До конца своих дней - Бенедикт Барбара - Страница 26
- Предыдущая
- 26/91
- Следующая
– Да так уж нам необходимо его согласие? – пустил он пробный камень. – Ну допустим, не согласится – ты тогда откажешься выйти замуж за Ланса?
– Нет, наверно. – Гинни вздохнула. – Я взрослая женщина и должна сама решать свою судьбу. Даже если. – Она потрогала губы, потом сурово их поджала. – Нет, я поклялась выйти замуж за победителя, и я это сделаю.
– Вот и молодец! – Джервис похлопал ее по плечу и поглядел на трибуну. Однако Джона там не было. – Иди, милая, и садись на трон. Похоже, что мне надо идти за твоим отцом, – с раздражением в голосе сказал он.
Надеюсь, он не начал с утра прикладываться к бутылке.
Но Джервис надеялся, что именно это и случилось, чем больше Джон охмелеет, тем податливее он будет. Более того, Джервис сам собирался снабдить его фляжкой с виски.
– Иди-иди, детка, – рассеянно сказал он Гинни, размышляя о том, как быстрей напоить брата. – Нельзя заставлять зрителей ждать – они хотят видеть свою королеву.
Гинни кивнула и вздернула голову – совсем как ее мать. Глядя, как она, гордо выпрямившись, идет к своему трону, Джервис вспомнил Аманду Мейтленд, когда та была еще девушкой. Он еще и потому хотел выдать Гинни за этого недоумка Ланса, чтобы она не путалась у него под ногами.
Ну осталось всего несколько часов, подумал он и повернул назад к дому.
Гинни подошла к трибуне. В голове у нее был ералаш. «Неужели это я?.. Да как же я согласилась?.. Это какая-то ужасная ошибка... А что, если упасть в обморок? Может быть, турнир отменят?» Народу было очень много, она правильно сказала Рафу, что соберется все местное общество. Но дядя был не прав: они вовсе не ждали свою королеву. Соседи, собравшись кучками, болтали, не обращая на нее никакого внимания. Когда она увидела на трибунах всех самых завидных женихов округи, у Гинни стало скверно на душе. Как это унизительно! Все они пришли поглазеть: кроме Ланса, никто из молодых аристократов не претендует на ее руку.
Ланс. Теперь Гинни уже жалела, что попросила Ланса поцеловать ее. Может быть, дядя Джервис и прав, может быть, его мысли заняты турниром, но он мог бы сделать это и более пылко, мог бы дать ей ощутить волшебство поцелуя. Тогда она, наверно, не испытала бы такого разочарования.
Надо честно себе признаться, поцелуй Ланса не вызвал у нее никаких чувств. Это было все равно как в детстве, когда они чмокали друг друга в губы, – в его поцелуе не было ни капли страсти. Господи, да ее куда больше расшевелил поцелуй незнакомого человека!
Вспомнив, что она ощутила, когда ее поцеловал Раф Латур, Гинни виновато себя одернула. О чем она думает за несколько минут до того, как благородный рыцарь Ланс выедет на это самое поле биться за свою даму?
Гинни посмотрела на знамя Маклаудов, на котором под золотой короной был девиз: «Честь и достоинство». С тех пор как она себя помнила, она мечтала о том, чтобы быть королевой этого царства, чтобы править им так же справедливо и милосердно, как это делала мама. И вот ее мечта скоро осуществится, ее фантазия станет реальностью благодаря Лансу.
Высоко держа голову, Гинни поднялась по ступенькам на крытую трибуну и подошла к деревянному креслу, которое дядя Джервис величал «троном». Оно было окрашено в желтый «золотой» цвет, а в прямую спинку были вделаны сверкающие на солнце стекляшки. Может, издали оно и похоже на трон, но Гннни было ясно, что сидеть на нем будет очень неудобно. Опять придется притворяться, грустно подумала она.
Гинни не очень хотелось проверять, насколько неудобно это кресло, и она осталась стоять у низкого барьера, оглядывая турнирное поле. Зрители размещались по обе стороны главной трибуны и на большой трибуне напротив. В широком проходе между ними были вкопаны два шеста и между ними натянута веревка. С веревки свисал крюк, на который было надето кольцо. Участникам турнира предстояло состязаться в ловкости: кто больше раз сумеет на полном скаку снять это кольцо с крюка копьем.
Гинни огляделась и невольно вздохнула. Дядя Джервис постарался, как мог, но все же всему этому было далеко до праздников, которые когда-то устраивали папа и мама. В местах, отведенных для зрителей, было слишком мало скамеек, а в натянутом над ними для тени брезенте во многих местах зияли дыры. Шлаги и вымпелы на шестах выцвели. Когда-то они весело трепыхались на ветру, создавая яркую гамму красок, а сейчас вяло поникли под солнцем.
И ничего удивительного в этом не было – на такой жаре даже дышать было трудно. Гинни открыла веер своей кузины, но жарко-влажный ветерок, который он создавал, был каким-то липким и нисколько не улучшал ее настроения.
Гинни хотелось рассмотреть участников, которые ждали начала турнира в отдаленной рощице. Сколько их и кто именно претендует на ее руку? Но рыцари держались в укрытии, ожидая сигнала трубы. Когда они по очереди галопом вылетят на поле, каждого объявит герольд и каждый постарается на скаку подхватить кольцо с крюка.
Раньше Гинни с восторгом наблюдала за этим зрелищем, но сегодня ей было жарко, тягостно, и от страха крутило живот. И тут появился едва державшийся на ногах отец, которому Джервис помогал подняться по ступенькам. Судя по его багровому румянцу, Джон Маклауд уже приложился к бутылке. Мрачное выражение его лица не предвещало ничего хорошего.
Гинни села на свой трон. Он действительно оказался жестким и неудобным. Нервно ерзая, она ждала, как отец отреагирует на ее платье. Но он только крякнул, усевшись справа от нее. У Гинни зародилась надежда, если Эдита-Энн ошиблась, предсказывая, что он рассердится, может быть, она ошибалась и во всем остальном?
Дядя Джервис непрерывно озирался.
– Ты не видела Эдиту-Энн? – спросил он. – Куда она подевалась? Видно, придется начинать без нее.
– Начинай в самом деле, – пробурчал Джон. – Скорей начнем, скорей разделаемся.
Джервису не очень понравилось это приказание, но он подошел к барьеру и поднял обе руки. Раздался слабый звук одинокой трубы, но толпа тут же затихла.
На поле вышел Томас Перкинс, который изображал герольда и должен был объявлять участников. Он прокричал, указывая на главную трибуну:
– Слушайте все! Внимайте моим словам! Сейчас на прелестную леди Гиневру наденут корону королевы нашего турнира!
Гинни совсем забыла про эту традицию. Раньше королевой всегда была мама, которая надевала на голову прелестный венок из цветов. Это и была ее корона.
Но удовольствие, испытанное Гинни при объявлении герольда, испарилось, когда она увидела, что дядя собирается водрузить ей на голову огромную безобразную корону из позолоченного металла. Толпа приветствовала ее криками, но, ощутив на голове тяжесть короны, Гинни пожалела, что это не венок, который надевала ее мать. Он был бы и красивее, и обошелся бы дешевле, что, казалось бы, должно было быть немаловажным соображением для Маклаудов и не давил бы ей так на голову.
А ведь придется так сидеть много часов подряд, мысленно простонала Гинни. Тут Перкинс хлопнул в ладоши, и начался парад участников. Гинни, может быть, и почувствовала бы себя польщенной, что их так много – почти сорок человек, но вместо этого она прикидывала в уме, что, даже если каждый потратит на попытку снять с крюка кольцо лишь несколько минут, все равно турнир затянется на несколько часов.
Мистер Перкинс по очереди представлял участников. Каждый из них назвался по имени какого-нибудь рыцаря из легенды о короле Артуре, так что не было ничего удивительного в том, что она не узнавала их по имени. Хуже было то, что среди них было так мало знакомых лиц. На каждом был плащ, украшенный гербом, но никто не потрудился приготовить костюм как следует. Глядя на плохоньких лошадей и сшитые из простынь плащи, Гинни не узнавала красочных, романтичных праздников своего детства – вся затея казалась дешевой и безвкусной.
Сидевший рядом с ней отец поднес ко рту фляжку, но его глаза были прикованы к полю. Он молча оглядывал каждого участника, кивая головой, словно подсчитывая их количество. Когда объявили последнего, Ланса, он нахмурился. Наконец-то появился Ланс, с облегчением подумала Гинни. Какое ей дело до остальных? Ее Ланцелот опять ее спасет.
- Предыдущая
- 26/91
- Следующая
