Дорога гигантов - Бенуа Пьер - Страница 12

• Предыдущая
• 12/48
• Следующая

Я разглядел двух священников, несколько крестьян, несколько женщин, солдата королевской ирландской полиции, наконец, еще трех или четырех господ. Я силился угадать, кто из последних — мой лозаннский соперник, но тут возвестили, что поезд отходит, и все пошли к вагонам.

Д-р Грютли был маленький толстенький человечек, конечно, в очках; по-видимому, он боялся простуды: на нем было несколько жилеток, одна сверх другой; зеленоватая фетровая шляпа надвинута на выпуклый лоб. Он красив, но не изящен. Но круглое его лицо было не лишено приятности.

«В конце концов, — думал я, — ничто не позволяет мне с уверенностью предполагать, что он только тем и будет заниматься, что экзаменовать меня по части кельтских слов и корней. Да если бы он и вздумал, я имею же полную возможность не отвечать ему. Французская наука не будет посрамлена этим гельветским карапузом».

Мне был нужен воздух. Я опустил стекло в отделении, облокотился, переходил к другому окну, опять возвращался к первому, чтобы получить возможно полное впечатление от пейзажа. Пейзаж этот, под серым перламутровым небом, был, как я и ожидал, дик и скромен.

Поезд въехал в ланды Керри, пересеченные торфяными болотами и прудами, над которыми носились, как-то особенно четко в них отражаясь, водяные птицы. Ветер продувал насквозь вагон, открытый, как труба, и оставлял в нем запах вереска. Меня охватило и затем уже не оставляло воспоминание о прелестной девочке, к которой мчал меня поезд. Перед лицом строгой красоты мест, по которым он несся, я стал понимать, что лишь теперь узнаю, что такое Антиопа... Антиопа! Я вслух повторял это имя, чтобы лучше связать ее образ с образом ее родины.

Выкрикнули название маленькой станции:

— Килларней.

И я почувствовал, что это славное имя волнует меня потому лишь, что оно связано с нею. Чем скорее поезд минует тебя, Килларней, тем скорее буду я подле нее... Увидать ее? Меня начинало брать сомнение. Уверен ли я, что, по крайней мере, увижу ее? Странность моего поведения за эти две недели была поистине изумительна.

«Вы сказали, что я найду приют у графа д’Антрима? — небрежно спросил я у господина Теранса. — Не тот ли это граф д’Антрим, которому я когда-то имел честь быть представленным, около 1894 года, в Э-ле-Бене?» — Старик посчитал на пальцах и ответил: «Да, это он». — «У него была тогда дочь, лет тринадцати, она так шумно резвилась в садах Виллы цветов». — «Она и теперь существует, — сказал господин Теранс со своей обычной серьезностью, — и возраст ее вы помните очень хорошо: графине Кендалль теперь должно быть тридцать пять». — «Графиня Кендалль, сказали вы?» — «Да, мисс Антиопа вышла замуж, шесть лет назад за лорда Бакстера, графа Кендалла». — «А... граф д’Антрим живет вместе со своими детьми?» — «Они жили с ним в его замке Денмор, на северном берегу Ульстера. Но после смерти лорда Бакстера...» — «Леди Бакстер овдовела?» — «В июне 1914 года. Она имела несчастье потерять в этот день своего супруга, он погиб при автомобильной катастрофе, сама она спаслась только каким-то чудом... С тех пор она покинула замок Денмор, слишком напоминавший о пережитой трагедии, и переехала вместе с отцом в Мюнстер, в трех верстах от Трали, в замок Кендалла, полученный ею в наследство от супруга. В этом замке вы и будете поселены; я очень рад, что вы дали мне возможность познакомить вас с этими подробностями, потому что, выражаясь вполне точно, вы будете гостями графини Кендалль, а не графа д’Антрима. Впрочем, это совершенно безразлично, ввиду той дружбы, которая связывает отца и дочь, и ввиду той безграничной преданности, с которой графиня относится к делу свободной Ирландии».

Таковы подробности, сообщенные мне, по его собственному почину, г-ном Терансом. Понятно, я не рискнул расспрашивать дальше, чтобы не возбудить недоверия. И потом, разве не было пока совершенно достаточно и тех сведений, которые он сообщил?

В Трали, в скромной гостинице, я съел яичницу с ветчиной. Поезд отходил через два часа, и он должен был везти нас еще несколько миль — до станции, где прекращалось мое путешествие. Я вернулся на вокзал за десять минут до отхода поезда и остановился у книжного киоска на вокзале, чтобы купить несколько газет. Когда я расплачивался, подошел д-р Грютли. Я не хотел подать виду, что избегаю его. Филолог повертел в руках несколько книжек в очень пестрых обложках. Наконец, остановил свой выбор на «Она» Райдера Хаггарда, английском романе, которого нельзя не знать. Потом оба мы вошли в свои отделения.

На станции, о которой я только что упоминал, и где мы сошли, мы оказались на платформе только вдвоем. Становилось слишком трудным игнорировать моего спутника.

— Господа едут к графу Кендаллу?

С таким вопросом обратился к нам стоявший рядом с начальником станции высокого роста человек, что-то вроде ефрейтора.

Мы утвердительно кивнули. Он взял наши вещи. Д-р Грютли попросил поосторожнее обращаться с его саком.

Посреди обсаженной невысокими дубками площади ждала коляска с откинутым верхом.

Ефрейтор открыл дверцу.

Я дал дорогу доктору, так как он был старше.

Он поклонился.

— Профессор Станислав Грютли из Лозаннского университета, — сказал он.

Я поклонился.

— Профессор Жерар из Парижа, — ответил я, считая, что не нужно точнее обозначать связи, соединяющие меня с College de France.

В голубом небе неслись с резкими криками птицы, направляясь на запад. Легкие мои расширялись как-то радостно и вместе печально оттого, что я чувствовал уже близость моря, но еще не видел его.

И вдруг оно выглянуло сквозь гранитную расселину, громадное и черное, с белыми гребешками волн. Один из тех необъятных видов, которые научились мы в лицее любить, читая «Размышления».

Профессор вынул из футляра очки, старательно их протер и стал смотреть на океан.

— Это побольше Женевского озера, — сказал он, наконец, с любезной улыбкой.

— Иногда я любовался озером с Эвиана, — ответил я, исполняя долг вежливости, — там были настоящие громадные волны и не было видно противоположного берега.

— Значит, был очень, очень сильный ветер и большой туман.

И оба мы снова отдались своим мыслям.

Copper, copper[2]. Кажется таким возгласом, насколько я мог узнать по справкам в Национальной библиотеке, маленькие ирландские оборвыши встречают иностранцев и часами гонятся за их экипажами. Но за всю дорогу не встретился нам ни один из этих попрошаек. Под крышами хижин, попадавшихся на поворотах дороги, вился, тая в вечерней полумгле, желтоватый дымок, и только он говорил о том, что в домах живут.

Дорога, по которой катилась наша коляска, шла то выемками, то насыпями, то краем откоса и перерезала широкие поля темной земли, над которыми густеющие сумерки подымали испарения. И в зависимости от того, крепчал ли ветер, или ослабевал, доносились до нас то запах моря, то запах вереска.

Быстро надвигалась ночь. Д-р Грютли не мог больше читать, закрыл книгу, снял очки; я видел, что наступила минута взглянуть опасности в лицо.

Он любезно заговорил:

— Я, несомненно, имею удовольствие ехать с представителем Франции в комиссии, официально организованной нашими ирландскими друзьями?

Я поклонился.

— Другие наши коллеги уже прибыли? — спросил я.

— Не имею понятия.

— Не знаете, какие там представлены нации?

Профессор кашлянул.

— Если граф д’Антрим хочет придерживаться очень древнего обычая Соединенного Королевства, устанавливающего число гостей, которых может принимать лорд, — нас будет шестеро. Но сказать, какие именно страны направили своих представителей, я не могу. Знаю только — да и то совсем случайно, — что Швеция представлена нашим выдающимся коллегой Генриксеном, профессором римского права в Стокгольмском университете. Вот и все. А вы?

— Мне ничего не известно.

Коляска поехала медленнее. Она поднималась по крутому косогору между двух оврагов. Было слышно, как из-под лошадиных копыт скатываются во все стороны камешки.

• Предыдущая
• 12/48
• Следующая