удерживали его солдаты. Многие поднимали своих детей, чтобы увидели те будущего господина, но все видели лишь расшитые золотом мундиры да платья царской свиты. Вот тронулись кареты, поскакали ко дворцу трубачи и барабанщики с литаврами, а за ними – гвардейская стража, лейб-казаки. За мамками, няньками, пажами упрятали спящего младенчика, надежно укрывали его каретные двери, занавеси защищали от дурного глаза, от шума и слепящего солнца. Ждали царевича во дворце подарки; бриллиантовые крестики, золотые цепочки, а столы ломились от кушаний.

А священники пели:

– Многие лета Алексею Николаевичу!

Время шло: рос себе плут у благочестивых родителей. За него волновалась матушка:

– Не упал бы с крылечка, в яму бы не шагнул… Мостик бы его не свалил. Косяк бы дверной не ударил!

Как исполнилось малому пять годков – взялся он бегать с деревенским дурачком Телей. Завздыхала добрая мать:

– Ах, не пропал бы сынок, не потерялся бы с улицы. Защиплют его гуси, закусают собаки.

И болело ее сердце, когда не видела сынка под окнами.

Летом, когда ласточки принялись носиться над пыльной дорогой, скрепя сердце, сказала:

– Бери, Алешенька, узелок, ходи на дальнюю горку, там батька твой пашет – отнеси ему пообедать сальца да хлебушка! Отец наш еды дожидается.

Алешка убежал, кинул в траву узелок, а сам играл с дурачком, заставляя того скакать на четвереньках, – оседлав Телю, помахивал хворостинкой. Время к вечеру – Алешка вспомнил об узелке, содержимое съел, а губы дурачку салом намазал.

Возвратился голодный батюшка:

– Что, жена, не пришла сама, не прислала сынка на горку?

Плут тогда захныкал, принялся тереть глаза:

– Бежал я, бежал, дурачок меня толкнул в овраг, пока поднимался, Теля все съел – вон у него губы салом намазаны!

Мать взялась отцу ахать:

– Накажи дурачка, он сынка обидел. Отец рассердился, закричал глупому Теле:

– Чтоб духу твоего здесь не было! Тот испугался, со всех ног убежал.

На следующий день позвала мать сорванца:

– На-ко, сынок, отнеси еды отцу. Дурачка-то нет, батька его прогнал!

Алешка-плут побежал по деревне скакать – бегал, бегал, устал, проголодался. Из узелка все вытащил и отправил в рот. Потом поймал собаку соседскую, Жучку – морду ей оставшимся салом вымазал.

Плача побрел домой хитрец и жаловался матери:

– Я маленькой, я слабенькой, напала на меня собака, отняла, все съела – вот и морда у нее в сале.

Отец грозился собаке:

– Больше ей сюда не сунуться! Вновь мать узелок повязала:

– Ты иди, Алешенька, не той дорогой, что по селу ведет, а той тропкой, что вдоль речки пробегает. Собаки там не ходят, дурачка там не видно.

Алешка кивнул и побежал играть. Вечером он поужинал и, выкинув узелок, взялся попричитывать, тереть глазенки:

– Напал на меня у реченьки медведь – я узелок-то ему кинул, а сам – на дерево! Уж он терзал, выгребал еду батюшкину, я до вечера на березке сидел, спуститься не мог.

Отец на лгуна осерчал:

– Каков медведь-то был?

– А вот каков – пять лап да семь ноздрей, пар валит из трех ушей!

Облилось тут страхом на дерзкий ответ материнское сердце, но не дала сынка наказывать, собою прикрыла:

– Единственный он у нас!

Сидел как-то раз малой на крыльце, палку строгал, кур с петухом передразнивал.

Приехал в село купец-коробейник, заглянул во двор:

– Это что за малец, аккурат с мой меньшой палец? Кабы не споткнулся я, за порог не зацепился – не увидел бы тебя да не задивился!

– Это немудрено, – заметил Алешка. – С такими бутылями, что торчат у тебя из карманов, и блоху примешь за корову, а гору между ног пропустишь…

– Экий ты прыткий! – засмеялся купец. – А не скажешь ли тогда, как у вас живут на селе?

– У нас на селе подралась попадья с дьяконицей, маленько поноровя, черт треснул пономаря, поп не тужил и обедни не служил.

Купец спросил:

– Если ты такой спорый, угадай – отчего голова моя раньше бороды поседела?

– Как не знать! – с невозмутимым видом откликнулся малой. – Борода-то головы лет на двадцать моложе.

И убежал, хохоча.

Надоумил Алешка Телю, бестолкового дурачка:

– Теля, Теля, нужна твоя помощь! Сосед наш свинью палит. Свинья-то уже загорелась. Бери ведро, беги заливать. Он спасибо скажет тебе, благословит, даст пряничков.

За дураком долго бегали, награждая тумаками. Хохотал безжалостный плут.

– То-то, каковы прянички?

Забрался он под церковный алтарь и ждал, когда поп начнет проповедь. Воскликнул тот:

– Господи! Очисти нас, грешных, и помилуй!

Был из-под самого алтаря голос:

– Не помилую! Священник повторил:

– Очисти нас грешных! Помилуй!

– Не помилую! В третий раз прокричал священник:

– За что, Господи, отвергаешь просьбы мои? Помилуй!

И, услышав ответ, проклинал про себя богохульника.

Суровый отец снял вожжи и дождался сына. Поймав его, как угорь юркого, и, зажав голову между ног, смахнул штаны и с огорчением ударил:

– Вот тебе, озорник, за Господа нашего, Вседержителя. Не богохульствуй, выполняй заветы Его, как и положено православному. Аминь!

И ударил второй раз, очень огорчаясь:

– Не задевай ни словом, ни делом священника, ибо он для веры сюда поставлен, для доброго напутствия – он крестил, он женить будет, он нас и схоронит – куда нам без попа? Вот тебе за Иисуса Христа. Аминь!

Третий раз сокрушенно ударил:

– За Святого Духа! Не потакай своему юродству, над людьми не смейся, грех обижать умом обиженных. Аминь!

Так, выдрав, сидел печальный. И сказал жене:

– Чем прогневал я Бога? Чту законы Его и отношусь по-христиански к странникам. В церковь хожу чаще прочих и справляю все посты. Крепко мое хозяйство – оттого, что тружусь от зари до зари. В кого же тогда баловник и шельмец? Откуда набрался он бранных слов, непотребных выходок? Будоражит честных людей, и стыдно мне уже в глаза смотреть соседям. Что же будет, когда подрастет?

Зашлась в плаче матушка, кинулась искать любимого сынка – но не нашла нигде: ни во дворе, ни на улице. И плакала, возвратившись домой, о нем убивалась.

Беспутный же сынок как ни в чем не бывало бежал к дурачку Теле, который один слонялся за околицей. Дурачок дружку обрадовался.

Смастерил плут дудочку-свирельку и сидел под березой – далеко отсюда были видны леса и поля и убегала вдаль дорога.

Играл на дудочке расторопный Алешка, а дурачок отплясывал.

А малой пел:

Горя ему было мало!

Зимою два слепца застучали в ворота Алешкиного дома. Били по воротам слепцы клюками:

– Подайте людям замерзшим, слепеньким да бедненьким.

Переговаривались, закатив невидящие глаза к небу:

– Чуем, спускается кто-то с крыльца. Спешит-поспешает добрый человек с хлебцем, с копеечкой. Стучит добренькое его сердечко, готов убогим подать на здоровье!

И еще прислушались:

– Не малое ли то дитятко? Не скрипят ли по снегу шаги самого ангелочка-херувимчика?

Плут отвечал утвердительно:

– Не иначе, спешит к вам херувимчик! И захватил с собою две сосновые чурочки:

– Вот вам хлебушко, застывший с мороза. Ничего, разгрызете, зубы-то вам Господь еще оставил!

И совал им железку:

– А это рублик вам от нас с папашею. Пошли те несолоно хлебавши – плут же над ними хохотал:

• Предыдущая
• 2/30
• Следующая