Мятный шоколад - Брикер Мария - Страница 27
- Предыдущая
- 27/68
- Следующая
– За что вы убили Николая? – неожиданно для самого себя брякнул Клим. Это было самым глупым, что только можно было сказать, так как этой выходкой он подписал себе окончательный смертный приговор.
– Николая никто не убивал, он утопился, – сухо сказал Иван Аркадьевич. – Значит, вы подумали, что мы устранили егеря, поэтому и решили спешно покинуть базу?
– Как это утопился? – растерялся Клим. – Но… почему?..
– Я его уволил и попросил покинуть базу, но он пожелал остаться, вот таким вот странным образом. Кстати, он оставил прощальное письмо, в котором сообщил, что хочет стать духом озера и оберегать его покой вечно. Жаль его, хороший был мужик.
– Так, значит…
– Вы не ответили на мой вопрос, Клим, – жестко прервал его старик. – Вы решили уехать, потому что подумали, что я могу так поступить с человеком, который у меня работал?
– Я вас не знаю, – буркнул себе под нос Клим.
– Тогда я кое-что о себе расскажу. Слушай и запоминай. Николая не за что было убивать: это я ему подкинул идею пугать клиентов злыми духами и прочей мурой. Должна же быть у озера своя легенда! С одной стороны, это загадочно и привносит некую необычность, с другой – позволяет полностью контролировать каждый шаг наших гостей во избежание, опять же, всяческих неприятностей. Обычный маркетинг, рассчитанный на скучающих богатеев, которым все до тошноты приелось. Вернувшись в Москву, вы непременно бы об этом рассказали своим друзьям, накрутив новые, леденящие душу подробности, и народ валом бы повалил на базу. К сожалению, Николай увлекся и… переиграл. Мало того, что он сам поверил во всю эту чепуху, так еще и свои прямые обязанности не выполнял. Озеро имеет свои особенности, как и любой другой водоем. Если не знаешь предпочтений здешней рыбы – ничего не выловишь. Первые клиенты после трех дней бесполезных попыток поймать хоть что-то уехали в гневе. Ведь мы гарантируем достойный улов и прописываем это в договоре. Я не понимал, что происходит, но стал догадываться, что виной всему Николай. Когда я брал его на работу, его профессиональное досье было тщательно изучено, и я выяснил, что он – один из лучших ихтиологов в России! Прочие подробности меня на тот момент не волновали. То, что он болен маниакальной шизофренией и состоит на учете в неврологическом диспансере, я узнал позже. Хочу также подтвердить, что расстались мы вполне мирно, мне и в голову не могло прийти, что он покончит с собой.
– Простите… – замямлил было Клим, но старик вновь его перебил:
– Николая не за что было убивать, но вы – другое дело. – Хозяин замолчал, потянулся к зажигалке, повертел ее в руках, зажег, сконцентрировал взгляд на голубовато-желтом пламени, потушил, отложил зажигалку в сторону и поднял глаза на Клима. Клим непроизвольно вздрогнул, ему вдруг стало страшно от мысли, что Заболоцкого больше нет, что его убили! Но за что, господи?!
– Что вы сделали с Петром? – сжав кулаки, сквозь зубы процедил Клим.
– Ничего. Он жив и в относительном порядке, – скупо объяснил Иван Аркадьевич, и Клим вздохнул с облегчением.
– Как я могу загладить перед вами свою вину? – искренне спросил он. – Я понимаю, что исправить ничего нельзя. Мне очень жаль, что все так вышло. Мне действительно жаль! Но это была случайность. Нелепая случайность! Я довольно богатый человек… Понимаю, это звучит кощунственно, но, возможно, я смогу как-то компенсировать вам утрату?
Старик развернулся, потянулся к подоконнику. «Сейчас в меня полетит хрустальная пепельница», – решил Клим и втянул голову в плечи. Опасения его не подтвердились. Иван Аркадьевич вытянул из пачки сигарету, прикурил и выдул дым к потолку.
– Глаша сейчас в местном морге, – сухо сказал он. – Займись похоронами. Это мое первое желание.
– Да-да, конечно, я все сделаю. Только… я не знаю, как хоронят собак, – пролепетал Клим.
– А кто тебе сказал, что Глаша – собака? – нахмурился старик. – Ступай, у охраны заберешь ключи от своей машины. Они ее от крови отмыли и заправили. Вчера вы пытались удрать с базы с пустым баком, – без тени улыбки сообщил Иван Аркадьевич. – Они объяснят тебе, куда обратиться. Можешь пешком прогуляться, если хочешь. Здесь все близко, городок маленький.
– Вы даете мне полную свободу? – обрадовался Клим. – Нет, я, конечно, сделаю все, о чем вы меня попросили. Просто любопытно, чем же я заслужил ваше доверие? Не боитесь, что я просто сбегу?
– Нет, – усмехнулся Иван Аркадьевич, – я передам твоему другу от тебя привет.
– Ах, вот оно что? – догадался Клим. – Вы взяли Заболоцкого в заложники и теперь будете манипулировать мной как вам заблагорассудится! Что вы там про первое желание говорили? Если есть первое, значит, будет и второе? Сколько же всего будет этих желаний? А, позвольте, я сам догадаюсь – их будет три! Угадал? – истерически выкрикнул Клим.
Ответ он нашел в глазах старика и понял, что попал в точку. По спине вновь пробежал холодок. Сомнений не было: он оказался в руках у сумасшедшего любителя сказок, да еще, по всей видимости, наделенного деньгами и властью. Что может быть хуже зацикленного на какой-то идее фикс шизофреника с деньгами? Какие бредовые планы могут прийти такому человеку в голову? Хорошо, если вторым желанием будет добыть «синюю птицу» или «аленький цветочек». Хуже – если потребуется сразиться с драконом. Господи, нет! Это все ерунда, определенно, старик задумал нечто более изощренное, чтобы ему отомстить. Идиотизм какой-то! Это ж надо так влипнуть! Неожиданно в голове Клима мелькнула странная мысль, которая своей абсурдностью привела его в состояние, близкое к истерике. Прозвище Заболоцкого как нельзя лучше подходило к данной ситуации: лягушка – Пипа – в заточении у злого Кощея Бессмертного, а Клим – рыцарь, призванный ее… его спасти, выполнив три желания. Или там что-то другое было? Точно, он все перепутал, смерть Кощея находилась в яйце. Может, у этого фольклориста в этом самом месте смерть и затаилась, и следует стукнуть его хорошенечко промеж ног, чтобы проблема решилась сама собой? Он даже похороны согласен взять на себя… Местечко на кладбище организует рядышком с любимой Глафирой… Соблазн был так велик, что Клим, подавив в себе истерический смех, сделал шаг в сторону Ивана Аркадьевича. Рука старика молниеносно нырнула под плед, так же быстро вынырнула – и Клим замер на месте. Иван Аркадьевич ухмылялся, направив на него дуло пистолета.
– Я пошел, – криво улыбнулся Клим и попятился к двери.
– Ступай и помни – все должно пройти по высшему разряду. Завтра, после похорон, я решу, что тебе делать дальше.
Дальше он найдет Заболоцкого, и они вдвоем смотаются отсюда – вот что будет дальше, решил Клим и вышел за дверь.
Получив необходимую информацию и ключи от своей машины у охранников, Клим в сопровождении одного из них вышел на улицу. Рядом с домом Ивана Аркадьевича поблескивала отполированными боками машина Клима. Он внимательно оглядел бампер. Небольшая вмятина: это все, что напоминало о вчерашней трагедии, но по телу поползли гадкие мурашки и стало холодно, несмотря на жаркое летнее утро. Он открыл дверь машины и некоторое время боролся с собой, пытаясь справиться с паникой, но страх взял верх – в таком состоянии садиться за руль было опасно.
– Прогуляюсь пешком, – сообщил он охраннику, с силой хлопнул дверцей и направился к воротам базы.
Когда Клим, огибая озеро, миновал лес и вышел в поле, в голове у него возникло смутное подозрение, что заняться похоронами несчастной убиенной Глафиры старик поручил ему не просто так. Эх, жаль, что в детстве у него не было бабушки, а мама вкалывала от зари до зари и сказочки ему на ночь не почитывала, некогда ей было… Какое, оказывается, у него было трудное детство! Все сказки в башке перемешались. Может, старик своей больной головой решил, что его собака – это заколдованная спящая принцесса? Что он там сказал? Ах, да, типа: а кто это вам сказал, что Глаша – собака? Вот идиот! При таком раскладе не исключено, что на похоронах этот полоумный фольклорист заставит его целовать свою зверюгу в пасть! Мысль эта показалась такой дикой, что у Клима нервно дернулось левое веко. Он остановился и потер глаза, пытаясь успокоиться. Не хватало еще, чтобы вернулись давно забытые проблемы переходного периода его жизни, от которых он избавился, лишь миновав рубеж совершеннолетия. Память резким рывком отбросила его в отрочество: прыщи на лбу, спрятанные под длинной небрежной челкой, излишняя агрессивность, тупое упрямство, бас, прорывающийся сквозь писклявый фальцет, пальцы все в мозолях от жестких гитарных струн, убогая школа, несъедобная манная каша, занудные училки с вечными претензиями, потные раздевалки физкультурного зала, рано повзрослевшие одноклассницы с ядовитым облупившимся маникюром, ночные поллюции… О чем это он? Ах да, самой большой неприятностью был нервный тик. Жуткая штука, мучившая его в период активного полового созревания. Начинался он обычно в самый неподходящий момент, когда, набравшись наглости, он пытался произвести впечатление на какую-нибудь симпатичную особь противоположного пола. Да… его юность не была безоблачной!
- Предыдущая
- 27/68
- Следующая
